Он сделал все, что мог. «Я 11-17». Отвеная операция (илл. А. Лурье) - Ардаматский Василий Иванович
— Это верно, — согласился я. — Но далеко не всегда. Скажем, вашу партизанскую биографию так или иначе можно проверить — это, как говорится, в наших руках. Ну, а вдруг вы предложили бы совсем другую свою биографию? Например, такую… — И я начал рассказывать вторую, резервную версию, разработанную для него в Берлине.
Вот теперь он уже окончательно понял, что находится в западне. Но, как видно, это был человек очень сильной воли. Он даже улыбался.
— Но ведь и у второй стороны можно потребовать доказательств, подтверждающих ее подозрения?
— Вам их еще недостаточно? — мгновенно спросили.
— Да, недостаточно.
— Ну что же, вот вам еще одно: снимите пиджак и рубашку. Если у вас на спине под левой лопаткой…
Вот тут-то он и сорвался. Сделал стремительное движение правой рукой со стола в карман, но, когда рука его еще была в движении, я выпустил в него три пули из своего «ТТ». Он рывком выпрямился и, замерев на секунду, смотрел на меня бешеными глазами, а потом начал медленно валиться на стол. В комнату вбежали врач и связной.
Врач, наклонившись над телом провокатора, смешно сказал по-русски:
— Уже есть покойник.
— Приговор приведен в исполнение, — торжественно произнес связной, смотря на распластанное тело провокатора. — А может, стоило сперва выбить из него все полезные нам сведения?
— Нет, — ответил я, — такие умеют молчать. Его нужно было ликвидировать, и все.
Итак, задание выполнено. По плану операции, завтра вечером я должен с помощью подпольщиков покинуть город, вернуться на хутор и оттуда — в отряд Деда.
Но вышло все иначе…»
12
«До утра я находился в домике врача. На рассвете приехала санитарная машина, на которой увезли труп провокатора. Его оставят в подворотне одного из домов на главной улице города с приколотой на груди бумажкой: «Судьба фашистского провокатора». Когда труп обнаружат, эта бумажка кому следует скажет все, и в Берлине карточка еще одного агента будет переставлена в картотеке гестапо в раздел «потерян».
Покинули дом и мы…
Около полудня я зашел в свой отель. Дежурил тот же портье, который меня регистрировал. Я сказал ему, что буду в Вильнюсе еще только один день, и спросил, нужно ли идти отмечаться в полицию? Получил благосклонное разрешение не ходить.
Пообедал в скромном ресторанчике отеля и поднялся в свой номер. Не раздеваясь, прилег на постель, думая просто так полежать часок без сна. Но, как видно, именно в этот момент произошла разрядка нервного напряжения. Притом и минувшей ночью я совершенно не спал. Словом, как только я прилег, по всему телу разлилась томящая слабость. Комната закачалась и полетела куда-то…
Проснулся внезапно. На часах половина шестого. Быстро умылся, привел себя в порядок и спустился к портье. Попросил его получить с меня за номер по завтрашний день включительно, но предупредил, что если я успею закончить дела до поезда, то сегодня же уеду домой, в Германию.
Шел по улице и думал все о том же — неужели Иван Иванович в гестапо?
Незаметно для себя я подошел к комиссионному магазину, хозяин которого назначил мне свидание в час закрытия. Я вообще не думал к нему заходить, хотел те полтора часа, которые оставались до явки, просто побродить по городу, но чисто автоматически пришел к этому магазину. Так же автоматически я остановился перед витриной и вдруг вижу — за стеклом хозяин магазина делает мне знаки подождать его. Теперь уходить нельзя. И уже знаю -я совершил ошибку.
Хозяин выбежал из ворот справа от входа в магазин:
— Здравствуйте! Я думал, вы уже не придете. Идемте.
Он повел меня в магазин черным ходом, через двор, но мы пришли не в ту тесную комнатку, где я беседовал с ним первый раз, а поднялись по лестнице в квартиру, находившуюся над магазином. Это была довольно богато, хотя и безвкусно обставленная квартира из нескольких комнат. Хозяин ввел меня в гостиную, и я увидел сидевшего в кресле гестаповца в полной форме и даже с железным крестом на шее.
Сердце замерло, в ногах противная слабость.
