Андрей Ефремов - Кавказ в воде
Спросив разрешения, сдвинули вместе два стола, заказали хинкал побольше ну и всего остального, что полагается к обеду. «Всего остального» на месте, к сожалению, не оказалось, но чтобы не терять клиентов, хозяйка заведения быстренько сбегала к соседям, закупила что нужно и вернулась.
Хинкал мы, вероятно, заказали многовато, потому-что на центр стола была выставлена посудина, напоминающая небольшой эмалированный тазик, с горкой этого самого кушанья. Надо сказать, что осетинский хинкал по форме напоминает русские пельмени, только размером разов в пять поболее, подаётся с острыми приправами и соусами — вкусно.
И только мы разлили аперитив и уже было раскрыли рты, как в кафешку вошли две приятные особы женского пола, лет за тридцать. Обе были в общевойсковой, притёртой по фигуре, камуфляжной форме. Судя по всему, как я уже и упоминал, не щетинистые, но подпалённые. На ногах у них были одеты обыкновенные высокие шнурованные солдатские ботинки — это у меня вызвало удивление, поскольку даже в грозненском медсанбате я обычно видел боевых медработников, шагающих невпопад в модных лакированных туфельках на высоких каблуках в последних рядах солдатского строя и, признаться — не идёт им эта деталь гардероба в сочетании с военной формой. А в данном случае — две красивые, ладно сложенные девахи — любо-дорого и есть на что посмотреть. Даже где-то внутри затеплилась кое-какая надежда на позитивный продукт нашего случайного знакомства.
Сходу, пока остальные ребятишки не начали хамить, я с ними вежливо поздоровался и пригласил к нашему столу, — приглашение было принято без какого-либо манерничанья, с достоинством. Ребятки, внимательно разглядев женщин, рты позакрывали, и от затеи отпускать в их адрес сальные шутки вроде бы отказались. После знакомства и за знакомство стали культурно кушать и беседовать. Одну звали Надежда, другую, кажется, Мария.
На Надежду я сразу же положил глаз: глаза у Надежды, помню, были красивые, но какие-то утомлённо-усталые. Высокая шатенка, никаких украшений в виде серёжек или колец, разве что на тонком запястье кажущиеся огромными командирские часы на широком кожаном ремешке. «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт.2:22–24), — с этим утверждением я полностью согласен и придерживаюсь: семья, дети, внуки, прочее. Но бывает, каюсь: несмотря на то, что седину в бороде регулярно выщипываю, бес, будь он неладен, всё ж таки прочий раз норовит проникнуть в щель между рёбрами, хорошо — не в другое место. Иногда ему это удаётся… в смысле — в рёбра.
Но не будем о грустном, не будем о плотском. Будем о более высоком: о платонической любви, то есть о том, как и с какой стороны на это дело посмотреть. Женщины делятся на две категории — цветные и чёрно-белые. Цветные — это те, мимо которых просто так не пройдёшь: обязательно обернёшься вслед, да ещё и заговорить с такой побоишься, а чёрно-белые, при всех своих достоинствах — пройдёшь и не заметишь.
К примеру — идёт женщина, одета неброско, но со вкусом, походочка — в жар бросает, и вдруг: «Ах!», — туфелька накренилась, ножку чуть не подвернула; подогнула эту самую ножку, согнув её спереди, стоит изящно на одной; сняла туфельку и, никого вокруг не замечая, поправила что-то в ней, затем — выгнула ножку уже в другую сторону, одела каким-то образом — не поймёшь — то ли со стороны спины, то ли как-то сбоку, и дальше шагает-цокает. Полагаете — все мужики бросились ей на помощь, пока она на одной ножке балансировала? Не тут-то было! Рады бы, да ведь страшно, боязно: красивая потому-что — а ну как пошлёт куда?
Вспомнил свой город. Стоял я однажды в фойе одного солидного учреждения и лясы со знакомыми постовыми точил: о том, о сём да о погоде. В это время в фойе зашла броская брюнетка и целеустремлённо направилась к лифту. Походка — что росчерк гусиного пера в руках поэта в порыве вдохновения. Брюнетка из «цветных»: фигурка, кожаная мини — чуть ли не пояс, туфельки, макияж умеренный — самое, как говорится — то. Стоит у лифта, с ножки на ножку переминается, из-за этого и бёдра играют соответственно. Я на неё глаз ложу и парней спрашиваю:
— Ничего девочка, а? — это, наверное, у всех мужиков высшая степень похвалы.
Девочка, видно, мой взгляд заметила, давай тоже в ответ глазки строить, я даже несколько опешил, засмущался от такого внимания, зардел малость: «ну, не может подобного быть!», плечи расправил, осанку поправил.
— Да это и не девочка вовсе… — Отвечают парни, смеются.
