Прасковья Дидык - В тылу врага
Хозяин дома пан Добровольский, несмотря на нужду, очень неохотно принял Курда к себе на квартиру. Паню Полю, считая полькой, он ругал втихомолку за то, что продала свою совесть за эрзацконсервы и вышла замуж за фрица. Но что поделаешь? Немцы здесь хозяева, а они, поляки, должны угождать им и терпеть.
Однако многие не хотели терпеть и находили свои методы борьбы. В городе на заборах появились надписи: “Берегись, фашисты! Днем город ваш, а ночью - наш”. Вслед за этим городская информационная газета “Гонец Краковский” объявила о поимке партизана, покушавшегося на жизнь немецкого офицера. Однако оккупанты пока чувствовали себя хозяевами. Но город глухо кипел. Казалось, вот-вот чаша переполнится, и вспыхнет пожар. Шутка сказать - эта часть Польши оставалась чуть не единственным местом, где еще можно было спать спокойно, не бежать стремглав в бомбоубежище. Поэтому в этом районе сосредоточив; многие немецкие военные власти, некоторые польские правительственные учреждения, покинувшие неспокойную Варшаву, а также знать, бежавшая со всей Польши и даже из ставшей небезопасной Германии.
В магазинах ничего не было, рынок пустовал, а на черной бирже кишело спекулянтами. Со всех сторон только и были слышны крики:
“Довоенный, довоенный материал! На мужской костюм!”
“Русская довоенная шерсть”.
“Английский бостон”…
Спекуляция стала самой модной и прибыльной профессией. Все менялось на продукты питания. Злоты обесценивались. Их отдавали пачками за десяток яиц, банку консервов или яичный порошок. У некоторых появились даже доллары, которые пока кое-как ценились.
Здесь же, на рынке, можно было услышать всякие новости, узнать настроение или, говоря на военном языке, “моральное состояние населения”. Одни тихонько ругали Гитлера, другие громче поносили эмигранта Миколайчика, третьи во все горло негодовали на русских. Последние были в более выгодном положении. Их никто не арестовывал. Наоборот, немцы всячески поощряли таких горлопанов. Но их с каждым днем становилось все меньше и меньше. Советские войска успешно наступали по всему фронту. Победы под Москвой, на Ленинградском фронте, на всех Украинских фронтах отозвались здесь новыми эшелонами раненых, прибывших с театра военных действий. Это убедительнее всех газетных сводок свидетельствовало о том, что миф о непобедимости гитлеровской армии терпит крах.
Разведчикам приходилось внешне приноравливаться к обстановке, влиться в общий поток, чтобы оставаться незаметными. Курц “добросовестно” трудился, старался войти в доверие к хозяевам, а пани Поля-Мариана пока присматривалась, входила в свою роль. В эти дни им особенно хотелось прямых боевых действий. Когда проходили мимо аэродромов, вокзалов и других объектов, их так и тянуло подложить мину или пару кусков тола и поднять в воздух склад с горючим, состав или просто взорвать вокзал, в котором было так много солдат и офицеров. Но… они не для этого сюда посланы. “Ваше дело - наблюдение и информирование Советского командования”, - помнили они указание.
Анатолий вошел в доверие к начальству и через месяц его послали в санчасть аэродрома, в трех километрах от их квартиры. Центр одобрил действия Анатолия, и он работал очень “старательно”. У него появилось много “друзей”. Пани Поля тоже не теряла времени даром. Подружилась с хозяйкой и при ее помощи начала заниматься мелкой ручной торговлей, стала “хандляжкой”, как в Польше называли спекулянтов.
Новое занятие давало возможность ходить по базарам, по магазинам, прислушиваться к разговорам, примечать, что делается вокруг. Профессия спекулянтки никого здесь не удивляла: этим занимались многие женщины, даже зажиточные и богатые.
В назначенное время пани Поля-Мариана выходила в эфир, передавая новую информацию. В эти минуты она чувствовала себя самой счастливой, как будто в самом деле побывала на “Большой земле”. Она неизменно заканчивала передачи знакомым всем радистам кодом-жаргоном “99”, что означало “целую”. Ей было все равно, кто этот радист: мужчина или женщина, молодой или старый. Он - советский человек с “Большой земли”, и этого было достаточно.
Постоянно приходилось бывать начеку, ибо словоохотливая хозяйка квартиры пани Ванда не давала своей жиличке скучать, всячески старалась развлекать молодую пани.
Курц также имел возможность бывать в городе, беседовать, а иногда и обедать с каким-нибудь болтливым немцем, хваставшимся, что он “в курсе всех событий”.
Особенно старался Курц подружиться с новым инженером, который держал себя гордо и независимо.
