Валерий Гусев - Паруса в огне
Где-то в районе мыса Харбакен сделали мы неудачную атаку, едва ушли из-под бомбежки, отошли миль на тридцать, осмотрелись, всплыли для зарядки. А тут — шторм налетел. Да такой сильный, что Командир аврал объявил. «Все наверх!»
Все-то все, да не все. Я в кубрике остался, валяюсь на койке, зеленый весь, с ведром в обнимку.
Тут-то меня Боцман и прищучил:
— Болеешь, салага? Травишь?
Что-то я промычал в ответ и опять — мордой в ведро.
— Ладно, — сказал Боцман, — сейчас помогу, я средство знаю. Не умирай пока. — И ушел на камбуз.
Вернулся с ломтем черного хлеба, густо посыпанным солью:
— Ешь! Самое верное средство. Еще с парусного флота. Мы им курсантов лечили. Ешь!
Ешь… Я его видеть не могу, подумать муторно, чтобы кусок в рот взять. А Боцман не отстает. Взял меня за воротник и сует хлеб под нос.
— Ешь, салага! Пересиль себя — как рукой снимет.
Ну что? Давился, кашлял, слезы из глаз — а съел!
— Вот так, да? — заорал Боцман. — Как жрать, так мы всегда готовы. А как аврал — тут-то нас и нету. А ну марш на палубу, сачок! Подтянешь леера с правого борта. — И сует мне ключ разводной с веревочной петлей. Это чтобы не выронить его, чтобы он за борт не булькнул.
Поднялся я, ключ на шею повесил, поплелся к люку. А швыряет здорово — я тогда все бока об переборки да об койки отбил.
Выполз на палубу, разве что не на четвереньках. Мама моя! Что на море делается! Бурлит море как суп в котле. Лодку валяет, волна ее бьет, через палубу переваливается.
Обвязался я страховочным концом, перебрался на правый борт. Леера — это стальные тросы такие, для безопасности, на стальных же стойках. В носу такой трос мертво закреплен, а в корме — винтовой талреп. Для натяжения.
Добрался до кормы — мокрый насквозь. Начал работу. Вернее, две работы. Одна — как на борту удержаться, чтобы в море не смыло, а другая — тяжелым ключом гайку талрепа вертеть, трос натягивать.
Вскоре меня так поглотили эти заботы, что я и думать забыл про свою морскую болезнь. И понял навсегда, что лучшее средство от нее — тяжелый и опасный труд моряка. Кстати, леер вовсе не надо было натягивать, леера нам ремонтники обтянули перед рейдом. И, как ни странно, морская болезнь ко мне не вернулась.
Да, такая вот была у нас в ту пору на флоте, как сейчас говорят, дедовщина.
Показался остров Виктория. Сперва верхушками корявых деревьев, потом мокрыми скалами и пенистым прибоем.
Боцман колдовал парусом.
— Правый шкотовый угол подтяни! — командовал он матросам. — Левый — трави!
И вот так, меняя положение паруса, он ухитрялся придавать лодке нужное направление. Стоило это больших усилий, многих хлопот, но цель была достигнута. Где-то в кабельтове от берега Боцман освободил парус, и он бесцельно заполоскался на ветру. Легли, как говорится, в дрейф.
— Смотри, Боцман, — сказал Командир, — на камни не посади. — И приказал отдать якорь.
— Нам бы шлюпку. — Боцман стер с лица соленые брызги.
— И что?
— Отбуксировали бы лодку. Тут что-то вроде заливчика есть, на западном краю. — Боцман сдвинул пилотку на нос, поскреб затылок. Приказал спустить на воду спасательный плотик.
— И что? — спросил Командир.
— Мне нужно пять человек в распоряжение. Тросы, два блока. Бурлачить станем.
— Хочу напомнить, — ехидно сказал Штурман, — наша лодка имеет на плаву водоизмещение 572 тонны.
— Проигрываем в расстоянии, — ехидно ответил Боцман, — выигрываем в силе. Вы в школе-то, товарищ старлей, учились?
Короче говоря, наш Домовой наладил на борту систему тросов и блоков. «Эй, ухнем! Сама пойдет!» Выбрали якорь.
— Ну, бычки в томате, взяли!
Тросы заводили за деревья, оснащали блоками и хотите верьте, хотите нет, а часа за четыре перетянули лодку, загнали в бухточку, ошвартовались.
— Ну, Менделеев! — не совсем понятно, но горячо высказался Штурман. — Ты прямо Ломоносов!
Боцман столь очевидное не стал отрицать.
— Вот что, Командир, — сказал он. — Если мы хотим вернуться в базу, нужно «Щучку» по-настоящему парусами оснащать. По науке и по правилам. Так, чтобы ею можно было управлять.
Штурман хмыкнул:
— Ага! Чтоб даже против ветра шла!
