Василий Щур - Пограничными тропами
Банда шла из Кунур-Оленской волости. Недовольные коллективизацией (было лето 1932 года) баи и их прислужники взялись за оружие, убивали активистов колхозного движения, коммунистов, грабили аулы. После налета на овцесовхоз пограничный кавалерийский взвод во главе с командиром взвода Мусихиным сделал засаду, но банда прорвала ее, убив одного солдата и шесть лошадей.
Это было необычно, особенно для последних лет, когда уже окрепла граница и когда силы пограничников стали не один к ста. Той же удалью, той же отвагой и находчивостью, как и в первые годы, отличались солдаты в зеленых фуражках. Да теперь их стало больше, и они почти всегда выходили победителями из схваток с бандитами. Басмачи, хотя они имели еще численное превосходство, страшились встреч с «зелеными аскерами». А тут взвод не устоял против двухсот пятидесяти.
Мусихин по телефону сообщил о неудачной операции в Джаркент и начал преследовать банду, но кони пограничников устали, а басмачи имели запасных, поэтому оторвались от преследователей и, выйдя на старую караванную — ее еще называли старой контрабандисткой — Актамскую тропу, быстро уходили к границе.
— Как будем переправляться? — спросил командир отделения Курочкин пограничников, когда они закончили растирать коней.
Здесь, на берегу, куда подъехали красноармейцы, была одна лодка, они это знали, они и раньше переправлялись в этом месте через широкую с крутыми водоворотами реку и делали это обычно так: лошади — вплавь, всадники — в лодке. Сейчас так переправляться было нельзя — ограничивало время. Нужно было сделать три рейса (их было двенадцать), а на это ушло бы часа три.
— Седла и винтовки в лодку, сами — вплавь, — ответил за всех красноармеец Невоструев. — Иначе опоздаем.
Невоструев считался уже старым пограничником — пять лет на границе. Он был смелым, находчивым, сильным, хотя, как говорят, ростом не вышел — сухощавый, приземистый. Невоструева уважали, с мнением его считались.
— Только вплавь, — подтвердил он еще раз свои слова и стал расседлывать коня. Его примеру последовали другие.
Невоструев плыл, держась за гриву. Он видел впереди голову лошади командира отделения Курочкина, вдали — черную полосу прибрежных зарослей тальника, барбариса, джигиды, видел бездонное прозрачное небо над черной береговой полосой и звезды на этом небе, неяркие, подмигивающие из глубины неба. Река, переполненная летними паводками, крутила водовороты, относила вниз. Пограничник направлял коня так, чтобы он плыл к черневшему впереди берегу, и в то же время грудью, чтобы сильно не сносило, встречал течение; коню было трудно, но он подчинялся воле хозяина.
Небольшая песчаная отмель. Пограничники остановились по пояс в холодной воде и, дав передохнуть коням, снова поплыли. Берег приближался медленно.
Когда красноармейцы переправились и, пробившись через колючий джигидовник, выехали на мокрых неоседланных лошадях к тропе, от которой течение отнесло их почти на километр, они увидели лодку с седлами и оружием и еще одного, кроме своих, красноармейца — связного от Ивченко.
— Я выведу вас сразу к месту засады, — сообщил он о цели своего приезда Курочкину. — Начальник поста приказал быстрее. Банда близко.
Пограничники сразу пустили коней в галоп; из-под копыт с шумом взлетали фазаны и, тревожно крича, забивались в тугаи — особенно густые заросли джигиды и барбариса; кони вздрагивали, но продолжали скакать по тропе, не снижая скорости.
Рассвет застал группу Курочкина в песках. Еще километр трудного для лошадей пути — и пограничники у цели. Теперь их стало двадцать шесть. Двадцать шесть против двухсот пятидесяти.
— Даже по десятку на брата не хватает, — пошутил кто-то из красноармейцев.
Взошло солнце, осветило бесконечную цепь безжизненных барханов, среди которых такими же безжизненными островами щетинился саксаульник, и сразу стало нестерпимо жарко, захотелось снова в холодную воду Или. Солдаты чертыхались, сравнивая свое положение с положением рыбы на раскаленной сковороде, но говорилось это беззлобно. Все понимали, для чего они здесь, и были готовы лежать день, два, десять, лежать, пока не подойдет банда. Расположившись полукольцом вправо и влево от Актамской тропы, они тихо переговаривались, еще и еще раз поудобней укладывали патроны, чтобы можно было быстро перезаряжать винтовки; пулеметчики проверяли ленты — нет ли где перекошенного патрона. Бой предстоял нелегкий, и все готовились к нему.
