Андрей Ефремов - Кавказ в воде

Вообще-то была у меня мысль — может это я спятил, а все вокруг меня совершенно нормальные. Но потом на улицах появились люди с автоматами. Это как-то само-собой произошло, будто так и должно быть. Появились вспышки насилия в отношении русскоязычного населения.

А был у меня друг детства, русский парень, Слава, в школе вместе учились, представляете, даже в армии в одном взводе служили. Мы как братья с ним были, в одном подъезде жили. Ну, покуролесили мы с ним одно время, шебутной такой был, девушки его любили…

Его семья уезжать не захотела, здесь остались. А надо было. Кто ж знал?.. Убили его. Просто толпа на улице окружила, и железными прутьями забила до смерти. Его мать после этого чуть с ума не сошла: тело сына на кусок мяса похож был. Страшно вспомнить. Я потом на всякий случай автомат купил за два миллиона (до деноминации, прим., автора), чтобы его родителей защищать.

Позже, когда стало ясно, что у власти стоят простые бандиты, они уехали куда-то.

А что автомат, автомат я потом уже за три миллиона рублей продал, денег хватило некоторое время прожить…

По всей видимости, на Сергея этот рассказ произвёл сильное впечатление. Уже на борту вертолёта он меня спросил:

— Слушай, Антоха, а ты бы защищал моих родителей?

Признаться, я не понял о чём речь:

— От чего?

— Этот парень, чеченец, про одноклассника рассказывал. Если бы у нас дома такая же ситуация была, ты бы защищал моих родителей?

Надо сказать — Сергей — мой старинный друг.

— «Мы здесь для того и находимся, чтобы спасти Р-родину! На нас с великой надеждой смотрит всё прогрессивное человечество! Россия в опасности! На нас возложена почётная миссия…», — нет, этого я не говорил. Даже и не думал. Ответил просто: — Конечно, Серёга!..

Как это высокопарно ни звучит, но у каждого своя работа: мы здесь для того и находимся, чтобы дома не случилось подобной ситуации.

— Представить страшно…

— Надеюсь, до такого не дойдёт.

Надя-Надежда

«Если к тебе пришла беда, подними голову, если к людям пришла — опусти».

Отряд базировался в горной местности. Так получилось, что командование про нас совершенно забыло, а связи — никакой. То есть носимые радиостанции УКВ-диапазона имелись, но работают они только в пределах прямой видимости. В степи, к примеру, можно уверенно держать связь в пределах пяти-двадцати километров — очень удобно для разведгрупп. В горах же такая связь полностью глохнет. Коротковолновой рацией, для которой горные преграды не помеха, нас не снабдили.

После срочной переброски в горы командование про наше существование полностью забыло в том плане, что нам ни разу, уже в течение месяца, не присылали продуктов питания. Запасы заканчиваются, зам по тылу с одним бойцом, посланные для разборок с руководством не то в Кизляр не то в Грозный тоже запропастились, уже неделю-полторы от них никаких известий не поступало. Что с ними могло произойти — об этом только гадали, но не вслух.

Командир принял решение послать группу из четырёх человек в мирный Владикавказ закупить на отрядные деньги кой-какой провизии. Так, мол, и так, вот вам денежки добросовестных налогоплательщиков, езжайте, закупайте, ворачивайтесь. Не удержался, помянул руководство мобилы а заодно и своего исчезнувшего зама неприличным словом. В этой группе, которой было оказано доверие, и на которую возлагалась определённая надежда, оказался и я.

Мгновенный переход из военного феодального средневековья в мирную современную Европу — так можно охарактеризовать наши впечатления по прибытии во Владикавказ. Большой красивый город. В отличие от забитых и вечно укутанных во всё чёрное с головы до пят мусульманок, в тех местах, откуда мы прибыли, здесь нас поразили своим видом красивые осетинки и кабардиночки одетые в мини юбки или в обтягивающие брючки, в глазах которых сквозила гордость, независимость и свобода.

Небольшая картинка в тему: лет через девять-десять после описываемых событий, по России прокатилась модная волна: открытые пупки. Реакция общественности была такая: на всех столбах Владикавказа тут же явились взору гневные прокламации: «Голые пупки у женщин — позор Кавказа!». За полгода пребывания в тех местах видел девушку с открытым пупком единственный раз! Да и то, по ней явно было видно, что в любой момент она готова натянуть кофточку на этот несчастный но модный пупок. И в это же время видел гордую красивую девушку мусульманку, явно осетинского происхождения, не в чёрных, а в розовых одеяниях. Что означает в розовых — этого я не знаю, но в белых одеждах, как правило — траур.