Боцман кивнул серьезно:
— И против ветра пойдет. Галсами.
Командир же в этом деле полностью Боцману доверял. Он и сам в училище под парусами ходил и в идею Боцмана поверил.
— Действуй. А вы, старший лейтенант, вместе с Инженером составьте дефектную ведомость и доложите ваши соображения по ремонту и переоборудованию лодки.
Прежде всего подготовили к зарядке аккумуляторы. А затем, по примеру «Сибирякова», заполнили балластом носовую цистерну, обеспечили дифферент на нос. Лодка глубоко окунула форштевень и высоко задрала корму. Руль, винты, пробоина — все стало доступно для осмотра и условного ремонта.
Сняли изуродованные взрывом винты, чтобы они не тормозили движение, выправили стальную обшивку, где-то проложили герметику. В общем и целом седьмой отсек привели в относительный порядок и снаружи и внутри. «Щучка» оправилась, стала пригодной к дальнему переходу. Только она еще не знала, что переход этот будет делать под парусами.
Подводная лодка под парусом! Древнейший в истории мореплавания движитель — парус имеет своей опорой перископ — современное сложное оптико-механическое устройство.
Но никто из нас тогда об этом не думал. У нас была конкретная задача — сделать обездвиженное судно мореходным. И боеспособным. Никто из экипажа, кстати, не забывал, что мы не только должны были добраться до базы, сохранив свой корабль, мы были должны на этом пути еще и драться. Драться с хорошо вооруженным, маневренным противником.
А для этого надо подготовить корабль. Лодка ведь тоже корабль. Что значит корабль на морском языке? Это боевое судно. Судно ведь бывает разное: транспортное, пассажирское, исследовательское, развлекательное. Это все — суда. А корабль есть корабль. Он предназначен охранять от врага морские границы государства всеми средствами, которыми его это государство вооружило.
Нашу лодку государство вооружило способностью плавать под водой, поражать врага мощным торпедным зарядом, палубными орудиями, пулеметами. Силами экипажа.
Так вот, всеми работами по переоборудованию подводного корабля в парусный и по восстановлению его боеспособности руководил наш Инженер-механик.
Инженер-механик на корабле — очень значительная фигура. Он знает, что и как нужно делать, чтобы безупречно работали все его механизмы. И он знает, что и как нужно сделать, чтобы заработали все механизмы, разбитые боем.
Когда было принято решение об оснастке лодки парусами, он вместе с Боцманом взял на себя не только теоретическое, но и практическое решение этой задачи.
— Так, поврежденные кормовые горизонтальные рули поставить вертикально. Они будут выполнять роль шверцев.
Шверцы — это у некоторых парусников бортовые кили. Их опускают с бортов, чтобы уменьшить под действием ветра боковой дрейф. Иными словами — чтобы судно шло туда, куда направляет его кормчий.
— Командир, я бы носовые горизонтальные рули чуть приподнял. Тогда лодка, идя под парусами, будет легче всходить на встречную волну.
Боцман, да и все мы, слушали нашего Инженера, как школьники учителя. Он в экипаже помимо должности еще как бы имел звание комиссара. Как говорил Одесса-папа, совмещал в себе двух специалистов: политического и технического.
Надо сказать, что в походе Инженер-механик проводил политбеседы, комментировал сводки Совинформбюро, а вот на отдыхе вроде бы как лекции нам читал по истории подводного флота. Конечно, мы сначала позевывали, не разжимая губ, на этих лекциях, а потом увлеклись. Он ведь не какую-нибудь нудятину тянул, а очень интересные факты рассказывал. Например, об истории возникновения и развития подводного флота, о создании первых подводных лодок, рисовал в кубрике на стене их устройство, обращая наше внимание на те узлы, которые используются и в наше время, на наших лодках.
Я вот, к примеру, не знал, что первую подводную лодку построил для забавы один голландский врач еще аж в 1620 году. О ней, конечно, мало что известно. Но кое-какие сведения сохранились в истории. Лодка деревянная, обшита для герметичности кожей. Шесть пар весел, пропущенных через кожаные манжеты. Двенадцать гребцов, восемь пассажиров. Применялась на ней и какая-то система регенерации воздуха.
Но самое главное — она погружалась и плавала под водой на глубине пятнадцати футов. И этот врач катал на ней желающих под водой реки Темзы. Даже прокатил короля Якова с его свитой. Не побоялся, стало быть, король.
А вот первая в мире боевая подводная лодка была построена сто лет спустя у нас, на Руси, при Петре I, простым мужичком — крестьянином Ефимом Никоновым. Он придумал «потаенное» судно и подал челобитную государю, в которой уверял, что «сделает к военному случаю на неприятелей угодное судно, которым в море будет из снаряду забивать корабли». Петр, вообще чуткий и прозорливый на всякие новшества, оценил замысел.
