Бен Брайант - Командир субмарины. Британские подводные лодки во Второй мировой войне

Пришлось признаться, что в тот день мы ушли из опасной зоны, легли на дно и выспались. Даже командиру подводной лодки требуется выспаться, что я тогда и сделал. Но я не был уверен, что для Макса, великого командира Первой мировой войны, это послужит оправданием.

К моему удивлению, он улыбнулся и сказал: – Вот и правильно, я сам всегда так делал. Во время следующего похода у нас хватало времени, чтобы отдохнуть. Боевые позиции наших подводных лодок были проложены поперек Северного моря, прикрывая дюнкеркскую эвакуацию. Мы видели пожары, происходившие на берегу, но не совсем понимали, что там происходит. Было разумно предположить, что немецкие корабли выйдут, чтобы помешать эвакуации, но они предпочли укрыться в гаванях. Мы смотрели на их робость со смешанным чувством. Мы конечно же хотели, чтобы эвакуация прошла успешно, но разгрома немецкого флота наши подводники желали еще сильнее.

Глава 7

МОЙ САМЫЙ НЕУДАЧНЫЙ БОЕВОЙ ПОХОД

В июне 1940 года «Силайон» направили в пролив Скагеррак в разведку. Наши субмарины вышли в боевой готовности, но враг не должен был этого осознать; мы хотели, чтобы он ослабил свою противолодочную готовность, и планировали воспользоваться этим. «Силайон» снова оказалась подопытным кроликом.

Не успели мы с трудом протиснуться сквозь минные поля, которые были выставлены у входа в Скагеррак, как стало очевидно, что и воздушные, и морские дозоры немцев не дремлют. В час ночи – самое темное время суток – мы видели танкер с семью эскортными кораблями. И мачты, и капитанские мостики четко вырисовывались на фоне северного неба. Мы не могли их торпедировать, поскольку находились на большом удалении.

Противолодочные корабли лавировали взад-вперед; редко когда в небе не виднелся самолет; едва удавалось подняться, чтобы зарядить батареи и освежить воздух, которым мы дышали. С трудом пережили мы третий день, за двадцать четыре часа пройдя всего лишь 40 миль, причем оказались обреченными на тактику ухода от дозора: аккумуляторные батареи просто не могли подзарядить в данных условиях.

Речь больше не шла о нашей способности к действию, вопрос стоял лишь о том, сможем ли мы выбраться из западни живыми. Мы повернули обратно. Уже не возникало вопросов о ночных и дневных процедурах, мы всплывали тогда, когда позволяли условия. Днем 30 июня измученная и почти не способная к действию субмарина выскользнула из Скагеррака почти в надводном положении.

Едва выбравшись, мы доложили обстановку и получили приказ патрулировать возле Ставангера. Это было лучше, но ненамного. После Дюнкерка считалось, что флот вторжения формируется в Ставангере. Разведывательная авиация не смогла бы действовать в небе Норвегии, поэтому субмарины оставались единственным средством разведки, причем действовали они весьма рискованно – в условиях белых ночей. Максимальный срок пребывания у Ставангера равнялся четырем дням; лодки дежурили по очереди, а затем уходили отдыхать и заправляться.

3 июля «Силайон» патрулировала у берегов Ставангера. День выдался странным – море изменилось от зеркального спокойствия до ослепляющего шторма с ливнем, при котором действие перископа сужалось до нескольких ярдов. Когда один из этих штормов наконец утих, мы увидели направляющийся на юг конвой из шести транспортов с эскортом из семи катеров. В штормовых условиях они уже почти миновали нас, но тут мы бросились вперед, несмотря на низко патрулирующий над нами гидросамолет противника.

Нам не удавалось подойти близко, но все-таки мы сумели подобраться в пределах досягаемости действия торпед и приготовились открыть огонь. Это случилось как раз в радиусе действия «дорнье» (самолет ВВС Германии). Едва я отдал приказ стрелять, как увидел отрезвляющую картину: сначала его нос, затем крылья и, наконец, хвост – и всего в нескольких футах над нашим перископом.

Самолет, конечно, не мог не видеть следы торпед. И прежде чем перископ нырнул вместе с лодкой, я успел заметить, что конвой изменил курс, уходя в сторону от нас, в то время как эскорт повернул к нам.

Мы быстро ушли на глубину, развернувшись так, чтобы было удобнее стрелять.

«Дорнье» промахнулся, но ему не потребовалось много времени, чтобы вновь оказаться над нами. На сей раз он сбросил бомбы, и они взорвались под нами, почти вытолкнув лодку на поверхность. Хьюго Ньютон, мой первый помощник, делал все, что было в его силах, но лодка, выйдя из-под контроля, будто летела вверх, и мы уже слышали, как открыли артиллерийский огонь эскортируемые корабли.

