Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.3. Дружба

Вот и город. Машина свернула с проселка и нырнула в общий поток, который медленно втягивался в уличку с маленькими деревянными домиками. Начиналась окраина. Взгляд женщины смягчился: она думала о встрече с детьми. Там, в центре, в тихом переулке возле Саратовской улицы…

«Лукоморье — это да! — зазвенел в ее ушах родной голосок, и серо-голубые глаза сощурились с мечтательным и таинственным выражением. — Леший бродит, и русалка на ветвях сидит — сказка, а кот ученый — правда. Ведь животных дрессируют!»

Ласковая улыбка тронула губы Ларисы.

«А Алешка-то, Алешка! — так и запело в ее душе. — „Там русский дуб… Там дубом пахнет!“ Чудовище ты мое! Вот бы показать их Ивану Ивановичу!»

Дорога незаметно вошла в каменное русло из навечно построенных домов затейливой кладки, со стенами в метр толщины, с железными балконами, лепными карнизами, с башенками и круглыми проемами на фронтонах. И новые многоэтажные постройки замелькали по сторонам. Лариса вспомнила свой недавний приезд сюда, впечатления мирной жизни.

Фруктовый киоск, заваленный яблоками, арбузами, дынями и ящиками алеющих помидоров, привлек ее взгляд.

Она подумала, что хорошо бы купить маленьких сладких дынек сорта «колхозница». Как раз произошел затор на улице, — машина застряла между грузовиком и бестаркой, запряженной волами и набитой разным домашним скарбом, — и точно кто подтолкнул Ларису.

— Я сейчас! — сказала она полковнику, открывая дверцу.

Быстро купила две желтые душистые дыни и побежала обратно. В это время все вокруг нее задвигались и тоже побежали, оглядываясь на юго-запад и крича:

— Немцы! Немцы!

Лариса посмотрела в ту сторону, и сердце у нее замерло: над Дар-горой, как грозовая туча, выплывали немецкие самолеты. Их было так много, что небо сразу стало серым.

— Бомбардировщики «хейнкель сто одиннадцать»! — крикнул кто-то.

Самолеты надвигались с воющим гулом, накрывали город, тяжело колыхаясь, точно дрожа от нетерпения, заполняли и затемняли синеву воздушного пространства… Послышался свист бомб. Это вывело Ларису из оцепенения. Залп зениток, стоявших вблизи, раздался в ее ушах, и она увидела штабиста, сердито махавшего ей из машины.

Теперь народ бросился врассыпную в подвалы домов, в щели… Взрыв бомбы ухнул впереди. Машина с ходу свернула с развороченной улицы в переулок.

— Смотри, задавишь кого-нибудь. Куда гонишь? — с неожиданным спокойствием сказал шоферу полковник. — Как знать, может, ты под бомбу торопишься!

Бомбы уже ложились повсюду. Многоэтажный дом на углу покачнулся и вывернулся наизнанку, будто гнездо картофеля, подкопанное сильным ударом лопаты. Рядом повалились стены другого здания, крыша его вздулась и, опережая весь падающий корпус, рухнула в облако клубящейся красной пыли.

Машина круто развернулась и нырнула в соседнюю улицу, затянутую дымом. Здесь тоже шатались и падали дома, бежали люди, обезумевшие от горя и ужаса, и багровые языки пламени выбрасывались из проемов окон, выдранных взрывами. Новый завал преградил дорогу машине. Неслыханный разгром и гульбище огня охватили весь город.

— Я пойду пешком! — крикнула Лариса, изнемогая от душевной боли.

— Сейчас выберемся к центру, оттуда вам будет близко, — сказал шофер.

— Мы можем захватить на переправу вашу больную матушку и детишек, — предложил полковник.

Машина двинулась назад, еще раз свернула в переулок. Обломки кирпича так и барабанили по ее кузову. Лариса задыхалась от жары, от дыма и известковой пыли. Или это тоска смертная душила, хватала за горло?

Вне города стоял еще белый день, а на улицах сделалось темно от черных туч дыма, от клубов пыли. Как ночью, колыхались, сталкиваясь, свет и тени пожаров.

Четырехэтажное здание госпиталя на Московской улице было охвачено пламенем. Деревянные казармы, где помещались санитарные взводы, тоже горели. Дружинницы спасали медикаменты, тащили ящики, бутылки, тюки ваты и марли, мешки с пакетами для перевязки.

— Вот оно, наше оружие! — охрипшим голосом крикнула Лина, подхватывая край тяжелого ящика. — Держи, Наташа!

Лину можно было бы узнать только по разлетавшимся рыжим кудрям, а недавно беленькое личико ее напоминало лицо арапчонка.

— Госпиталь-то!.. Раненые-то! — кашляя от едкого дыма, повторяла Наташа.