— Понятное дело: уже не девочка, — говорю, — я в том плане что…
— Да это «оно», — потешаются, — сын Самого!
— Да!? Не может быть! — уж и не знаю, как я выглядел, но ребятки ещё пуще развеселились.
— Да его все знают!
В это время лифт подошёл, «девочка», бросив в мою сторону многообещающий взгляд, исчезла. Я «её» дожидаться не стал…
Другой момент — вроде как и правильный: появилась у нас на работе молоденькая блондинка, цветная, опять же дочь Самого. Я на всякий случай дотошно у нашей кадровички Клавочки, (кстати, из чёрно-белых) выяснил: Алла Иосифовна — подлинная представительница прекрасного пола, даже в бумагах это указано.
Как ни странно — мы сразу с ней общий язык нашли: то чаёк, то перекур, то хиханьки, а то, бывало — и хаханьки. И под ручку её взять можно и за талию — не отказывает. Вот ведь все парни молодые мне завидовали чёрной завистью! Но не более того… Не вдаваясь в подробности сообщаю — цветная Аллочка оказалась розовой. Печально… Просто из-за моего возраста она увидела во мне вроде как друга. Или подружку?..
— А если я замуж выйду, — спросила недавно Клавочка, — ты ревновать будешь?
— У меня появился молодой сопэрник!? — грозно так спрашиваю, — или сопэрница?
— Да шучу я, шучу! — хихикает, — не переживай.
Не буду же я ей говорить чтобы поскорей бы кто её замуж взял, что ли — до того всё достало! Возраст — понятное дело, пора и остепениться. Поэтому честно и отвечаю:
— Выйдешь замуж, буду только рад!
Опять хихикает…
Надежда была цветной, но правильной. Обе девушки прибыли из Грозного, из медбата. Приехали так же, как и мы — на один день, за медикаментами.
Наевшись, парни стали с ленцой выковыривать вилками мясо из теста, травить байки и попивать пивцо. Компания разомлела, подружнела. Надя предложила мне выйти перекурить. Хоть я и не курил, но с удовольствием решил составить ей компанию: чего греха таить, всякое в командировках бывает, а вдруг повезёт. От Нади бабьим теплом так и прёт, но по её виду было понятно, что с глупостями к ней лучше не подступаться: видимо в войсках, с мужиками, иммунитета в этом отношении уже достаточно поднакопилось.
Какие у нас были разговоры, о чём? Да никакие. Откуда приехали, в смысле, с какого региона, мы мол, из Красноярска, а вы? Где стоите? Мы в Грозном. Ну и тому подобное.
— А вы когда отсюда уезжаете, Антоша?
— Да не торопясь к вечеру выедем.
— Красивый город.
— Эт`точно.
— А я была здесь в свадебном путешествии.
— Да-а!? — надежда на позитивный продукт встречи начала стремительно таять, тем не менее, подбодрив себя мыслью о том, что надежда, как правило, умирает последней — а это тоже своего рода надежда, предложил, — расскажи.
— Летом, сразу после свадьбы, ездили сюда, рядом, на турбазу. Почти месяц там жили, везде побывали. Муж здесь в Осетии был в служебке, во Владикавказе. Показывал мне свою казарму, это был 1990 год. Да, здесь красиво, лебеди в парке, в пруду плавали, и чеченцы в то время были очень приветливы. Они нас так принимали хорошо. Даже случай был очень интересный… Рассказать, Антош?
— Конечно, конечно, Надюша. — надежда растаяла полностью.
— Мы в Ведено поехали с женщинами, по магазинам. Жили на турбазе «Беной», около турбазы речка горная текла, вода там очень холодная, но мы все-равно в ней умудрялись купаться. Иногда ходили в горы где-нибудь рядом, а так особо развлечений там и не было. Ездили на экскурсии в Ингушетию, в Осетию.
И вот однажды решили мы с женщинами съездить в Ведено, просто, по магазинам, и поселок посмотреть — интересно же. Мы вышли на дорогу, на автобусную остановку около турбазы, ждали автобус, а он все не ехал… там расписания не было… могли еще долго стоять… И вот едет машина, не знаю как она называется, ну, раньше на них продукты возили, сзади фургон такой…
— Автофургон, ладно. — оказалось, я совершенно разучился разговаривать с женщинами, да и мысли вокруг некой призрачной надежды всё же дают о себе знать, отвлекают.
— Слушай, а тебе это на самом деле интересно? — Надя выбросила выкуренную почти до фильтра сигарету, но вопрос прозвучал без обиды, как-то равнодушно-понимающе.
Изобразив на лице крайнюю степень заинтересованности — это помогло мне хорошо замаскировать смущение, ответил:
— Конечно, Надя.