Если бы мы выскочили на поверхность, нам тут же пришел бы конец – и поначалу казалось, что ничто не сможет остановить наше движение вверх. Однако Хьюго все-таки удалось взять управление лодкой под контроль, и в следующую минуту мы уже начали погружаться, хотя чрезвычайно тяжело и медленно. Мы двигались на большой скорости, пытаясь вырваться из-под патруля немецких кораблей ПВО, и при этом создавали такой шум, что противник, вероятно, слышал нас даже без чувствительных гидрофонов.

Глубинные бомбы падали в нашу сторону без остановки; все лампы лопнули; стрелки на измерительных приборах зашкалили; пробка с потолка и краска с обшивки сыпалась дождем – так сотрясался корпус от близких взрывов.

Мы включили аварийное освещение и эхолот, обычно выключенный и защищенный от давления, возникающего при взрывах. В темноте мы погрузились слишком глубоко – гораздо ниже рабочей глубины. Биддискомб и Дензи, рулевой и второй рулевой, буквально сражались с горизонтальными рулями, приводя их в положение на всплытие вручную. Воздух из трубопроводов свистел, когда мы открывали главные балластные цистерны; глубинные бомбы взрывались, все вокруг превратилось в сплошной ад и полную темноту, за исключением тонких качающихся бликов – там, где мрак пронизывал аварийный свет.

Наконец нос лодки стал понемногу подниматься, погружение прекратилось; мы продували главные балластные цистерны – враг не заметил пузырей воздуха, поскольку поверхность моря кипела от взрывов глубинных бомб. Мы удержали лодку на глубине вовремя – спустись мы еще немного, и корпус мог бы не выдержать и разломиться. Действительно, был случай, когда лодка «Санфиш», аналогичная нашей, вышла из подобной передряги со сломанными шпангоутами. Экипаж работал в условиях почти полной темноты, лодка металась под водой, словно раненый кит, а наш первый помощник изо всех сил старался усмирить ее и заставить слушаться. Противник прекратил на нас атаку и притаился. Наступила странная тишина, нарушаемая лишь скрипом корпуса, протестующего против навалившегося на него давления, но вот опять раздались взрывы глубинных бомб, к счастью, на этот раз уже дальше, да и лодка уже находилась под контролем экипажа.

После того как прекратилась бомбежка, которая вывела нас из равновесия и лишила управления лодкой и вопреки которой я не обращал внимания на мины заграждения, непосредственная опасность миновала и, как только лодка начала слушаться рулевых, мины снова приобрели обычную значимость. Следующей задачей была необходимость уйти от преследования. Мы проанализировали ситуацию. Гидролокатор, наши обычные «уши», вышел из строя. Свифт, старшина-акустик, славившийся невозмутимым нравом, переключился на ремонт своей аппаратуры. Эти панели, хотя и считались устаревшими и неэффективными, все-таки справедливо были признаны полезными во время строительства лодки шесть лет тому назад. Наконец Хьюго удалось удифференцировать лодку.

Охотники потеряли нас, хоть на некоторое время, в шуме собственных глубинных бомб. Римингтон, электрик, уже наладил кое-какое освещение, и мы смогли сконцентрироваться на возможных способах отрыва от преследования. Имея лишь один рабочий гидрофон, было достаточно трудно точно определить, кто и где за нами охотится, работа очень походила на игру угадайку, но фортуна нам явно благоволила, и взрывы глубинных бомб становились все реже и отдалялись. Я сообщил экипажу, что над нами находится девять противолодочных кораблей, каждый из которых несет по десятку глубинных бомб; мы имели возможность развлекаться, считая, сколько их еще осталось в наличии. Мнения разделились, и разговор в рубке перешел на другую тему.

Возникла оживленная дискуссия по поводу эффективности недавно введенного комендантского часа на спортивных сооружениях в Брайтон-Бич. Я так никогда и не смог полностью привыкнуть к способности британского подводника абстрагироваться от реальных условий. Конечно, и юмор, и характер беседы не всегда соответствовали стандартам светских гостиных, однако любое напряжение ловко снималось какой-нибудь шуткой или анекдотом, и смех никогда нельзя было назвать нервным.

Наши враги, очевидно, уже отправились охотиться на диких гусей, так как мы не могли поймать ни звука, поэтому пришлось вернуться на глубину, подходящую для наблюдений в перископ. Охота продолжалась меньше двух часов. Ничего, кроме дыма на горизонте, видно не было. Я осторожно поднял перископ, чтобы улучшить обзор. К нам шел танкер, причем без сопровождения. Сейчас козырные карты оказались в наших руках.