Владимир Ераносян - Колорады
— И все же я сел… — констатировал Малевич.
— Хороша работа. Миллион в год. Причем в относительном комфорте.
— Тут не поспорю. Но ты и заинтриговал… Отчего же не раскроешь детали операции? Не томи.
— Могу сказать, что тебе, счетоводу, бессмысленно рассказывать план, которого, по сути, нет. Ты его вершитель. Каждое твое действие и каждое слово, твоя интуиция и уверенность в моей защите — в этом мой план. А еще в том, чтобы ты не только на словах, но и на деле считал фортуну псевдонимом Бога.
— С каких пор, Партизан, ты стал проповедником?
— С тех пор как увидел дочь в коляске.
— Да уж. Станешь тут философом. Удача, Бог… С чего ему быть на нашей стороне?
— Надо в это верить. Тебе легче считать, чем верить. Пригодится и этот твой навык. Выйдешь из-за стола крайним. Сделаешь победителем нашего толстяка.
— О, я уже вижу детализацию плана. Что потом?
— Потом только импровизация и фортуна. Она слишком непредсказуема у таких, как ты. Ты утратишь интерес, если я расскажу все. А без азарта ты плохо сыграешь отведенную роль. А она главная. Я делегирую тебе и моей братве полномочия. Когда у меня были диктаторские замашки? Никогда. Все как на казачьем круге, а не единолично. Мы честные разбойники. И разве «Будь что будет!» не самый демократичный план?
— Что-то слишком много доверия. В нашей профессии это нонсенс.
— Нельзя посчитать доверие и уровень ответственности. Они либо есть, либо нет. Ты только думаешь, что можешь посчитать все. То, что собираюсь вычислить я, еще никто не считал. Порог человеческой жадности. И я уповаю на удачу. Считай, что и на этот раз нам повезет! — пообещал коллега.
— Я бы хотел воспринимать слово «считай» в прямом смысле, — поправил Малевич, махнув рукой. — Когда же наконец я расслаблюсь и просто покатаю, как порядочный фраер и повеса?! Везение не начинается так грустно. Сегодня я откинулся, и первый человек, с кем мне доводится общаться на воле, — ты! Тот самый, кто подогнал мне тех зажравшихся уродов, которые не взяли с меня расписки!
— И сейчас расписки не будет!
— Я так и знал! И все-таки я сел в этот потрепанный лимузин, лучше бы я остался на киче… и вышел бы через три дня, 24-го июня.
Лимузин тронулся в путь. До Одессы было 700 км. Было о чем поговорить. Партизан говорил обо всем на свете, кроме подробностей своего плана. Он молчал, словно рыба, соответствуя своей воровской кличке. До самой Одессы. Как только они поселились в «Моцарте», в бутик-отеле в самом центре, неподалеку от статуи Дюку Ришелье, Партизан поведал все во всех красках. Реализация задуманного зависела от актерской игры Малевича. На самом деле таланта в лицедействе ему было не занимать.
…Малевич выигрывал первые три часа, а потом, оставшись с хозяином «флэта» один на один за столом, под пристальным взором выбывших ранее, все слил на «олл-ине», безошибочно сыграв в поддавки и став бабл-боем. Трюк заключался в том, что кэш начинают пересчитывать даже олигархи, невзирая на суммы. Так что папаша мажора поступил ожидаемо. Он приказал помощнику проверить наличность еще раз. Повторная проверка показала куклу, что ввергло всех игроков в недоумение, так как каждый из них имел возможность убедиться в абсолютной достоверности заявленной суммы перед игрой.
Малевич, по замыслу Партизана, должен был сохранять полную невозмутимость и спокойно обвинить «страховщика» в подставе и очернении.
— Убедитесь сами! — верещал победитель, и сумка оказалась на столе. В ней действительно были утрамбованы «кукольные пачки».
Малевич недоумевал пуще других.
— Вы ответите за подлог.
— Что?! Я? — не понимая, как можно опровергать очевидность, настаивал на нечистоплотности Малевича страховщик.
— Это не моя сумка. Похожа, но не моя.
— Ты что лепишь горбатого?! — выходил из себя страховщик.
— Я требую моральной компенсации для себя и для всех присутствующих здесь джентльменов. Я с самого начала почувствовал, что с вашей стороны ведется нечистая игра. Вы согласны вернуть все деньги и компенсацию всем присутствующим, если я докажу свою честность и факт, что вы подменили сумку, предварительно ее опустошив?
— Докажешь? Ну, попробуй. Не выходя из этого помещения. Давай!!! — согласился уверенный в своей правоте страховщик, охрана которого с пристрастием обыскивала нового посетителя.
— Ок, позовите тех, кто меня шмонал. Но сначала подтвердите, что вернете все, плюс компенсируете ущерб за подрыв репутации.
