Джек Хиггинс - Операция «Валгалла»
— И двое ваших людей. Я думал об этом. Мы можем дать вам санитарную машину. При возвращении в ней всем хватит места.
— Вы имеете представление об обстановке на пути отсюда в Арлберг, сэр?
— Могу догадаться, — сказал Маллголланд невозмутимо.
— И вы хотите, чтобы я отправился туда с двумя людьми и раненым немцем? — голос Говарда звучал ровно, без всякого волнения. — Это приказ?
— Нет, я не имею власти вам приказывать, капитан, как, я уверен, вам известно. Голая правда состоит в том, что у меня больше нет никого, кого я мог бы туда отправить. Это медицинская часть, и как вы сами видите, у нас по уши работы.
Говард довольно долго смотрел на письмо, потом кивнул.
— Я поговорю со своим сержантом Гувером и рядовым Файнбаумом, если не возражаете, сэр. Я думаю, что при данных обстоятельствах им должен быть предоставлен некоторый выбор.
— Прекрасно, — согласился Маллголланд. — Но, пожалуйста, не тяните с принятием решения. — И он повторил фразу, сказанную ему Шенком: — Время в этом деле очень существенно.
Говард вышел. Маллголланд посмотрел на Гранта.
— Что ты о нем думаешь?
— Не знаю, сэр. Но, на мой взгляд, с него уже достаточно.
— А всем нам, главный сержант? — произнес Маллголланд устало.
Файнбаум и Гувер установили маленькую палатку в конце ряда, по другую сторону от транспортной стоянки. Гувер увлеченно писал письмо, пока Файнбаум, сидя на корточках у входа, разогревал на портативной плитке фасоль в котелке.
— Фасоль, опять фасоль. Неужели эти англичане ничего больше не едят?
— Возможно, ты предпочел бы НЗ? — сказал Гувер.
— О, относительно этого у меня большие планы, Гарри. После войны я собираюсь купить полный грузовик этой дряни, военных излишков, понимаешь? Я собираюсь доставить это моей старой бабушке, которая держит строго кошерный дом. Такой кошерный, что даже кошки становятся религиозными.
— Ты собираешься кормить кошек НЗ?
— Так точно.
— И разбить старушке сердце? Чем она это заслужила? Что она тебе сделала?
— Я тебе скажу, что она сделала. В тот день, когда япошки бомбили Пирл-Харбор, он позвала меня и сказала: «Мэнни, ты знаешь, что тебе делать». Открыла входную дверь и указала направление к вербовочной конторе и подтолкнула меня в спину.
Он положил бобов на жестяную тарелку и подал ее Гуверу. Сержант сказал:
— Ты слишком много болтаешь, но я тебя понимаю. Мне самому до чертиков здесь надоело.
— Когда мы отсюда выберемся? — спросил Файнбаум. — Я имею в виду, что я уважаю и люблю нашего благородного капитана, как никто другой, но сколько мы можем околачиваться около него и ждать, пока он обретет свою богом проклятую душу.
— Прекрати это, — сказал Гувер. — Знаешь же, что ему сильно досталось.
— В этой игре есть только два способа существования, живым или мертвым. За этот год, что я служу с тобой и с ним, я видел, как ушло много хороших мужиков. Но они умерли, а я — нет. Я не торжествую по этому поводу, но это факт жизни, и я не собираюсь сидеть и оплакивать их.
Гувер поставил тарелку.
— Потому что ты сукин сын. Я только что сделал открытие. Ты не делаешь этого, потому что ты у нас патриот или еще кто-то. Ты делаешь это, потому что тебе нравится. Потому что это тебя взвинчивает так, как ничто другое.
— Пошел ты!
— Чего тебе не хватает? Еще одной звезды героя? Ты хочешь стоять в одном ряду с другими героями?
— А ты хотел бы, чтобы я вернулся в тот подвал в Ист-сайде и за тридцать долларов в неделю пришивал пуговицы на гульфики, когда случается, что мне негде играть на кларнете? Нет уж, спасибо. Прежде, чем я туда вернусь, я лучше вырву чеку у одной из гранат, что на мне. Я хочу тебе еще кое-что сказать, Гарри. — Его голос стал низким и убеждающим. — Для меня день сейчас, что год прожитый до войны. Когда настанет мой черед, я надеюсь, что получу прямо промеж глаз, примерно за минуту до подписания мирного договора. А если тебе, детка, и нашему благородному капитану это не нравится, займитесь чем-нибудь другим.
Он встал и, повернувшись, обнаружил, что Говард его слушает. Они стояли, и ни Гувер, ни Файнбаум не знали, что сказать теперь.
Первым заговорил Говард:
— Скажи мне, Файнбаум, вот Гарланд, Андерсен, О'Гради, да все парни из нашей части, на всем пути по Европе с самого D-дэй, ты о них никогда не думаешь? Неужели факт их смерти ничего для тебя не значит?
— Парни умерли, так они умерли. Правильно, капитан? Я имею в виду, что, может быть, какая-то частица моего мозга о них скучает или еще что-то, но я не могу этого изменить.
