Владимир Ераносян - Колорады
— Конечно! Конечно! — тараторил Глеб, меняя фишки на наличные. — Все! Тридцать тысяч! Все! Я закрываю сейф. Вот, кладу ключик наверх. Под охраной ребят. Спасибо! Можно немного виски? А то в горле пересохло…
Урбан, не скрывая брезгливости, протянул ему свой недопитый рокс, и Глеб смачно опустошил оставшийся на донышке глоточек.
— Да! Безобидный покер, — причитал осчастливленный Глеб. — В России казино запретили, здесь у нас тоже. Какая чудовищная ошибка. Это ж налоги. Ведь верно? И рабочие места! Верно ведь? Можно организовывать выездные покерные турниры. Я умею. Когда все наладится, конечно, надо будет восстановить этот бизнес. Я бы очень пригодился вам в этом. Как менеджер. Я бы все организовал. И договороспособных девушек!
— Твоих маромоек мы уже видели! — констатировал Гроб очевидное фиаско шустрого лакея как сутенера для высоких особ.
Глеб не обиделся. Словно не услышал издевки. Он так же доверительно сообщил всем присутствующим, что мог бы сделать заведение высочайшего уровня в любом освобожденном от сепаратистов городе. Однако Урбан его перебил:
— Ты нам нужен сейчас в иной ипостаси! Составляй списки неблагонадежных. Вычисляй врагов!
— Конечно! Конечно! — понимающе кивал Глеб, но продолжал твердить о своем: — Да, а то стало совсем туго после запрета на игорный бизнес. А здесь, в ста километрах от границы с Россией, все будет «чики-пики». Россияне богатые сюда ломанутся.
— Ты что мелешь, придурок?! — пресек бред замечтавшегося провинциала Дмитро Ярый. — Мы русских выдавливаем, чтоб они наших девиц не трогали, а ты намерен их приглашать? И украинских женщин превращать в русских путан?!
— Так я не для того, — перешел на извиняющийся тон Глеб. — Я не про девиц. Я про эффект экономический. Как в Минске, там ведь есть легальные казино…
То, что погрузившийся в свои фантазии Глеб считал фартом и заманчивой перспективой стремительного обогащения за счет российских игроков, показалось Ярому кощунством. Он хотел было встать, чтобы поставить пребывающего в эйфории придурка на место, вернее, положить его прикладом, но обстановку разрядил Уайт:
— Молодой человек просто не понимает, что эта война надолго. Что Минск ставить в пример победившей демократии — верх цинизма. Глупый молодой человек. Давайте лучше попросим его организовать кофе!
Глеб убежал выполнять просьбу американца, и скоро Марта принесла кофе.
Когда она ушла, Уайт произнес:
— Кофе растворимый, дерьмо! Но я бы выпил целый термос этого дешевого дерьма, если бы эта хозяюшка приносила его мне в постель, по чашечке, чашка за чашкой, с утра до самой ночи. Хороша! И, по всей видимости, влюблена в своего муженька-деревенщину.
С этими словами он незаметно для головы погладил под столом руку подсевшей к нему поближе Лусии…
Глава 16. Партизан
Партизан прокручивал в голове все возможные результаты игры, не связанные с везением или комбинациями, с качеством блефа или высотой стэка. При любом раскладе его ожидал плачевный итог.
Как только Малевич, тертый калач, его доверенное лицо и многолетний подельник по «катке с лохами», привезет общак, игра должна была закончиться резко и неутешительно и для него, и для его вынужденного вестового. Мясник с «погонялом» Гроб «завалил» пленного, не моргнув глазом. Жестокая гнида. Партизан не сомневался ни на секунду, что его ожидала та же участь. И он, естественно, искал способ ее избежать.
Рассчитывать приходилось только на себя. Был только один вариант выйти из воды не утопленником. Для этого нужно было повторить один старый трюк, который они с Малевичем провернули в не менее лихие времена. Где-то в 2004-м.
Поэтому Партизан и сказал в предоставленную трубку буквально следующее:
— Надо будет подогнать общак на крупную игру, как в Одессе. Все до копеечки привези в «Парадиз» на площади перед администрацией, в том же колоре. Кэш собери весь, без бумажной волокиты. Чтоб железно. В полдень, ну ок, только без задержек, иначе грохнут обоих…
Партизан ждал Малевича, точно зная, что старый приятель его не подведет. Не бросит. Только теперь они поменялись ролями. Он находился за столом вместо Малевича, а Малевич выступал не в свойственной виртуозу роли вербовщика, казночея и курьера. Координировать братву картежнику было впервой, но не боги горшки обжигают.