— Ну, видите, господин полковник, я был прав — он все-таки пришел, — подобострастно смотря на гестаповца, сказал хозяин.
— Добрый вечер, — небрежно обронил полковник и встал.
— Добрый вечер, — отозвался я осевшим голосом.
Полковник засмеялся:
— Вы, я вижу, удивлены? Ничего, ничего, надо знать, что и в гестапо бывают деловые люди, которые занимаются не только своим прямым неприятным делом. Давайте сядем вот здесь.
Я сел на краешек стула и непроизвольно нащупал локтем лежавший в кармане брюк пистолет. Думал только об одном — дешево я им не дамся.
Хозяин магазина сел на диван чуть в стороне от нас.
— С кем имею честь? — Полковник смотрел на меня открыто-насмешливо.
— Карл Мотмиллер из Дельменхорста, коммерсант,- отрекомендовался я по-солдатски.
Полковник покачал головой:
— Любопытно, почему вы в вашем возрасте не в армии рейха?
— У меня плохое сердце, и я единственный мужчина в семье, веду дела фирмы.
— А что с сердцем-то? — как-то просто и по-человечески спросил он.
— Органический порок, с детства.
— О-о! — Полковник сочувственно посмотрел на меня.- Я думал, у вас болезнь времени — артериосклероз, тогда я бы мог оказаться для вас полезным. Мне из Франции друзья присылают прекрасное лекарство…- Полковник помолчал и спросил: — Как сложились здесь ваши дела?
— Плохо. Пустая трата денег на поездку.
— Коммерсантам надо поддерживать контакт с гестапо, и тогда у вас не будет таких промахов… — Полковник посмеялся. — Конечно, вы приехали сюда зря. Ведь каждая страна на прошедшую через нее войну реагирует по-своему. В Румынии, например, деловой Бухарест на наш приход ответил грандиозным взрывом спекуляции. Продавалось буквально все. Я, кстати сказать, за бесценок приобрел там изумительную коллекцию охотничьих ружей. Второй такой коллекции в Германии нет даже у Геринга. А вот в Париже — наоборот. Наш приход французы отметили свертыванием коммерции. А тут вообще положение особое. Большевики за год своего владычества успели крепко потрясти богатых людей. Сейчас эти люди выжидают и осторожно вынюхивают, что у кого осталось. У них происходит как бы перегруппировка сил. Кто здесь выведен из игры, так это евреи. Но перейдем к делу. Что вас интересует?
— Все, что имеет подлинную ценность…
Я был уже совершенно спокоен и начал сложную игру, конца которой, однако, не видел. В этой игре была только одна внезапно возникшая цель: а что, если этот гестаповец окажется полезным в отношении судьбы Ивана Ивановича? Но, как это может произойти, я пока не думал. Главное, о чем я сейчас мечтал, — вовлечь полковника в большую игру. Ведь не кто иной, как Иван Иванович, рассказывал, как падки гестаповцы на крупную наживу.
— Золото? Отдельные камни? Так я вас понимаю? — деловито спросил полковник.
— Да, именно.
— Речь идет не об одном кольце или браслете? — Полковник пытливо вглядывался в меня.
— И не о двух, — улыбнулся я.
После долгой паузы полковник спросил:
— Какая валюта?
— Самая надежная — рейхсмарки.
Полковник повел головой:
— А других предложений на этот счет не последует?
Я сделал вид, что не понимаю, о чем он говорит, но гестаповец тут же пояснил:
— Меня бы устроили английские фунты.
— Валюта врагов? — почти возмутился я.
Полковник поморщился:
— Коммерция, я слышал, находится вне политики.
Теперь долго молчал я. Обдумывал. Потом спросил:
— Размер сделки?
— Крупный, — мгновенно последовал ответ.
— А все же?
— Ну… одного золота, например, килограмма три.
— А камни?
— Один — уникум, десяток -средней величины и мелочь.
Мы оба долго молчали. Я изображал напряженное обдумывание предложенной мне сделки.
— Вы, полковник, надеюсь, понимаете, — сказал я,- что у себя в Дельменхорсте я английские фунты не печатаю и что в поездку беру с собой валюту той страны, в которой я живу. (Он понимающе кивнул головой.) И за^ тем, прямо признаюсь вам, масштабы сделки меня несколько пугают. Я коммерсант меньших масштабов.