— И ты думаешь, что они выполнили свое предназначение?
— Вы говорите о справедливости войны, сэр? О достойности наших целей и прочем подобном вздоре? Боюсь, этого я тоже не приемлю. Я считаю так, последние десять тысяч лет, каждый день кто-то где-то вытряхивает душу из кого-то. Это в природе нашего вида.
— Знаешь, Файнбаум, я начинаю думать, что ты, возможно, прочел одну-две книжки.
— Может быть, капитан. Чего не бывает?
— Ладно, — сказал Говард. — Ты рвешься в бой? Так у меня для тебя приготовлено знатное развлечение. Слышал когда-нибудь о генерале Гамильтоне Каннинге? — Он коротко обрисовал ситуацию.
Когда он закончил, Файнбаум сказал:
— Не доводилось слышать ничего более странного. Но там же территория индейцев.
— Между нами и Арлбергом пятьдесят миль этой территории.
— И они хотят, чтобы пошли именно мы? Три парня в санитарной машине с немцем на носилках. — Он засмеялся. — Знаете, капитан, мне это нравится. Да, определенно, нравится.
— Хорошо, тогда пойди скажи главному сержанту Гранту, что мы идем. Скажи ему, что я через пять минут подойду, чтобы поговорить с этим немецким лейтенантом Шенком, и двигайся. Если мы собираемся идти, мы сразу выходим.
Файнбаум выбежал из палатки, а Говард наклонился и взял с плиты кофе. Гувер сказал:
— Вы уверены, что правильно поступаете? Вы неважно выглядите.
— Знаешь, Гарри, я устал до мозга костей. Устал так, как никогда не уставал за всю свою жизнь, а спать не могу. Ничего не чувствую, ничего не хочу, — признался Говард. — Может быть, мне нужно понюхать пороха. — Он пожал плечами. — Может быть, мне нужно это, как Файнбауму. — Он положил в рот сигарету. — Знаю одно, мне сейчас лучше пойти и рискнуть собой, чем прятать здесь свою задницу и ждать конца войны.
Финны стояли лагерем на ферме невдалеке от главной дороги и примерно в десяти милях от Арнгайма. Их было тридцать восемь человек под командованием хауптштурмфюрера Эрика Сорсы.
55-ая бронетанковая дивизия «Викинг» была первой и, без сомнения, лучшей иностранной дивизией «Ваффен-СС». Укомплектована она была, в основном, голландцами, фламандцами, датчанами и норвежцами, финны присоединились в 1941, пополнив войсковые подразделения опытными лыжниками, которые были чрезвычайно нужны во время Русской кампании.
В январе 1945 года потери на Восточном фронте были такими колоссальными, что было решено создать новый полк, совместно германо-финский. Проект получил новое развитие, когда несколько десятков финнов, оставшихся в живых, с Сорсой в качестве своего командира дали ясно понять, что они не будут возобновлять свой контракт с правительством Германии после 1 мая. Поэтому, из штаба дивизии в Клагенфурте пришел приказ, в соответствии с которым они перебазировались на ферму в Оберфельде, где им надлежало ожидать дальнейших распоряжений, именно этим они и были заняты ровно три недели.
Сорса, двадцати семи лет от роду, был красивым молодым человеком с вьющимися волосами. По фасону его горский головной убор был таким же, как у всех в армии: эдельвейс с левой стороны, спереди, обычная для СС, «мертвая голова». На манжете надпись в две строки: Финский добровольческий батальон Ваффен-СС. Нарукавная нашивка была черной с белым львом. Он носил два Железных креста, серебряный значок за ранения и нашивку за Зимнюю кампанию.
Сорса стоял в дверях фермерского дома, курил сигарету и наблюдал за десятком своих людей, спускавшихся на лыжах между деревьев по склону выше за фермой следом за пожилым главным сержантом Матти Гештрином. Гештрин завис над стеной амбара, совершил мастерский прыжок, и остальные друг за другом через равные промежутки точно повторили его маневр. Сильные, уверенные в себе люди в двусторонней зимней униформе, белой с одной стороны и осенней расцветки с изнанки.
— Видели что-нибудь? — спросил Сорса.
— А должны были? — ухмыльнулся Гештрин. — Я думал, мы просто тренировались. Из штаба никаких известий?
— Нет, мне кажется, о нас забыли.
Гешртин, закуривая сигарету, посмотрел из-за плеча Сорсы и перестал улыбаться.
— Судя по всему, я бы сказал, они как раз о нас снова вспомнили.
Штабная машина спускалась по покрытой снегом дороге, Гоффер был за рулем, Риттер в камуфляжной куртке с поднятым капюшоном сидел с ним рядом. Штрассер и Эрл Джексон расположились сзади. Гоффер завел машину во двор фермы и остановил ее. Сорса и Гештрин остались стоять, где стояли, у двери в дом, но остальные финны существенно приблизились, один или двое сняли с плеча пехотные винтовки «Маузер». Сорса сказал им тихо что-то по-фински.
