Донская рана - Александр Александрович Тамоников
Надо сказать, что к тому моменту (а шел уже третий час ночи) Виктор Степанчук порядком устал и страшно хотел спать. Как нарочно, к этому времени пошел снег, видимость резко ухудшилась. Вроде бы небольшое расстояние было до места, где Шубин устроил свою «телефонную станцию», но, пройдя метров сто от хутора, Степанчук вдруг понял, что потерял нужное направление и не знает, куда идти. Он запаниковал. Кричать? Но что в таком случае кричат немцы? Он не знал.
Огромным усилием воли он взял себя в руки и сообразил, что у него есть верная дорога к Шубину – это телефонный провод. Надо всего лишь по своим следам вернуться туда, где он точно видел провод, и идти по нему. Степанчук так и сделал. Он вернулся к окраине хутора и дальше шел, держа в руке провод. В итоге дошел до балки, в темноте свалился в нее – и упал прямо в объятия Шубина.
– Ну, ты и гулять мастер! – неодобрительно высказался разведчик. – Принес рацию? Давай скорее! Я узнал много подробностей завтрашней операции немцев. Надо их скорее передать.
Шубин включил рацию, настроил ее и передал в штаб Южного фронта большую радиограмму, содержащую секретный немецкий план об операции в станице Манычская.
Глава 11
На следующее утро, едва начало светать, немецкая артиллерия открыла ураганный огонь по северной окраине станицы. Два часа грохотала канонада, стараясь сровнять с землей последние строения в этой части большой станицы. А спустя два часа немцы пошли в атаку. Двигались плотные цепи мотопехоты, а между пехотинцами катили танки «Panzir-4». И этого еще мало: немецкие минометчики стали обстреливать северную часть станицы минами с дымовыми шашками. Половину Манычской окутал густой белесый туман, в котором мало что было видно. В целом складывалось впечатление, что противник бросил в наступление все свои силы и с минуты на минуту ворвется в укрепления советских подразделений и захватит северную часть станицы. А после этого он получит возможность выйти к мосту через реку Маныч – и таким образом цель его наступления будет достигнута. Немцы захватят мост и не дадут возможности советским войскам продолжить движение к Ростову.
Если бы наше командование не было предупреждено о хитроумном плане немецкой операции, оно обязательно решило бы перебросить часть сил с южной окраины станицы на север. А это были бы наши танки, закопанные в землю среди домов станицы. Таким образом, наши сделали бы ровно то самое, чего немцы и хотели. Танкисты выдали бы свое расположение, вышли из укрытий, и немецкая артиллерия смогла бы их уничтожить.
Однако Глеб Шубин накануне не напрасно устраивал свою «телефонную станцию», не напрасно два часа лежал в снегу, слушая беседу двух немецких генералов, и не напрасно гонял Степанчука за рацией. В результате наше командование знало, что все эти действия немцев: натиск на северную окраину станицы, использование дымовых шашек, ввод в действие последних танков, оставшихся у немецкого командования, – все это было лишь представлением. И генерал Еременко, командующий Южным фронтом, на этот спектакль не купился. Советские танки остались стоять в своих укрытиях.
Постепенно немецкое наступление на северную часть станицы забуксовало. Генерал Гот, следивший в бинокль за ходом сражения, в сердцах бросил бинокль на стол командного пункта и воскликнул:
– Проклятые русские! Они так и не двинулись с места! Они будто знали, что мы не собираемся захватывать север этой чертовой станицы. Такое впечатление, что у них отлично сработала разведка. Почему наши разведчики не работают так же хорошо?
Разумеется, на этот вопрос генерала Гота никто на командном пункте ответить не мог. Тогда начальник штаба предложил генералу:
– В таком случае, ваше превосходительство, если русские не приходят на помощь своим частям на северной окраине Манычской, тогда мы может превратить это показное наступление в настоящее. Может быть, нам стоит бросить в бой резервы, которые нам дал фельдмаршал Манштейн, и захватить северную часть станицы? Тогда мы сможет повернуть на юг и добить русские войска в станице…
Гот немного поразмышлял, а затем произнес:
– Да, полковник, это единственный разумный план в сложившихся условиях. Я не вижу другого подходящего варианта. Прикажите полковнику Мольтке двинуть в бой свои резервы.
По другую сторону фронта, на командном пункте командующего Южным фронтом генерала Еременко, тоже внимательно следили за ходом боя. И вот генерал и другие офицеры штаба увидели, как в заснеженной степи появились новые группы немецких танков. Не менее 40 бронированных машин двигались в сторону северной части станицы.
– Противник решил бросить в бой свои резервы, товарищ генерал! – доложил начальник разведки фронта полковник Уколов.
– Я так и думал, что они на это пойдут! – воскликнул Еременко. – Значит, они все-таки решились! Отлично! Тут мы их и разгромим. Вот теперь мы можем вывести из укрытия наши танки и двинуть их против немецкого резерва. Ведь у противника уже не осталось в запасе сил, чтобы атаковать южную часть станицы. Прикажите танкистам атаковать немецкие «Panzir-4». В ближайший час судьба боя должна решиться.
– Я так думаю, товарищ генерал, что в ближайший час решится не только судьба станицы Манычская, но и судьба всей нашей операции на Кавказе, – заметил на это полковник Семенов, начальник штаба фронта.
Советские танки вышли из своих укрытий в южной части станицы и рванулись навстречу немецким машинам. На подступах к станице, а затем и на ее улицах развернулось настоящее танковое сражение. В ходе этого сражения стороны понесли примерно одинаковые потери. Но советские войска могли подтянуть дополнительные силы, усилить давление на немецкие подразделения. А у фашистов уже никаких резервов не было. Поэтому к вечеру они начали отходить от станицы. А на следующий день отошли почти на пятьдесят километров от реки Маныч. После этого всему немецкому командованию на Кавказе стало окончательно ясно, что речь теперь может идти не о контрнаступлении, не о сохранении тех или иных позиций, а только о срочном отводе своих частей из Ростова, Батайска и других пунктов. Полковник Семенов оказался прав: судьба всей ростовской операции советских войск была решена в этот день, 22 января, в битве у станицы Манычская.
Когда успех наших войск стал очевиден, генерал Еременко вызвал к себе начальника фронтовой разведки полковника Уколова и спросил:
– Скажи, Иван Трофимович, а откуда ты получил такие подробные и точные данные о немецкой операции в станице? Случайно не от этого вездесущего капитана Шубина?