Растерянность, овладевшая ею в начале бомбежки, прошла. Теперь девушке хотелось только одного: везде успеть и всем помочь. Потом Наташа увидела, как из горевшего, такого знакомого дома выносили раненых, похожих на больших испуганных детей. Горели верхние этажи, и дружинницы устремились туда. Ha встречу по лестнице сползали со ступеньки на ступеньку те, кто мог двигаться. Багровые отсветы огня метались за окнами, стекла которых вылетели от взрывов, и белье на раненых казалось розовым, а глаза на искаженных лицах вспыхивали, как угли.

Вбежав в палату, девушки бросились к кроватям, стоявшим у окон, и стали отодвигать их от рам, по которым суетливо бегали лохматые красные зверьки. Ветер вталкивал в комнаты клубы дыма, пыль рушащихся домов, раздувал ползущие с кровли огненные языки. Горело и в глубине здания.

— Меня возьми, сестрица!

— Сестра, возьми меня! — словно младенцы, вопили раненые.

Глаза у девчат разбежались. Схватить и унести бы всех сразу!

— Потерпи, голубчик! — сказала Наташа ближнему бойцу и — откуда взялись силы? — взвалила его на себя, не разбирая, что у него болит, где болит, не сломается ли гипсовая повязка, и вынесла из палаты.

На улице раненого подхватили другие люди и потащили на берег Волги к переправе. Наташа — снова в огонь и дым. И снова крик:

— Меня, меня, сестрица!

И она хватала без разбору, взваливала, как мешок, на свои полудетские, трещавшие от тяжести плечи, но совсем не ощущала этой тяжести, когда спешила вниз по лестнице с терпеливо молчавшей живой ношей. С таким же упрямым ожесточением работали маленькая, но ловкая Лина, комиссар госпиталя, палатные сестры и врачи, и курносая Томка, бывшая поварихой на переднем крае, и командир дружины Муслима Галиева.

Вынесли раненых из одной палаты, из другой, из третьей. Потом загорелись перила лестницы, и дружинниц больше не пустили в огонь.

— Я не могу! Там еще есть! — Наташа оттолкнула бойца пожарной команды и помчалась наверх, откуда слышались нечеловеческие стоны.

Она ворвалась в коридор, но из высоких дверей вытолкнулся навстречу вихревой столб огня. Он вертелся перед отступившей девушкой так, будто торжествовал, что отрезал ей путь к своей добыче. Наташа оглянулась — выход на лестницу был уже закрыт. Пряча лицо от нестерпимого жара, она отступила к окну, рама которого была высажена взрывом, взобралась на подоконник и выглянула на улицу.

Дружинницы растягивали над мостовой какие-то зеленые полотнища, точно собирались ловить неводом рыбу. Взгляды их были устремлены вверх. И вдруг человек в белом вывалился из соседнего окна и, перевертываясь, полетел вниз. Потом еще один и еще…

— Раненых сбрасывают! — поняла Наташа и сжалась в комочек, представив, как больно падать с такой высоты тому, кто перенес ранение и операцию.

Но пламя уже подбиралось к ней.

— Меня! Примите меня! — звонко и надрывно закричала она, захлебываясь дымом.

Одновременно она увидела, как вслед за пятым или шестым раненым мелькнула знакомая женщина в горящем комбинезоне. Черные стриженые волосы ее разлетались в стороны, точно крылья грача. И сразу все лица обратились к окну, на котором, скорчась, как обезьянка, сидела Наташа.

Дружинницы бегом потащили полотна к ней.

«Галиева выбросила раненых и выкинулась сама. Вот молодец!» — подумала Наташа и тоже спрыгнула вниз.

Завал возле горевшего госпиталя снова преградил дорогу машине.

— Я больше не могу так! — Лариса открыла дверцу и выскочила на мостовую, загроможденную обломками кирпича, щебня и погнутыми железными балками. Но мысль о больной матери снова остановила ее. Да и детишек легче на машине доставить к берегу. Кто знает, как они там сейчас?..

Внимание Ларисы привлекли раненые, которых выносили из горящего госпиталя медицинские сестры и дружинницы. Солдаты в повязках, на которых от напряжения проступила кровь, помогали им, таща к берегу полуодетых, беспомощных людей.

Чувство воинского и гражданского долга подтолкнуло к ним женщину-хирурга, но страшная боль в сердце напомнила ей о другом долге.

«У лукоморья дуб зеленый…»

Большое, уже обожженное дерево рухнуло поперек улицы, срезанное осколком авиабомбы. Оно еще раз преградило путь машине.

Свалился дуб… И каким страхом переполнены теперь детские глаза!..

«А Алешка-то! Алешка!» — застонало в душе Ларисы.

— Доктор, кого вы ищете? — громко обратился к Ларисе один из легко раненных солдат. — Смотрите, ребята, это наша товарищ Фирсова!