Иван Шевцов - Бородинское поле
Так размышлял Глеб, подъезжая к своему НП. А потом появились самолеты. Их было около тридцати. Приблизительно половина из них прошли правее, стороной, от взора Глеба их скрыла высокая тополиная стена. Зато он хорошо видел, как другая группа самолетов шла прямо на КП полка. Он бросил повод своей лошади Чумаеву, спешился и торопливо сказал:
- Скачи в рощу! - И сам пошел на свой НП.
Он ожидал мощного бомбового удара по огневым позициям своего полка, по батареям. Какая-то горькая досада легла на душу и угнетала: что, если его артиллерию разобьют еще до того, как на Бородинское поле пойдут фашистские танки, разбомбят с воздуха, не дав им исполнить свой священный долг? Стоя у блиндажа, он наблюдал, как дюжина "юнкерсов" сделала разворот, как ему показалось, над Шевардино. Думалось, что сейчас на деревню посыплются бомбы. Но бомбы не посыпались, и самолеты не долетели до Шевардино, встреченные плотным огнем зениток. Они поспешно развернулись и затем коршунами друг за другом пошли в пике над лесом, за которым проходил передний край. Они пикировали на деревню Фомкино, которую не было видно за лесом ни с Шевардинского, ни с Наполеоновского курганов. Но Глеб видел, как один самолет, растянув над горизонтом длинную черную полосу дыма, уходил на запад. Он облегченно вздохнул: на этот раз опасность пронесло мимо. Но он-то хорошо знал, что будет еще второй, третий, десятый налеты, будут жестокие бомбежки, которые его больше всего беспокоили, потому что с воздуха его полк, впрочем, как и вся 32-я дивизия, был недостаточно защищен.
Первый налет немцев на какое-то время отвлек мысли Глеба о сыне. Он не знал, что и Святослав Макаров видел "юнкерсы", пикировавшие на деревню Фомкино. Вооруженный самозарядной винтовкой с плоским штыком, Святослав и еще пять его товарищей во главе с сержантом находились в боевом охранении.
Они расположились в неглубоком окопчике на западной опушке небольшой овальной, насквозь просматриваемой рощицы, в которой осины уже сбросили свои багряные одежды, березы тоже наполовину осыпались, и лишь красавец клен полыхал золотым пожаром, и от его пламени в рощице было светло и тревожно. За рощицей на восток - лес, перед лесом - противотанковый ров, а за рвом вдоль опушки окопы первой линии обороны. Над ними проплыла стая "юнкерсов", сбросила бомбы и возвратилась назад, туда, где уже слышалась напряженная, тревожно-суровая музыка боя. Курсанты знали: там сражаются окруженные врагом наши дивизии. Еще сегодня утром они встретили идущих оттуда бойцов. Заросшие щетиной, изнуренные, они молча прошли через боевое охранение, не желая отвечать на вопросы.
Святослав пристально всматривается вперед: сержант определил ему сектор для наблюдения. Впереди открытое поле убегает к дальней опушке рощи,, из которой и должен появиться враг. Ничто не мешает обзору, даже одинокая молодая березка метрах в двадцати. Хотели срубить ее, но пожалели: уж больно хороша. Ветки идут снизу, чуть ли не от самой земли, изящной копной, похожей на луковицу. Одна сторона листвы золотисто-желтая, другая светло-зеленая, но зелень в золото переходит постепенно, без резкой границы. Рядом со Святославом его приятель и сосед по строю Максим Сергеев - плотный низкорослый крепыш с улыбчивым лицом и всегда удивленными глазами.
Святослав мечтал о подвиге и считал, что ему повезло, когда его назначили в боевое охранение. Они первыми обнаружат наступающего врага, первыми откроют внезапный прицельный огонь, и он, Святослав Макаров, начнет свой боевой счет. По его предположению, впереди у фашистов должна будет идти разведка. Сказывали, как правило, это мотоциклисты. По ним-то он и будет стрелять, целясь сначала в водителя, а уж вторым выстрелом снимет сидящего в коляске пулеметчика. По стрельбе у Святослава всегда была пятерка. Конечно, лучше бы иметь автомат, чем эту винтовку. Но в их группе всего два автомата: у сержанта и у Максима. Правда, у каждого из них по две ручных и по одной противотанковой гранате, и они могут вести настоящий бой. Но это не входит в их задачу: боевое охранение обязано предупредить своих товарищей о приближении врага. Короткая стычка, а затем - отход.
Время тянулось медленно, и хотя солнце слегка пригревало, все же в шинелишках и кирзовых сапогах сидеть на одном месте прохладно. Напряженность ожидания постепенно смягчилась, начали негромко, полушепотом разговаривать друг с другом.
