Dневник Z - Дмитрий Зименкин
Поворачиваю назад, и вдруг раздаётся выстрел. Слышу еще хлопок, ещё. Включаю камеру на телефоне и иду, как можно скорее к своим парням. Но я их не вижу. Саня отогнал машину подальше — она маячит на горизонте серой точкой, Димона глазами не нахожу. По кому стреляют? А если по ним?.. Неизвестность начинает рождать панику. Я бегу в сторону машины. Мысль одна: может, зря я так открыто бегу? Ведь рядом овраг, лучше бы перемещаться по нему. Но сам продолжаю бег, надеясь, что, если стрельнут в меня, то сразу не попадут. Как услышу, так в овраг и нырну. Идиот.
Машина всё ближе. Я уже различаю голоса. Дима что-то взволнованно кричит. Я не могу разобрать слов из-за стрелкотни, своего тяжелого дыхания и звука собственных шагов. Но Шиков кричит надрывно, и это пугает еще сильнее. Саня пригнулся и прячется за машину.
И тут, наконец, различаю слова оператора: «Свои, бля, свои!» Он кричит куда-то в «зелёнку», кому-то невидимому. И стрельба прекращается. Тут я понимаю, что это наши бойцы, откуда-то из лесопосадки пытались сбить наш «известевский» дрон из автомата, приняв его за вражеский. Фух! Я разряжаю своё напряжение бранной руганью. За что мне потом прилетит в комментариях от зрителей. «Нельзя на войне материться», «беса зовёте». По мне так, наоборот, я беса от себя прогонял. Уселся мне на плечи и навёл страху. А я его так и этак, и через «ё», и через «б». Но кто их разберёт, как там правильно это всё делается. Но всё же пора отучать себя от дворовых привычек. Уровень уже не тот.
В Волчеяровке ничего примечательного. Есть люди. С понятными проблемами любого прифронтового посёлка. Но с едой всё хорошо. Не с первой попытки мы находим тех, кому можем отдать пакеты с хлебом, водой и продуктами.
Дом Марии Наумовны был разбит снарядом ровно в тот момент, когда она отлучилась до колодца. Чистое везение. Внутри дома замечаю недешевый ремонт, огромная плазма на стене с паутинообразной трещиной. Дети в подарок сделали, — вздыхает женщина. Жаль. Ну, зато сама жива.
В сарае тяжело дышит её собака, умирает.
— Фишенька, моя дорогая, — причитает старушка. — У нее ранение под глазиком. А самое главное, лапки, вон смотрите.
Лапы пса раздроблены. Я не знаю, как облегчить страдания бедного животного, и мы с тяжелым сердцем едем дальше.
По дороге знакомимся с боевым замполитом. И он, гагауз по происхождению, везёт нас на экскурсию в Николаевку. Повсюду разбитые автомобили и техника ВСУ. Первая расстреляна в упор. На лобовом стекле лента красно-черных цветов с надписью: «Иду на вы». Внутри журнал учёта личного состава с именами 16 бойцов и номерами их оружия. Чуть дальше микроавтобус с польской пропиской. По фронтовой моде, точнее жизненной необходимости, фары заклеены плёнкой, в данном случае — пакетом из-под вэсэушного сухпайка. А в пяти метрах ещё одна уничтоженная машина. Пикап системы «партизан».
Замполит сниматься на камеру не хочет. Суеверие, говорит, такое. Однажды сфотографировался на передовой и чуть не погиб. Теперь сторонится телекамер и объективов. Потому рассказывает о «партизане» за кадром:
— Специально сваренная, такие делаются из любой машины. Эта из «Нивы». В кузов ставят миномет или установку системы «Град» на несколько ракет. Делает залпы и сразу сваливает в другое место. Несколько месяцев пытались её отловить и благодаря нашим разведчикам удалось. Уничтожена ударом артиллерии. А поехали, покажу вам танковый некрополь? — зовёт гагауз. Ну, как тут откажешь.
На небольшой полянке видим несколько взорванных боевых машин: все украинские, кроме одной БМП. Это уже наша. Говорят, объезжала подбитые танки и наехала на мину.
— А это танковый? — спрашиваю у бойцов, заметив в дорожной колее обнаженный бок снаряда.
— Ага, — отвечают.
— И по нему неоднократно проехали?
— Миллион раз! — гогочет гагауз.
— Ну, он же может бахнуть? — допытываюсь я.
— Может, — спокойно отвечает замполит и уходит.
Уставшие садимся на полянке. Вечереет. Гагауз смотрит на моё черное поло и спрашивает:
— А у тебя есть во что-то другое переодеться? Не мог бы ты её снять? — без наезда так спрашивает, по-братски.
— Нет ничего… — недоуменно отвечаю я. — А что такое?
— Так «айдаровцы» в таких ходят. Просто, если бы я тебя увидел где-то у ЛБС, я бы пальнул точно.
— Даже так? — удивляюсь. И не зря тот парень в Приволье о том же говорил. — Блин, я эту рубашку в луганском военторге купил. Как так-то? — смеюсь я. — Это просто форменное ментовское поло, скорее всего.
— Ну, я бы на твоем месте не стал бы ее носить на передовой. Для безопасности.
Соглашаюсь с ним. Впредь я это раздражающее многих поло ни разу не надену. Хоть оно мне и нравилось. Но лучше являться не очень стильным, зато живым.
Гагауз оказался приятным парнем: открытым и душевным. Плюс личный состав, видно, уважает его. «Наш боевой замполит! — с гордостью говорят мне. — Мог бы в штабе сидеть, а он с нами во всех заварухах».
Мимо проходят несколько бойцов. Замполит приветствует их и советует мне записать интервью с парнем по имени Паша, позывной «Бугор». На голове бойца бейсболка с пиратским «Весёлым Роджером». Разгрузка поверх майки. Рыжая борода без усов, уверенная речь.
Ему 23 года, а в ополчение он пошёл в 16!
— Пятнадцать лет, когда мне было в 2014 году, пришла украинская армия в наш город. Я получил ранение от их 80-го миномёта, от защитников своей страны, — добавляет с кривой улыбкой Паша. — И мне это очень не понравилось. Я не хотел войны в моём городе, не хотел, чтобы переживали родители и страдали люди. Это ненормально. В шестнадцать лет решил пойти служить. На передовую меня не послали, конечно, но, тем не менее, я был полезен. Работал на складах, научился там ездить на различной технике, за два года набрал опыт. Восемнадцать лет исполнилось, сразу поехал на передок. Все эти годы в одном батальоне. Всегда. Двенадцатый батальон — это наш батальон. И это те люди, с которыми я буду воевать до последнего, защищать нашу землю.
— Пару минут назад ты показывал ранение на животе, — спрашиваю у Бугра. — Как оно у тебя случилось?
— Поставили БМП на боевое дежурство. Ночью прорвалась группа ДРГ, установила там растяжку, недалеко от машины. Позже мы начали перегонять «бэху». Ну, она двинулась
