Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом
Олег молча переварил информацию, а потом спросил, правда ли, что Ольга теперь любовница Быкалова? Кормухин отрицательно покачал головой.
— Она скорее его пленница. Ольга его боится, через силу выполняет его прихоти. В душе ненавидит, конечно. Но что она может сделать? Быкалов сломал ее волю. Несчастная девочка. Только ты можешь ее спасти…
Конечно, Олег понимал, что Кормухин использует его в своих целях, манипулирует им. У ментов ведь даже учебники по оперативной работе есть, их учат, как это делать: вербовать, подставлять, короче, опускать и властвовать.
«Ну ладно, посмотрим еще, кто тут кого дурит…» — подумал Олег, а вслух сказал то, чего ожидал от него Кормухин.
— Да я убью этого гада!
— Отставить, — осадил его майор, правда, без всякого энтузиазма. — Это не лучший вариант. За решетку захотелось? Не делай глупостей. Сначала войди к Быкалову в доверие, сократи дистанцию до минимума, а там посмотрим. Никакой самодеятельности. Все дальнейшие инструкции будешь получать от меня лично. Ты понял меня, афганец?
Олег с мрачным видом кивнул. Внимательно посмотрев ему в глаза, Кормухин похлопал его по плечу и, ловко съехав по трапу вниз, присоединился к своей бригаде. Он был уверен на все сто, что Олег сделает все «с точностью до наоборот».
Подполковник милиции Анатолий Петрович Устрялов разглядывал, с осуждением покачивая головой, сидевшего напротив него за столом для совещаний Кормухина.
— Ну, что уставился на меня, как козел на барана? Давай, преломи безмолвия печать, — посоветовал ему, наконец, майор, уставший играть в гляделки с фотографией Ельцина на стене устряловского кабинета. — Что у меня на лице не так? Макияж потек или ус отклеился?
— Денис… — заговорил, наконец, Устрялов, — тебе никто не говорил, что ты — сволочь?
— Наоборот, я добрый, белый и пушистый, Анатолий Петрович! Уж и не знаю, почему ты так обо мне плохо думаешь! — Кормухин сделал наивное лицо и развел руками.
— Да потому, что парня ты провоцируешь на убийство, — вполне серьезно заявил начальник уголовного розыска. — Ты это понимаешь?
— Конечно, понимаю, я же не тупой.
— Самому-то нравится то, что делаешь?
— Очень нравится, Анатолий Петрович! Очень нравится! — повторил майор с нажимом. — У Быкалова — депутатская неприкосновенность. Значит, нужно использовать любые способы, чтобы его достать и уничтожить. Лютый в данном случае — идеальный вариант. За униженную и оскорбленную невесту своего погибшего друга он запросто замочит Быкалова. И потом, она ему нравится, я же вижу. Здесь, поверь мне, тонкая психология пошла, на грани срыва. Он ее, Ольгу эту, почему-то с какой-то Белоснежкой путает. И если он из-за нее грохнет Быка, ни милиция, ни госбезопасность тут будут ни при чем! Никто не повесит на нас убийство депутата. Все спишут на афгаский синдром максималиста Лютаева!
— Денис, это же свинство.
— Знаю, Толик, что свинство. Но мразь-то мы с тобой должны уничтожать, иначе эта же мразь нас проглотит с херами и яйцами. В конце-концов, я тысячу раз повторил Лютаеву, чтобы он не наделал глупостей. Он строго ориентирован на действия согласно моим личным инструкциям. Убийство Быкалова я ему не заказывал.
— Но ты же надеешься, что он не сдержится и прикончит Быкалова!
— Да, Толик, надеюсь. Другого способа нейтрализовать преступную деятельность Быкалова у нас нет.
— И того же Лютаева ты сам потом определишь за решетку. Я правильно говорю?
— Нет, не правильно. У меня для него есть другой вариант.
— Какой, если не секрет?
— Секрет.
— Вот как? — изумился Устрялов. — Кажется, я твой непосредственный начальник. И от меня у тебя имеются служебные секреты?
— Ладно, вставай, поехали, — сказал с загадочным видом Кормухин, поднимаясь на ноги.
— Куда еще?
— Поехали-поехали, там увидишь.
«Девятка» майора Кормухина вырулила из внутреннего двора отделения милиции и, стремительно набирая скорость, понеслась к загородному шоссе, направляясь к курортной пригородной зоне. Всю дорогу Кормухин, сидевший за рулем, молчал и делал вид, что поглощен обязанностями водителя.
Подполковник Устрялов тоже помалкивал, смотрел в лобовое стекло на дорогу перед собой и думал о своем, ментовском. Захочет майор объяснить, что за игру он затеял, сам скажет. Долгая милицейская служба приучила Усгрялова ничему не удивляться и постоянно ждать от судьбы всяких гадостей и подстав.