— Ты диктовать мне будешь?! — брызгал слюной страховщик.
Гости, все подчистую проигравшие, пока только из интереса, стали склоняться на сторону спокойного, как слон, Малевича. Они ничего не теряли, но могли приобрести.
— Чего бояться-то, обещай ему…
— Ну, хорошо, раз так. Докажешь, все итоги игры будут отменены, — согласился страховщик.
— Так не пойдет, компенсация меня интересует больше.
— Ты торгуешься со мной, негодяй?!
— Я настаиваю, что негодяй — это вы, и требую компенсации для всех присутствующих и для себя, и она должна быть соразмерна моей обиде.
— Он сумасшедший, господа! — нервно провозглашал страховщик, в котором как-то незаметно зародился и вырос до гипертрофированных размеров страх. Таяла и собственная уверенность в очевидном. Он вызвал охрану. Та как ни в чем не бывало подтвердила, что в сумке вначале были настоящие деньги, а потом фальшивые банкноты. Что хозяин сумки не приближался к ней за все время игры, как впрочем, и никто из присутствующих здесь гостей.
— Да, так и есть, он не вставал из-за стола, и мы все это видели и готовы подтвердить, что сел он за него не пустой. — У Малевича уже появился бесплатный адвокат, из самых жадных.
На этом месте был «выход» нотариуса. В дверь позвонили. Там стоял нотариус, прибывший по вызову Малевича для того, чтобы засвидетельствовать подписи дееспособных лиц.
— Что здесь происходит? — страховщик уже ничего не понимал. Гости, люди не последние, хотели «соскочить», но при своих, поэтому ждали развязки, пока она им не угрожала. Малевич продолжал играть отведенную ему роль. Он потребовал проверить мусоропровод. Очень быстро была найдена сумка. Пустая. А дальше — сломанные руки и ноги папаши мажора и подписи под дулом пистолета. При этом ни единого возгласа присутствующих. Они получили проигрыш обратно. Дружба заканчивается в поганой игре.
Жирной точкой той давней истории стал «судебный процесс» над красным «Феррари», который состоялся на уже знакомой нам трассе. Виновник аварии собственноручно передал ключи Партизану. Его дочь, которую подкатили к суперкару на инвалидном кресле, спросили:
— Хочешь, мы ее сожжем?
Она ответила:
— Нет, машина не виновата, виноват этот дебил.
Делать было нечего, мажору сломали ногу, которой он хорошо давил на газ, но плохо на тормоз, и отпустили, а машина перекочевала в гараж Партизана…
Читателю, безусловно, интересно, где же были все это время настоящие деньги. Ответ проще, чем можно было предположить. Никогда не доверяйте охране. Особенно из бывших ментов. Партизан подкупил этих ребят за неделю до той игры. Его вендетта состоялась. Надо отдать должное авторитету. На случай неудачи плана был предусмотрен и план Б, без нотариуса. Но тоже с оружием. Партизан мог быть и каталой, и разбойником. План Б всегда жестче. Сейчас, в дрянном отеле, оцепленном зомбированными головорезами, он вряд ли бы сработал. Здесь задача была иной — сохранить жизнь, а не деньги. Так что главным планом снова являлась импровизация.
Глава 17. Экс-тандем
Заблаговременно эвакуировав самое дорогое, женушку и большую часть сбережений, в свежеприобретенную квартиру в Москве, прокурор кусал ногти, что не проявил достаточной дальновидности и не разглядел в беспорядках назревающую гражданскую войну. Не ожидал, что так быстро все закрутится. Что так необратимо все изменится. Многие коллеги оказались более прозорливыми. От этого было вдвойне гнусно. Ведь когда злорадство разливалось негой по всем артериям, давление приходило в норму. А сейчас он был на грани гипертонического криза, и никто не предлагал ему стационар.
Теперь его голубка в центре Москвы, застроенном под завязку элитными домами и парковочными местами стоимостью с элитный дом, здесь, в глухой украинской провинции, а он в шаге от неминуемой гибели. И черт с ним, что в Москве до дома в будний день не доедешь, а из парковки не выедешь. Черт с ними, с пробками, которые его так бесили. Досиделся до Голгофы! Правда, вместо животворящей иконы у прокурора с подобающей случаю фамилией Безвесельный имелась фотография девять на двенадцать, которую он использовал ныне словно крестное знамение исключительно по причине неадекватной панической атаки. Это была фотография его благоверной. Если б он знал, что в данную секунду, когда он машинально гладил ее фотокарточку, прокурорша наставляла ему рога в Первопрестольной в автомобиле, с одним из московских клерков прокуратуры ЦАО. Туда он намыливался податься в ближайшем будущем. Коллега, сделавший из него рогоносца, обещал содействие. Узнай он о таком подлом предательстве, сразу отказался бы от жены! Но не от должности.