Вдали, между барханами, показалась банда. Впереди ехало человек двадцать, за ними, в кольце всадников, пылил небольшой табун лошадей, дальше нестройными рядами двигались основные силы — сотни полторы; за основными силами — снова табун, только большой, верблюдов и лошадей. На спинах многих верблюдов горбились вьюки.
Пограничники притихли, не шевелились, чтобы басмачи не обнаружили засаду.
Банда, не замечая опасности, быстро приближалась. Вот уже хорошо стали видны бархатные халаты с незатейливыми узорами, вышитыми золотом и серебром, видны лица с редкими черными бородками и совсем безбородые, молодые лица джигитов; видны винтовки, опущенные на седла; яркие синие, красные, коричневые с такими же, как на бархатных халатах, узорами потники; видны массивные медные стремена, взмыленные, с широко раздувающимися ноздрями лошади.
— Сдавайтесь! Вы окружены! — встав во весь рост, крикнул по-казахски начальник поста Ивченко. Он не хотел, чтобы лилась кровь; он, рискуя жизнью, крикнул об этом басмачам.
Всадники как по команде вскинули винтовки. Хлестнул нестройный залп. Пули засвистели, отрывисто защелкали, перебивая сухие, крепкие ветки саксаула.
— Огонь! — скомандовал Ивченко и сам упал за пулемет.
С криком, подбадривая себя и подгоняя табун лошадей, который басмачи, расступившись, пропустили вперед, беспрерывно стреляя, неслись на пограничников враги. Беспорядочно гремели выстрелы, пронзительно ржали раненые лошади, метались, падали. Безостановочно и ритмично строчили два пулемета.
Сорок, тридцать, двадцать шагов — все ближе и ближе лавина врагов. Пограничники, разгадав хитрость басмачей (атаковать под прикрытием табуна), стали целиться в лошадей, на которых были всадники, в самих всадников. Чаще стали падать наступающие, но, упав, не ползли назад, а стреляли по засаде.
Десяток лошадей без всадников и столько же басмачей прорвались через засаду и скакали туда, где в укрытии стояли коноводы. Оттуда загремели выстрелы. Один за другим валились с седел басмачи. Повернул в спину прорвавшимся свой пулемет Ивченко. Никто не доскакал до коноводов, только несколько лошадей, ломая саксаул, выскочили на открытые места и ошалело метались по барханам. Стрелять по лошадям не стали.
Пулемет Ивченко снова повернулся к фронту. Там, метрах в пятидесяти, за убитыми лошадьми лежало человек двадцать басмачей, беспрерывно стрелявших по засаде. Они не отступали, ожидая, видно, поддержки от своих. А те, укрывшись за барханами, почему-то медлили с атакой и тоже стреляли по пограничникам.
Отвечали красноармейцы неторопливо, часто меняли позиции, хорошо целились: почти после каждого выстрела то скатывался малахай с бархана и затихал его хозяин, то ронял из рук винтовку укрывшийся за лошадью басмач. А пограничникам ни одна пуля врага не причинила вреда. Но Ивченко, Курочкин, Невоструев, да и не только они, а все, кто знал хотя бы немного тактику басмачей — рывок вперед или бегство, — забеспокоились.
— Что-то замышляют! Не в обход ли хотят?
До границы было всего несколько километров, и басмачи, если они знали местность, а они наверняка знали ее, могли, отвлекая засаду огнем, обойти ее вначале частью отряда с табуном лошадей и верблюдов справа или слева, а когда та часть уже уйдет за границу, таким же маневром прорваться и остальным. Тех, кто лежал близко от засады за убитыми лошадьми, они могли бросить без поддержки. Это был один возможный вариант, но мог быть и другой. Могло быть так, что басмачи не атакуют лишь для того, чтобы пограничники не вытерпели и подняли часть своих сил для прикрытия путей обхода, а потом уже прорвать оставшуюся малочисленную засаду.
На этот вариант могли пойти басмачи потому, что по Актамской тропе спуск к реке, по которой проходила граница, был удобен, в остальных же местах на несколько километров вправо и влево обрывистые берега преграждали дорогу и только кое-где можно было с трудом спуститься вниз.
Ивченко решил рискнуть, оставив оба пулемета и половину бойцов в засаде, а остальных направив на фланги. По цепи тихо передали команду Ивченко, какой группе идти вправо, какой влево. Назвали и фамилию Невоструева.
Еще раз выстрелив в басмачей, он подтянул винтовку и змеей пополз с бархана. Сухой песок забивался в рукава, на грудь через расстегнутый ворот гимнастерки, в голенища сапог, отчего сапоги становились все тяжелее и тяжелее, но Невоструев не обращал на это внимания, лишь оберегал от песка ствол винтовки да старался двигаться быстрее и не задевать саксаульник, чтобы басмачи по движению веток не заметили, что он отползает.