Максим пристально смотрел в лицо Святославу и с детским благодушием удивленно улыбался своим мыслям. Странный он какой-то: улыбается без причины. А может, и есть причина, но Святослав не станет спрашивать - он серьезен и сосредоточен. Тогда Максим сам сказал:
- Я на твои глаза загляделся. Чудные у тебя глаза, никогда в жизни ни у кого таких не встречал.
- Чем они чудные? - недовольно отозвался Макаров.
- Бывают голубые, черные, карие, зеленые. А у тебя какие-то желтые. Нет, не желтые, а какие-то желто-карие, зеленоватые и в крапинку.
Максим Сергеев не первый сказал об этом Святославу, многие говорили. Такие глаза у мамы.
Мама… Все еще не хочется верить, что нет ее в живых. И Наташки нет. Они заплатят, трижды проклятые фашисты, дорого заплатят за маму и Наташку, за все заплатят. И этот Святославов день расплаты наступил. Хорошо бы, пошли они сегодня, вот сейчас. Святослав не дрогнет. Он пойдет на подвиг, он не боится смерти, готов умереть за Родину, но прежде должен отомстить. Он должен убить не одного, а хотя бы трех фашистов: за маму, за Наташку, за себя. Вот только плохо, что у него не автомат. Он машинально потрогал противотанковую гранату. Тяжелая она. Но если фашисты пойдут на них в атаку, он швырнет противотанковую в самую гущу атакующих. Ему живо представляется психическая атака белых, запомнившаяся с детства по кинофильму "Чапаев". Жаль, что у чапаевцев не было противотанковых гранат и автоматов. А Максим снова прерывает мысли, мешает думать:
- Посмотри, Слава, на березку… Как хорошо, что мы ее не срубили. Красотища какая. А? Как невеста. А скажи, отчего так получается: одна сторона у березки желтая, другая зеленая? Я такого прежде не видел.
- Прежде ты многого не видел, - вместо Святослава сказал сержант. - Фашистов тоже не видел. А теперь увидишь.
Холодное тело противотанковой гранаты все время напоминает о себе. Уничтожить одного или даже пять фашистов просто (так кажется Святославу). Выйдут они вон из того леса, идут на тебя, подпускай поближе, целься хладнокровно и нажимай на спуск. По правде сказать, это не такой уж и подвиг. Другое дело - сбить самолет или уничтожить танк. Святослав уже представил себе, как пойдет на него танк и как он удачно бросит гранату под гусеницу, а потом будет расстреливать экипаж. Вот это уже подвиг. За это полагается боевой орден. А может, и Золотую Звезду Героя дадут.
А музыка боя все ближе, слышна отчетливей. Она врывается в приятные и тревожные думы Святослава и развеивает их. Слышен явственно гул моторов - там, впереди, в роще. И вдруг - это так неожиданно - из рощи на опушку выскочил танк. За ним второй. Выскочили и на какую-то минуту остановились. Осмотреться, что ли? И потом сразу, урча моторами, взяли курс на окопчик, в котором залегло отделение сержанта.
Сердце заколотилось, все мускулы напряглись, по телу пробежала холодная дрожь. Много дней готовился к этой встрече Святослав, ожидал, а когда настала эта грозная минута встречи с врагом, он почувствовал в себе что-то такое, чего не мог предвидеть: не страх - в этом он даже себе самому не мог признаться, - а странную неуверенность. Он посмотрел на товарищей пытливо и вопросительно. По лицу Максима широко и явственно, почти кричаще распласталась нескрываемая растерянность. Бледное лицо сержанта было суровым. Холодные глаза смотрели решительно и жестоко из-под нахлобученной на лоб каски.
- Приготовиться! - скомандовал он сухим и отчужденным голосом.
К чему, собственно, приготовиться? Ведь готовились с самого утра, зарываясь в землю. А танки идут, вот они уже совсем хорошо видны. Открывается верхний люк головной машины, поднимается над башней красный флажок и раскачивается в стороны.
- Не стрелять! - приказывает сержант. - Кажись, свои.
Действительно, это были наши танки. Из первого вышел, судя по ремням на комбинезоне и биноклю на груди, командир. Спросил начальнически:
- Вы что здесь? Передний край?
- Боевое охранение, - доверчиво выпалил сержант. Он, видно, очень обрадовался тому, что вместо немцев оказались свои.
- А минное поле есть там, перед передним краем? - Танкист говорил стремительно, дорожа временем.
- Противотанковый ров, - ответил сержант. - А насчет мин не знаю. Возможно, и есть. Тут ходили минеры.
- Проход где? У противотанкового рва есть проход?
Сержант заколебался: а вдруг это переодетые немцы? Ищут проход. Подай им тайну…
- Ну что молчишь, сержант? - В голосе танкиста настойчивость и нетерпение.
