Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга III
Что и говорить — «самодельные» слова. Но что делать! На фронте нередко в творчестве приходится обходиться «собственными словами». И не беда, что «непрофессионально». Зато все, что сказано в песне, — сказано от души!
Сколько мы не пытались узнать, кто сложил эти слова, ничего путного добиться не удалось. Безымянен автор. Но, наверное, это и здорово — если полюбилась песня, пошла по всему Черноморью. Значит, отвечает она на то, что творится в наших душах.
А подтекст к ней каждый вкладывает свой. Вот и сегодня — поют ребята, а наверняка думают о тех, кто навсегда остался лежать там, на Крымской земле в искореженных и обожженных «илах». И еще о том, что они отомстят за них.
Имя на фюзеляже
Их было немного — всего двенадцать человек, хмуро сидевших у капонира.
Молчание затянулось, потому что никто не знал, каким должно быть первое слово. Но вот поднялся замполит капитан Зубков и, решительно махнув рукой, тихо бросил:
— Говорить здесь долго нечего… Вопрос?.. Какой же вопрос?! Так и запишем: «Протокол общего собрания авиаэскадрильи». Повестка дня тоже ясна: «Отомстить за смерть нашего боевого комсомольского руководителя Игоря Васильевича Громова».
— Начинай! Верно! — послышались одобрительные возгласы.
Сохранился и этот «Протокол № 1». Приведу его целиком как ярчайшее свидетельство раздумий, которыми мы жили.
«Повестка дня: 1. Отомстить немецко-фашистским захватчикам за смерть нашего боевого секретаря комсомольской организации Громова Игоря Васильевича.
Слушали заместителя командира по политчасти капитана товарища Зубкова:
Товарищ Громов имел 113 боевых вылетов. Он воевал против фашистских варваров на Ленинградском фронте. Оттуда был переведен в нашу часть. Тов. Громов за время войны участвовал в защите г. Севастополя и до конца жизни громил врагов нашей Родины. Тов. Громов был передовым организатором комсомольской работы. Личным боевым примером показывал комсомольцам, как нужно драться. Этим примером он сплотил вокруг себя комсомольцев своей организации.
Комсомольцы должны дать клятву: мстить фашистским захватчикам за товарища Громова, показать себя честным и воевать так, как воевал Громов.
Выступили:
Жуковский. — Товарища Громова я знаю почти с начала войны как хорошего товарища, как боевого секретаря и организатора. Клянусь перед комсомольцами, что до конца своей жизни буду мстить за нашего боевого секретаря тов. Громова!
Оплетин. — Товарищи комсомольцы, это первое собрание, на котором нет Громова. Не один Громов погиб от фашистской руки. От этих врагов погибли миллионы ни в чем не повинных советских людей. Поклянемся же, товарищи, что беспощадно будем мстить за нашего друга. Гитлеровцы заплатят сотнями своих солдат за нашего секретаря. Товарищи, я предлагаю на одном из боевых самолетов написать лозунг: „Отомстим фашистским варварам за нашего боевого секретаря товарища Громова!“
Постановили:
Заслушав сообщение капитана Зубкова о героической смерти экипажа старшего лейтенанта Евстифеева, в состав которого входил секретарь лейтенант Громов, общее комсомольское собрание выражает глубокую скорбь по случаю гибели нашего секретаря и друга. Проклятые гитлеровские разбойники вырвали из наших рядов отважного борца и авторитетного руководителя, до конца преданного коммуниста, секретаря комсомольской организации. Поклянемся отомстить за смерть своих товарищей.
Будем бить врага так же метко, как Громов. Сохраним же о нем светлую память в наших сердцах и понесем ее как знамя смертельной ненависти к врагу, как знамя окончательной победы над врагом.
Комсомольское собрание предлагает написать лозунг на одном из боевых самолетов: „Отомстим за товарища Громова!“»
Голосовали молча. Молча и расходились. А через полчаса их машины уже выруливали на старт.
Я не позавидовал тем фашистским летчикам, которые встретятся им в этом полете…
* * *Солнце палило немилосердно. Травы пожухли, и все поле подернулось пепельным белесым цветом.
Даже фюзеляжи самолетов, казалось, раскалились докрасна: дюраль жег пальцы.
Спасительная тень — только под крылом. Но разве под ним спрячешься, если ты не один, и не двое… Гимнастерки взмокли. На лицах — крупные капли пота.
— Пожалуй, начнем! — капитан Демидов жестом подзывает лейтенанта Нужина. — Давай карту.
Карту расстилают прямо на земле.
Летчики усаживаются кружком.
— Вот так орлы… — в голосе Демидова озабоченность. — Штурмовка на этот раз серьезная. Будем бить по кораблям в водах Дуная. Здесь и здесь… — Карандаш стремительно летает по карте.
— Что известно о зенитной обороне?