Ведь она, судьба — не разбирает ни правых, ни виноватых, опускает и возвышает всех подряд, без разбору, независимо от того, что люди делают по жизни. Никакой системы в ее действиях подполковник Устрялов не усматривал, а потому давно уже перешел на позиции, как он говорил, разумного фатализма. То есть, минимального вмешательства в вялотекущие процессы. И в быстротекущие тоже.
«Девятка» въехапа на территорию закрытого загородного поселка. Причем на контрольно-пропускном пункте Кормухин предъявил постовому милиционеру какой-то похожий на банковскую карточку ламинат, в одну секунду поднявший перед ними полосатый шлагбаум. Устрялов недоуменно поджал губы. Что это еще за пропуска такие, о которых он понятия не имеет?
Козырнув, сержант милиции открыл ворота. Они проехали еще немного по ухоженной асфальтированной дороге, свернули направо и остановились у глухого забора шикарного кирпичного особняка, крытого красной черепицей.
Из калитки навстречу вышел старший прапорщик государственной безопасности: синий околыш на фуражке, синие петлицы на форменном кителе.
— Здравия желаю, Денис Витальевич! — привычно козырнул он Кормухину.
— Здорово, Игнатов. — Майор пожал прапору руку.
Вот это номер! Напрасно Устрялов дал себе слово ничему уже не удивляться.
— Проходите, товарищ майор, Андрей Станиславович ждет вас.
— Игнат, — Кормухин показал взглядом на вышедшего из машины Устрялова. — Это — со мной. Генерал нас ждет. Пойдем в дом, Анатолий Петрович.
Офицеры прошли на территорию усадьбы, оформленную, судя по всему, очень хорошим ландшафтным дизайнером — с максимально возможной ботанической роскошью. Шагая по выложенной желтой плиткой дорожке к дому, Устрялов мысленно осуждал себя за отсутствие чутья и сообразительности.
Только теперь он догадался, кого несколько лет назад перевели в его отдел с формулировкой «для усиления оперативного состава» из транспортной милиции. Не надо быть Шерлоком Холмсом чтобы сообразить, что никакой он на самом деле не милиционер, потому что служит совсем в другой конторе! И сейчас, как видно, просто пришло время раскрыть карты.
— Пожалуйте, гости дорогие! — На крыльце дома появился генерал госбезопасности Иванов. Правда, на нем был не мундир, а спортивный костюм бирюзового цвета и белые кроссовки. — Ну, проходите-проходите! Милости прошу!
Спустя несколько минут они сидели в увитой плющом беседке и пили чай с алтайским медом.
— Ты, Анатолий Петрович, на нас не обижайся, — пробасил Иванов, пододвигая поближе к Устрялову розетку с янтарной тягучей жидкостью. — Служба у нас такая — сам понимать должен. И на Дениса моего не смотри косо. Он хороший парень. Мне казалось, что все эти годы вы вместе работали, что называется, душа в душу!
— Сработались, — согласился Устрялов, немного разочарованный тем, что на протяжении стольких лет не сумел разглядеть в Кормухине сотрудника ФСБ.
Адекватный был оперативник, ничем не выделялся в своей среде, кроме высокой эффективности. Единственная странность — гаишников терпеть не мог за склонность к взяткам, но это еще не преступление. То есть, взятки брать, конечно, преступление, а взяточников не любить в данном случае несомненное достоинство. Но — не типичное для сотрудников милиции. Вот одно это должно было насторожить!
— И дальше будете работать! — Довольно потирая руки, воскликнул Иванов. — Никаких помех я этому не вижу! Есть возражения? Возражений нет. — Генерал достал откуда-то из-под стола кожаную папку, открыл ее и извлек стопку каких-то документов… — А теперь, товарищи, поговорим о деле…
В стеклянном скворечнике над почившей в бозе стоянкой тихо звучала музыка. Старенький кассетник «Грюндиг» поскрипывал на поворотах, но дело свое знал туго, честно выдавая свои обещанные немецким производителем три ватта мощности.
Мы выходим на рассвете,Над Афганом дует ветер,Поднимая нашу песню до небес,Только пыль под сапогами,Только пыль над головами,И родной АКСМ наперевес.Командир у нас хреновый,Несмотря на то, что новый.Только нам на это дело наплевать,Было б выпить что покрепче,Лучше больше, а не меньше,Все равно с какой холерой помирать.
Говорят, я смелый малый,Может, стану генералом,Ну а если я не выйду из огняЗнаю, что не сдержишь слова,Ты найдешь себе другогоИ навеки позабудешь про меня.Мы выходим на рассвете,Над Афганом дует ветер,Поднимая нашу песню до небес,Позади страна родная,Впереди пески Афгана,И родной АКСМ наперевес.
«Скоро стемнеет», — подумал Олег, разглядывая от нечего делать скопившиеся над Красноярском серые рваные облака, подкрашенные снизу в темно-розовый цвет багровым, наполовину закатившимся за горизонт, солнцем.