Вся местная «блатота» не спешила мимикрировать в политические. Ждали своего часа. Но и не мародерствовали. Во всяком случае, к населению старались проявлять лояльность. Даже из чувства самосохранения. Теперь у многих было припрятано оружие. В хозяйстве пригодится. Да и городок маленький.
Глядя на своих новых надсмотрщиков, поставивших на его татуированном теле скоропостижный крест, Партизан понимал, с кем имеет дело. А этого рейдера Урбана, который еще в мирное время отжимал предприятия области в интересах своих днепропетровских патронов, он узнал. Безжалостная тварь. Цепной пес. Теперь они хотели приватизировать всю страну.
Куда ему и его братве тягаться с сильными мира сего. Что с киевской, что с московской стороны. Подконтрольная ему братва, вернее, большая ее часть, бойцов двадцать, точила ножи, но не ввязывалась в политику. Не спешила записываться в противоборствующие батальоны и вставать на смешное довольствие, рискуя жизнью. Ей бы выжить.
В начале конфликта он обмозговывал все варианты, подумывал, что мог бы стать полевым командиром, но быстро передумал. «Железа» много припасли, в том числе пулеметов, но не его это тема. Обывательская психология свойственна не только шахтеру на зарплате или работяге с Южмаша, «моя хата с краю» и у тех, у кого по понятиям кича — дом родной. И лишь обитателям пентхаузов в днепровских башнях, владельцам ферросплавных заводов и мажоритариям офшоров на Виргинских островах есть что терять. Они в годы лихолетья примеряют на себя наполеоновские мундиры. Дурни. Переть против России все равно что ссать против ветра! Партизан на тупость не подписывался.
Они твердили с ящика, что надо землю от оккупантов защищать. А сами грели кости на курортах. Да и кто на самом деле лучше, «оккупанты», к которым примкнули местные, или каратели, приехавшие жечь контрреволюцию? Говорят, народ не обманешь. Партизан так не думал, народ — лох, ведется на фуфло. Но ему неинтересно было разводить простолюдинов, он всегда щемил фраеров зазнавшихся. Именно от них он и пострадает. Так он думал сейчас. Постулаты его философии обрушили темные времена, которых никто не ждал, но… даже теперь, находясь на волоске от смерти, Партизан не отчаивался. Он пожил. И было что вспомнить.
Он вспоминал давнюю историю, уже ставшую в их среде легендой, при этом отдавая себе отчет, что нынешний случай опаснее и «трюк может не прокатить».
Случилась тогда большая беда, разбудившая в нем самое низменное чувство личной вендетты. Семейное горе вылилось в подготовленную спонтанно аферу. Операция потребовала от организатора не столько хитрости, сколько импровизации.
Дело в том, что у Партизана была дочь. Он не признавал ее по «понятиям», но втайне любил. А когда его дочь снесла машина лихача-мажора не из местных, Партизан явственно ощутил, что главный смысл его жизни именно дочка. В результате страшного столкновения она на всю жизнь осталась калекой. Все из-за какого-то иногороднего сосунка, что несся на своей спортивной «Феррари» по трассе мимо их уснувшего городка. Подонок все же остановился, когда сбил его перебегавшую дорогу девочку. И вызвал «Скорую». Спасибо, конечно, что не скрылся сразу. Исчез спустя пару часов.
С помощью своего высокопоставленного отца молодой повеса легко ушел от правосудия, откупившись не только от следствия, но и от мамаши девочки. Дело не дошло даже до суда. Партизан еще больше возненавидел свою бывшую сожительницу, не обратившуюся к нему за справедливостью, и дал себе зарок — отомстить за искалеченную дочь во что бы то ни стало. Главным объектом своей кары Партизан определил отца ушедшего от наказания стритрейсера. Папенькиного сынка буквально за уши вытащили из «предвариловки». Ошарашенный сосунок впоследствии никак себя не проявил, все уладили адвокаты. Со следователями, с мамой дочки. Но не с Партизаном.
За помощью Партизан ни к кому не обращался, «пинкертоны» не потребовались. Фигуры его обидчиков считались медийными. Папа сынка-гонщика владел самой крупной страховой компанией в Одессе. Имел репутацию кидалы. Не в прямом смысле. В страховом. Крупные кидалы обычно становятся политиками. Так оно получилось и с этим нуворишем. Он числился еще и депутатом.
Партизан разузнал все о проходимце. В том числе и его любовь к покеру. Похоже, не меньшую, чем у его теперешнего визави, проклятого американца-картежника с бобриком на квадратном черепе.
За покерным столом одесского олигарха обычно собирались владельцы судоходных компаний, портов, банкиры, чиновники, ну, и очень редко — легализовавшиеся криминальные авторитеты. Рафинированные и вылизанные, словно мармелад. Так, через «древние связи», Партизан напросился на крупную игру и отправился в Одессу вместе с Малевичем.