Разведчик прикидывался ярым патриотом фашистской Германии и постоянно жаловался на свое ранение, из-за которого он “не может быть вместе со всеми воинами любимого фюрера там, где решается судьба фатерланда…”
- Не волнуйся, доктор, мы ценим твою преданность. Фюрер не забудет тех, кто оказывает услугу третьему райху, - напыщенно говорил инженер, сидя вместе с Курцем за столом в ресторане. - Я вот тоже не на самой передовой. Но я тут нужен не меньше, чем на фронте. Скоро начнем сооружать новый аэродром. Сейчас я работаю над новым проектом укрепрайона, от которого русским станет жарко, - хвастливо заявил уже охмелевший изрядно офицер и хлопал Курца по плечу.
- О! Не сомневаюсь в победе немецкого оружия и горжусь дружбой с таким героем, как вы. Моя жена тоже будет рада, если господин инженер окажет нам честь своей дружбой.
- О! Фрау Поля! - воскликнул немец, и его тонкие губы растянулись в довольную улыбку. - Не будь она твоей женой, я бы не прочь поухаживать за ней…
От Курца- Анатолия не ускользнул плотоядный блеск в глазах офицера, когда он говорил о пани Поле. Ему вспомнился и тот его взгляд, каким оп смотрел на нее, когда впервые пришел к ним гости.
**
*
Придя домой, Анатолий подробно рассказал Мариане о своей беседе с инженером аэродрома. Не скрыл и того, что она приглянулась инженеру.
- Ты используй это, пококетничай с ним.
- Какой неревнивый муж, - сказала Мариана, и оба расхохотались. Они так хорошо играли свои роли, что никто не мог бы подумать, что это не муж и жена, а два разведчика, выполняющие чрезвычайно опасную и трудную работу - люди, которые ежечасно, ежеминутно ставят свою жизнь на острие ножа.
Только изредка, когда и они могли располагать свободными минутами, делились друг с другом мыслями. Анатолий рассказывал о своей жене Саше, о дочурке Томочке с такой любовью, что Мариана и сама полюбила их. Знал и Анатолий, что у Марианы есть друг, сражающийся на фронте.
- Вот как жизнь круто повернула, - сказал Анатолий. - Говорю тебе “пококетничай”, а у самого сердце болит. Ведь фриц проклятый и на большее понадеяться посмеет. А я бате слово давал беречь тебя. Помню, как он напутствовал меня: “Смотри, Анатолий Алексеевич, головой отвечаешь за дивчину”.
- Батя, батя. Настоящий отец. - Мариана вспомнила встречу с генералом за два дня до вылета в тыл противника. Сидели они оба на диване, он гладил ее по голове, как маленькую, и говорил:
- Будь умницей, дочка, зря не рискуй. Хорошенько подумай, прежде чем сделать какой-нибудь шаг. Береги себя. Я ответ должен держать за тебя перед твоими батьками. Представимся с тобой после войны перед ними и скажу я им: “Спасибо за дочку”. Тогда она радостно улыбалась, чувствуя себя под защитой этого очень доброго человека в генеральской форме.
А теперь они находились одни во вражеском тылу и держали экзамен перед Родиной. И разведчики были готовы на все во имя высокой цели, во имя победы над врагом.
Через несколько дней после разговора в ресторане Курц предупредил Мариану, что вечером придет с инженером. Она приготовила ужин, сервировала стол, как подобает в добропорядочном доме, надела платье с глубоким декольте, которое ей было очень к лицу.
Встречая гостей, она нежно улыбалась, глаза выражали радостное удивление.
- О, проше, проше пане. Какая приятная неожиданность! Пожалуйста к столу, - пригласила она “желанного” гостя и опять улыбнулась ему, сверкнув двумя рядами ровных белых зубов. Немец взял ее руку и долго держал у своих губ, глядя из-под бровей то в глаза молодой пани, то на ее открытую белую шею.
Анатолий в это время, стараясь ничего не замечать, долго мыл руки, словом, “создавал условия”, как шутил он после.
Мариана не отняла сразу руки. Так было положено начало “дружбы” между советскими разведчиками и фашистским инженером.
Вскоре доктор Курц-Анатолий и пани Поля-Мариана стали желанными гостями и в других домах немецких офицеров, где бывал инженер. Главным образом, это были гитлеровские офицеры, “женившиеся” на украинках или полячках. Своих настоящих жен эти немцы, конечно, с собой не возили. О-о-о! Как пригодились здесь знания польского языка. Она от души благодарила деда Казимира, соседа, который усердно обучал свою дочку Жозефу польскому языку. А поскольку Жозефа лучшая подруга Марианы и они всегда бывали вместе, она невольно усвоила разговорную польскую речь.
