Иван Новиков - Руины стреляют в упор
— Куда прешься? — хватал его за воротник полицейский.
— Пусти, дяденька, домой иду, — пытался он выскользнуть из цепких лап.
— Где живешь?
Саша называл деревню, расположенную километрах в пятнадцати — двадцати от Логойска. У него на всякий случай даже бумаги были за подписью старосты деревни. Не теряя времени, он вытаскивал из кармана свой мандат и показывал полицаю.
— Зачем в город приходил?
— Тетка у меня здесь есть, к ней приходил.
— Где живет твоя тетка?
Саша называл один из адресов, где его, в случае надобности, могли бы признать за племянника.
Не заметив ничего подозрительного в этом худом, наивном мальчике, полицейский отпускал его. Вырвавшись, Саша, с виду спокойно, шел дальше. А мальчишеское сердце наполнялось гордостью при одной мысли о том, что взрослые, серьезные и смелые люди идут по его следу. Комиссар отряда товарищ Макаренко не каждому поручает такое ответственное дело!
Говоря Крыживцу, что он исчезнет на некоторое время, Балашов ничего не выдумывал. Действительно, горком предложил ему целиком отдаться делам подполья. Их уже набралось много.
На железнодорожном узле работала группа военнопленных. Измученные, обессиленные, они мечтали только о том, как бы вырваться на волю и снова взяться за оружие. Железнодорожники постепенно сошлись с ними, сблизились.
— Хлопцы, помогите убежать! — просили пленные рабочих. — Ведь вы здешние, знаете и дороги и леса. Нам только бы добраться до леса да кое-какое оружие добыть...
Сначала подпольщики не открывались, отвечали неопределенными обещаниями. Но вот от Славки поступил приказ готовить наиболее надежных к побегу, — делать это с большой осторожностью, чтобы не завалить дело.
— Скорей бы только, — просили пленные. — Нас могут внезапно вывезти в Германию. Мы уже и сухарей сберегли...
Голод грыз их исхудалые тела, и все же пленные откладывали часть своих мизерных пайков, чтобы продержаться некоторое время после бегства. Люди жили надеждой... Неужели друзья-железнодорожники не помогут им вырваться из этого пекла и стать в строй народных мстителей?..
Балашова отозвали с работы, чтобы ускорить побег пленных. К нему пришла смуглая Леля — хозяйка квартиры, в которой жил Казинец, и сказала:
— Славка дал нам одно поручение. Пошли.
Они уже хорошо знали друг друга, поэтому Апанас Балашов не стал допытываться, куда его позвали. Оделся и пошел за Лелей, на некотором расстоянии от нее. Пришли на улицу Мясникова, неподалеку от Дома правительства. Остановившись на секунду, Леля сделала Балашову знак рукой, чтобы подождал, а сама исчезла в подъезде.
Апанас начал медленно ходить по тротуару. Далеко от подъезда, куда нырнула Леля, не отходил, но и не останавливался возле него. Нужно было остерегаться, чтобы не нарваться на шпика. Однажды он уже стоял под дулами автоматов, знает, что это такое...
...Случилось это еще в первые дни оккупации Минска. Немцы приказали Балашову вести состав в Борисов. Доехали до станции Минск-Восточная. Состав остановился, но локомотив, конечно, работал. Фашистский надзиратель, стоявший рядом, не знал, как устроен тормоз на наших паровозах.
— Поехали! — приказал он Балашову.
Манометр показывал полное давление, а поезд стоял. Перевел реверс и раз, и другой, и третий — ни с места. Фашистский контролер то на приборы глянет, то к колесам кинется — ничего не понимает.
— О, доннер веттер! — выругался он и стукнул прикладом автомата о стенку будки.
В этот миг Балашов неуловимым, но резким движением снял тормоз. Паровоз рванулся изо всей силы, и гитлеровец стукнулся головой о стенку. Где-то затрещал, заскрежетал металл, поезд помчался вперед.
— Хальт, хальт, русиш швайн! — заорал гитлеровский надсмотрщик.
Поезд остановился возле небольших кустиков. Но это был уже не состав, а половина его. Вторая половина, оторванная, осталась по инерции на месте.
Сзади к паровозу бежали с автоматами гитлеровцы, сопровождавшие состав. Они что-то злобно кричали, размахивали оружием.
«Ну, будет сейчас...» — подумал Апанас.
Поговорив о чем-то между собой по-немецки, они приказали Балашову идти вперед, к кустам, а сами наставили на него автоматы.
«Вот и отгулял я на белом свете...»
Согнувшись, будто держа на плечах непосильную ношу, он шел навстречу смерти.