На вечно затюканных мусульманок «в родных краях» мы не то что взглянуть, даже поговорить с ними боялись. Был случай в ногайских степях: отец со взрослыми сыновьями жестоко избил свою семнадцатилетнюю дочь до полусмерти только за то, что та просто сфотографировалась с нашим омоновцем, как они про это узнали — про то неведомо, вполне может статься что сама им и поведала в порыве глубокого мусульманского раскаяния. Ведь если парень дотронулся до руки девушки, он уже обязан взять её в жёны. А в данном случае — вопиющий факт разврата — фотоснимок! Девке повезло: на фотке между бойцом и красавицей существовал промежуток в разумных пионерских пределах, только благодаря этому ей и оставили надежду дожить свой век и возможность помереть естественной смертью.

А в предгорьях Ингушетии молодая женщина была жестоко убита друзьями мужа, прилюдно обвинившего её в измене: просто толпа молодых людей запинала ногами, и напоследок они хладнокровно размозжили её голову шлакоблоком. Да, это происходит в наши дни. И ни одного слова неправды в этом нет.

Женщины в этих родовых обществах часто выдаются замуж по решению родителей в возрасте пятнадцати лет. О любви чаще всего речи не идёт. Вся тяжёлая работа в хозяйстве на её плечах: уборка двора, стирка, заготовка дров, приготовление пищи, уход за детьми, скотом и многое-многое другое. Из-за изнурительных работ от зари до зари, в молодом возрасте они выглядят довольно жухло. Какой-либо надежды на лучшее существование не имеется. Это безропотное создание — жена, не имеет права даже что-либо сказать, пока муж прямо не спросит её о чём-либо. Даже просто поздороваться с ней нельзя: не принято. За любую провинность следует наказание. Если муж решит развестись, он, в присутствии троих свидетелей, просто говорит примерно такое: «я развожусь с этой женщиной, теперь она мне не жена». Всё, формальность соблюдена, муж остаётся чистым, женщина же — запятнанной несмываемым пятном позора. Часто таким «чёрным вдовам» после промывки мозгов предлагают смыть позор и умереть за веру, надев пояс шахидки…

Во Владикавказе же явно чувствовалась уже подзабытая нами цивилизация и мирная жизнь. В эту жизнь мы со своим одичавшим видом совершенно не вписывались. Как ни странно никакого удивления, у встречавшихся на нашем пути людей, по этому поводу мы не вызывали, какое-то равнодушие. Будучи в Дагестане, в частности в Кизляре или Хасав-Юрте — явно была заметна доброжелательность к человеку в форме. А здесь — равнодушие. После Бесланских событий к военному человеку здесь стали относиться по-другому, с пониманием и уважением, но это стало гораздо позже.

Изредка на нашей стезе попадались такие же щетинистые и подпалённые военно-полевыми условиями вооружённые группы людей. Глаз безошибочно определяет, что они, также как и мы, находятся здесь временно, по каким-то своим делам. Вот в Кизляре — это да, там подобных, в то время, кишмя кишело.

Первым делом направились искать кафешку. Истосковавшиеся по нормальной пище желудки надеялись принять что-нибудь одомашненное. Добрые люди подсказали дорогу на Центральный рынок.

На огромном шумном рынке людей тьма-тьмы. Поняв, что нам и за день его не обойти, мы зашли в первую же попавшуюся кафешку и расположились там. Не могу написать слово «кафе», именно «кафешка»: многие семьи, чтобы выжить, содержат такие маленькие и довольно уютные заведения. Нередко они занимают даже большую половину частного дома. Иной раз проходишь по улице мимо какого-нибудь здания, над дверью висит вывеска «Кафе «С Громким Названием», рядом раскрытое окно, на широком подоконнике женщины усердно месят тесто, и разносится благоухание аппетитных ароматов. В баре колонки магнитолы проигрывают благозвучную осетинскую мелодию, небольшой зал, примерно на четыре-пять столиков, на стенах светятся бра и висят картины. В общем — уют и благодать.

Спросив разрешения, сдвинули вместе два стола, заказали хинкал побольше ну и всего остального, что полагается к обеду. «Всего остального» на месте, к сожалению, не оказалось, но чтобы не терять клиентов, хозяйка заведения быстренько сбегала к соседям, закупила что нужно и вернулась.