— У холмов — батарея. Это точно. Но точно и то, что такие «объекты», как Дунай, одной батареей не охраняются. Значит, встретим еще что-нибудь. Замаскированное, а потому, видимо, и не обнаруженное… Еще вопросы есть?
— Вопросы будут на месте. — Нужин поднимается с земли. — Только решать их придется самим.
— А ты с Гитлером посоветуйся. На крайний случай — с Герингом.
— Пробовал. Не соединяют. Обюрократились, сволочи. Я им лично «пожалуюсь». Когда в Берлин приду!
— Вот-вот. Наведи у них там порядок.
— Сегодня и начнем «наводить»…
Давыдов улыбнулся. Это хорошо, что у ребят перед полетом отличное настроение. А шутки? Это не беззаботность. Без шуток в их деле нельзя. Скорби на войне и так хватает.
— За штурмовики, хлопцы, головой отвечаете!
— А мы всегда головой отвечаем…
Вот тяжело нагруженные штурмовики поднялись в воздух. Через считанные секунды стартовали «яки». Построились в боевой ордер. Истребители на сей раз вели Локинский и Кологривов.
Под крылом блеснула широкая гладь Дуная. «Куда же делись корабли?» — озабоченно думает Локинский.
— Шеф, смотри — они у пирсов замаскировались! — в наушниках голос Кологривова.
Локинский уже сам различает сторожевики, катера, баржи. Неуклюжим сундуком в них вклинилась землечерпалка.
— Начинайте!..
Первая волна штурмовиков проходит над кромкой берега.
И сразу — взрывы, огонь, дым.
— Следи за воздухом! — Локинский знает, что и Кологривову «не терпится». Но они договорились атаковать «по очереди». Конечно, ежели «мессеры» не появятся.
Три баржи пылают. Это поработали штурмовики Давыдова.
Локинский бьет по катеру. Тот вспыхивает костром.
Но в воздухе — гроздья огня: опомнившиеся фашистские зенитчики вступили в дело. Но ненадолго. Вот над их батареей взлметнулись взрывы.
«Молодец Кологривов, — благодарно думает Лакинский. — В самое время ударил: вторая шестерка „илов“, которую вел Нужин, уже заходит на цель».
Землечерпалка вдруг начинает чадить и через мгновение выбрасывает высокий сноп искр. Горящие катера расползаются по реке. С их бортов прыгают в воду солдаты.
— Кто атаковал катера? — не удерживается Локинский. — Отлично сработано!
— Молодежь! — В голосе ведущего — гордость: Сандбаталов, Еремин, Иванов…
— Пора домой…
— Вроде бы дело сделано…
Самолеты круто отворачивают от Дуная.
* * *Нет безымянных штурмовиков. За ними — подвиг. За ними имена героев. Вот они: Локинский, Кологривов, Давыдов, Нужин, Иванов, Сандбаталов, Еремин, Новиков, Шакиров, Косихин, Дойников, Петрищев. И только еще начинающие свой ратный труд — Алексеев, Понамарев, Козлов. Это их работа: 2 БДБ были сильно повреждены, уничтожено до сотни вражеских солдат и офицеров. После первого же захода большой транспорт, стоявший в порту, катер и баржа врага были подожжены прямыми попаданиями бомб. На берегу вспыхнуло четыре больших пожара.
Так шла по земле наша месть. За товарищей, сгоревших в небе. За руины, оставшиеся за спиной, за развалины освобожденных городов. За безмерное горе народное…
Друзья комсорга Игоря Громова не бросали слов на ветер. Где бы ни проходили наши самолеты, они несли на крыльях своих возмездие.
Где зимуют раки
Ведущий второй пары Николай Петров вышел из боя в самом его начале: пушечная очередь «мессера» распорола бензобаки, штурмовик вспыхнул как факел. К счастью, летчику удалось выброситься на парашюте. Впоследствии он рассказал:
— Прикрывали вы нас хорошо, сам видел! — Я не в счет. Таких штурмовок без потерь не бывает… Но я — о другом. Это был тот редкий случай, когда летчик с земли наблюдает за действиями своих же товарищей в воздухе.
— Но как же тебя не схватили? Ведь ты приземлился почти рядом с колонной, которую мы штурмовали?
— Просто повезло. У самой земли ветром меня снесло в кустарник. А гитлеровцам, сам понимаешь, было не до меня — каждый из них думал только о своей шкуре. — Они разбегались по кюветам и обочинам, падали и смотрели, естественно, в землю, а не по сторонам. Конечно, я был бы, мягко говоря, огорчен ежели бы они ринулись к кустам и напоролись на меня. Тогда бы пришлось прощаться с жизнью во второй раз. Но добежать до кустов у них просто не было времени. Мы, вернее вы, — поправился он, — уже утюжили дорогу. И тут было не до перебежек.