Сзади послышался окрик. Приказали идти назад, к поезду. На душе стало легче: «А может, передумают, не застрелят?» Около паровоза дали в руки лопату и приказали:
— Копай! Здесь мы тебя пуф-пуф!
Уже надвинулась ночь. Под тусклыми огнями красных фонарей песок, который Балашов неторопливо выбрасывал из ямы, казался окровавленным. Нога вяло нажимала на лопату. Железо громко скрежетало о камни, скользило по ним, не хотело лезть в землю.
Когда яма была выкопана по колено, гитлеровцы неожиданно приказали:
— Бери зубило, молоток и ремонтируй! Не отремонтируешь — капут!
Провозился всю ночь.
— Нужно бросить оторванные вагоны и ехать дальше, — предложил Балашов.
— Работай, а то яма готова!..
На рассвете взяли сцепку, закрепили кое-как за буферный брус и поехали в Борисов.
Ехали чуть не ощупью.
Движение на этой линии было задержано.
Так начал Балашов свою полную тревог и опасностей жизнь подпольщика. Теперь у него уже был какой-то опыт. Научился не только смотреть смерти в глаза, но и обманывать смерть.
...Минут через двадцать из подъезда показалась Леля. Двое дюжих парней тащили за ней санки с большим узлом. По сигналу Лели Балашов подошел к ним.
— Берите и везите, — тихо сказала она. — Для пленных...
Те двое вернулись, а он потащил. Леля проводила его до Западного моста, потом также отстала. Одному тащить было тяжело: местами на мостовой не было снега, и санки с грузом скрежетали по камням. Пока добрался до Вирской улицы, даже вспотел.
Там встретили свои люди. Втащили груз на второй этаж, развязали. Из-под одеяла на пол вывалились шапки-ушанки, перчатки, белье, бинты, медикаменты. Все это Славка с помощью подпольной организации гетто собрал для пленных, которые готовились убежать в лес.
Кузнецов тут же приказал Балашову отнести медикаменты в депо и раздать пленным, подготовленным к побегу.
Как раз начался обеденный перерыв. Идти обедать и пленным и рабочим было некуда. С их пайками — ничтожными кусочками хлеба или сухарей и совсем крохотными ломтиками твердого, состоящего из одних сухожилий мяса — расправиться можно было самое большее за пять — десять минут. А тут целый час отдыха. Пленные незаметно группировались возле железнодорожников-подпольщиков, готовые в любой момент по их команде рвануться или в бой, или из города. Они жадно ловили каждое слово Нитиевского, Девочко, Шкляревского. Балашов быстренько рассовал всем по карманам бинты, медикаменты и приказал беречь пуще своего глаза.
— Нам это не легко достается, каждая крупинка лекарства на счету, — предупредил он. — Если кто не сбережет, пусть не рассчитывает на дальнейшую нашу помощь.
— Зачем об этом говорить, сами понимаем, — отозвались пленные. — Но когда все же выведут нас отсюда? Мы готовы в любой момент придушить конвоира...
— Не в конвоире дело, — ответил Балашов. — Нужно будет — придушите. А относительно отправки в лес ждите приказа. Видите, готовимся. Одежду уже имеем, а оружие еще нужно искать. Если вам что попадет под руку — не упускайте случая, все прячьте: нож, пистолет, винтовку, еще лучше — автомат. Все пригодится.
Да, трудней всего было добывать оружие. Балашов всегда удивлялся, как это Славке удавалось достать столько пистолетов, автоматов, гранат. Всякий раз, когда из леса приходил маленький связной Саша, Славке сообщали об этом, и он давал адреса, где хранилось оружие для тех, кто идет в партизаны.
Сам Апанас также ходил в Старосельский лес, на то место, где в первые дни войны шли бои красноармейцев с фашистами, и принес оттуда несколько неисправных пистолетов и гранат-лимонок. Сколько поработать пришлось, чтобы отыскать их! А здесь — пистолеты целыми дюжинами...
А разве все знал Балашов? Откуда он мог знать, что совсем недавно из квартиры комсомолки Лиды Драгун, которая жила на Надеждинской улице, представитель отряда Владимира Ничипоровича Иван Рябышев забрал целый ящик гранат и мешок медикаментов и перевязочного материала, пишущую машинку, много бумаги, теплую одежду и даже листовки, напечатанные подпольщиками. А сколько оружия и медикаментов регулярно отправлялось в отряды Воронянского, Ничипоровича и во многие другие отряды, которые опирались на минское подполье! Горком действовал неутомимо, энергично, но тайно.
Особенно много одежды, медикаментов и продуктов собирал Казинец в гетто. Там была крепкая партийная группа во главе с Михаилом Гебелевым и Григорием Смоляром.
