За последней чертой - Александр Леонидович Аввакумов
– Скажи, кто еще входил в состав вашей антисоветской группы?
– Какой группы, гражданин следователь? Я не понимаю, о чем идет речь? Я всегда был верен партии, родине и Сталину, – шевеля разбитыми в кровь губами, с трудом отвечал Кулик. – Я не понимаю ваших вопросов….
– Ты все понимаешь, гад. Не заставляй нас принимать к себе силовые методы допроса.
– Что это значит? Бить будете? Вы и так бьете…
Сильный удар справа снес его с табурета. Кулик словно пушинка пролетел метра три, прежде чем рухнуть на цементный пол кабинета. В кабинете повисла тишина. Он с трудом поднялся с пола и плюнул на пол кровь из разбитой губы.
– Не плюйся, а то языком будешь здесь все слизывать, ты меня понял генерал, – произнес следователь. – Напрасно молчишь. Твои друзья: Гордов и Рыбальченко уже давно во всем признались. А самое главное, они говорят, что именно ты Григорий Иванович втянул их в антисоветскую группу. Ты знаешь, что тебе за это грозит? Вижу, что догадываешься. Хватит на полу валяться, поднимайся, будем снова говорить…
Кулик с трудом оторвал свое тело от пола и, шатаясь, словно пьяный, снова взобрался на табурет. Неожиданно дверь в кабинет открылась, и в него вошел мужчина. Кулик сразу признал в нем того, кто приехал за ним с постановлением на арест. Следователь вскочил с места и вытянулся перед ним в струнку.
– Продолжайте допрос. Я посижу, послушаю, – произнес мужчина в штатском.
– Ну, что отвечать будем или будем продолжать играть в молчанку? – с угрозой в голосе спросил Кулика следователь и посмотрел на начальника.
– Я не понимаю, о чем вы меня здесь спрашиваете. Я с 1917 года боролся за Советскую власть. Передайте товарищу Сталину, что я никогда не был против власти рабочих и крестьян.
– Бегу и падаю, – с усмешкой ответил следователь. – Все вы зажравшиеся генералы, недовольны властью и в частности товарищем Сталиным.
– Причем здесь генералы? Вы меня спросили, я вам ответил.
– Я смотрю, ты забыл, где находишься. Сюда ворота широко открыты, а вот для того чтобы выйти, слишком узкая щель и не каждый из таких людей, как ты сможет в нее протиснуться. Ты понимаешь, о чем я говорю. Признайтесь в организации антисоветского заговора, и суд непременно учтет твою лояльность к власти.
Кулик усмехнулся и посмотрел в сторону Костина. Однако новый удар и он, словно, мешок с картошкой, падает с табурета. Александр заметил, как на хромовый сапог следователя шлепнулась большая капля крови из разбитого носа. Младший лейтенант усмехнулся и вытер носок сапога об одежду бывшего маршала. Арестованный поднялся с пола и ненавистью посмотрел на своего мучителя. Развернувшись, следователь снова сел за стол.
– Говоришь, что не понимаете, о чем я говорю? Тогда послушай, – произнес следователь и нажал на кнопку магнитофона.
Из динамика сначала раздался какой-то скрип, шорох, а затем он услышал свой голос.
«Как так? – подумал Кулик, вслушиваясь в голоса. – Где это? Неужели они записывали все наши разговоры?»
Теперь он понял, почему оказался здесь в застенках Лубянки. Прошло несколько минут. Динамик снова издал какой-то непонятный звук и замолк. В кабинете повисла тишина.
– Что скажешь теперь, Григорий Иванович? – спросил его следователь. – Думаю, что одного этого разговора будет вполне достаточно, чтобы осудить тебя за антисоветскую пропаганду. Чем же не устроил лично тебя товарищ Сталин и другие члены ЦК?
Кулик молчал. Он был просто потрясен услышанной записью.
***
Александр вошел в кабинет и сел за стол. Перед глазами Костина стаяло лицо бывшего маршала: разбитые в кровь губы и нос, рассеченная бровь. Он встал из-за стола и подошел к окну, за которым шел дождь. Крупные капли дождя монотонно стучали о стекло, разбивались о поверхность и обессилено скатывались на карниз окна.
«Неужели этот человек, которому Сталин не раз дарил возможность жить, создал антисоветскую группу?» – размышлял Костин.
Если бы он не слышал аудиозаписи разговоров генералов, он бы никогда бы не подумал, что такое возможно. Он достал из сейфа папку и, развязав тесемки, достал из нее документы, датированные 1941 годом. Закурив, он начал читать:
«После того, как группа маршала Кулика переоделась в гражданскую одежду, она продолжила свой путь на восток.
– Стой, кто идет! Стой или буду стрелять!
Все остановились в замешательстве.
– Я маршал Кулик! – громко произнес Григорий Иванович и шагнул вперед.
– Стоять или буду стрелять! Откуда я знаю, что вы маршал Кулик? На вас это не написано! – раздалось из-за кустов.
– Позови командира! – закричал на бойца Кулик. – Под трибунал захотел, сволочь?
Красноармеец скрылся в кустах, оставив маршала на поляне. Минут через пять на поляне появился младший лейтенант, который попытался что-то доложить маршалу, но тот, махнув на него рукой, направился вслед за офицером.
Костин перевернул страницу. Он хорошо помнил, что маршала Кулика тогда разыскивало не только командование Западного фронта, но и немцы, до которых дошел слух от военнопленных красноармейцев, что у них в тылу, по лесам бродит советский маршал. Вскоре, во все немецкие части поступила ориентировке о маршале, к которой была прикреплена его фотография.
После двух недельного скитания по тылам немцев, группа маршала вышла на рубеж обороны 13-ой армии.
– Товарищ командующий! К нам из немецкого окружения вышел маршал Кулик.
– Кто, кто? Маршал Кулик? Давай, его в штаб армии. Я сейчас сообщу об этом в Москву.
В тот же вечер маршал вылетел в столицу. Над головой Георгия Ивановича сгустились тучи. В это время все руководство Западного фронта было уже арестовано и ожидало смертного приговора, который последовал 22 июля 1941 года. Был арестован, а затем расстелен генерал-адъютант маршала Кулика – Каюков. Нарком госбезопасности Меркулов обратился к Берии с просьбой разрешить ему арестовать маршала, но Лаврентий Павлович решил не спешить с согласием, так как хорошо знал, в каких отношениях был маршал со Сталиным.
Когда Кулик вошел в кабинет Сталина, все у него внутри дрожало от волнения.
– Кто вы такой? – спросил его вождь, сидя за столом. – Я вас спрашиваю, кто вы такой?
– Маршал Советского Союза Кулик по-вашему…., – он не договорил, заметив на лице вождя злую ухмылку, которая не сулила ему ничего хорошего.
– Где твои лапти, маршал? Говорят, что ты их променял на свои кожаные сапоги?
– Товарищ Сталин…. Позвольте объяснить….
– Где лапти, где сорочка, в которой вы выходили из окружения?
Разговор был резким.
