Сергей Зарубин - Тропой разведчика
— Правильно сказал перед смертью лейтенант, — взволнованно произнес Кочетков, — за свою шкуру ты боялся… В самый последний момент он понял тебя.
— Не болтай лишнего! — ощерился Филюшкин. — Посмотри на себя, награжденный за отвагу! Я буду отвечать перед прокурором. Но и ты кое за что ответишь, комсомолец!
— Ладно, — примирительно сказал Кочетков. — Поговорим по душам, когда вернемся. А знаешь, Эрнст…
Неожиданно Кочетков ринулся на Филюшкина, ударил его рукояткой ножа по голове, придавил. Не ожидавший такого оборота, Матыжонок вскочил, вынул пистолет.
— Свяжите его! — крикнул Кочетков.
И, повинуясь отчаянному призыву солдата, выхватил Сергей Матыжонок из кармана веревку, ту самую, которой надлежало вязать вражеских «языков», заломил назад руки извивавшемуся Филюшкину и скрутил их. Кочетков такой же веревкой связал Филюшкину ноги.
— Забери у него гранаты и нож, — приказал сержант.
— Нет у него ножа, — сказал Кочетков. — Когда лейтенанта убили, когда мы выбирались на дорогу… я видел, он выбросил нож. Чтобы перед вами отчитаться… Чувствовал, шкура, что спросят с него. Хотел сказать, что потерял нож, что нечем было немца добить. Прикладом можно, Филюшкин, кулаками, зубами! Если бы мне приказали… Это еще как сказать, погиб бы я или прикрыл. Из-за тебя товарищи погибли!
Ошеломленный словами Кочеткова, сержант не знал, что делать.
— И я только сегодня до конца его понял, — продолжал Кочетков. — Когда жгли бумаги, он сказал мне, что кончать надо с сержантом. Заведет, мол, он нас на смерть. «Хлопнем, — говорит, — и домой. А если туго будет…» В общем в плен предлагал сдаться! Я, говорит, немецкого происхождения, не пропадем.
В тылу врага, далеко от своей воинской части узнал Сергей, почему смутился Рогачев, когда его стали расспрашивать о подробностях «лихого поиска».
Днем, в пургу, Коровин, Филюшкин, Рогачев и Кочетков вышли в поиск. На нейтральной полосе они заметили двух людей и, неожиданно напав на них сзади, обезоружили. Это были два гитлеровца — солдат и лейтенант войск связи. Немцы заблудились и уже миновали свои позиции. Разведчикам они не оказали никакого сопротивления. У пленных были секретные документы.
Филюшкин быстро сообразил, что из счастливого случая можно извлечь пользу.
— А ведь можно и ордена отхватить, — сказал он Коровину. — Если доложим как следует. Зачем говорить, что они сами к нам притопали? Кто знает, сколько километров мы шли за ними, какое геройство проявили?
Пристрастившийся к выпивке, командир поддался на уговоры солдата, который неведомыми путями добывал ему самогон.
— Ну как, согласны, ребята?
Никто не возразил.
— Вот так, Сергей, появилась у меня медаль «За отвагу», — сказал Кочетков. — Не знаю, что они там расписали… Жжет эта медаль мое сердце. А теперь я чист. Это Филюшкин баламутил весь взвод, натравливал на вас лейтенанта. Я слышал. И Рогачев был там. Говорит, раскапывает новый сержант про наши награды, берегись, лейтенант! Ну, ничего, до первого поиска, говорит… Там перестанет докапываться.
— Все понятно, — сказал Сергей и поднял пистолет. — За действия против разведгруппы, — голос сержанта зазвучал глухо. — За попытку сдаться… За лейтенанта, за Самко, Чеботарева и Вострикова..
Сергей подошел вплотную к Филюшкину и выстрелил ему в сердце.
Забросали снегом труп Филюшкина, взяли его гранаты, потушили костер и двинулись по направлению к железной дороге. Шли всю ночь, озираясь, чутко прислушиваясь, шли и днем, чтобы в тылу врага вдвоем выполнить приказ командования.
Пасмурным февральским вечером добрались они до конечной точки заданного маршрута. Вдали курился дымками хутор Выселки.
Две шоссейные дороги соединялись на восточной окраине хутора. Рядом проходила железная дорога на Вязьму. По этим магистралям гитлеровские захватчики снабжали фронт. Здесь и надо было выяснить характер и цели перегруппировки немецких войск.
Разведчики перешли заснеженное, местами уже почерневшее поле и, укрываясь за обрывистым берегом речушки, осторожно продвинулись к хутору, замаскировались в снегу возле проруби и стали наблюдать.
Приходили за водой женщины, приходили дети. Приезжал мужчина — поил разгоряченную лошадь. Запоминали разведчики, куда направлялись люди, куда входили. Определяли подходы к хутору, запоминали тропы, укрытия.
К вечеру пришла за водой старая женщина, за подол которой держалась девочка лет шести. Начерпав ковшиком воды в старые деревянные ушаты, женщина тихо пошла по тропинке и скрылась в крайнем домике.
Как только стемнело, Сергей Матыжонок направился в этот домик. И совсем не нужно было Кочеткову, тревожась за сержанта, с автоматом стоять у входа в дом, где жила Анфиса Никаноровна Васильева. Прав был подполковник, читавший лекции во фронтовой школе разведчиков, когда говорил, что в тылу врага чаще встретишь друзей, чем врагов. Старая женщина, проживающая со своей внучкой на окраине хутора, была их верным другом. Немного времени потребовалось, чтобы понять это. Встал на пороге Сергей Матыжонок, оглядел избу, чуть освещенную коптилкой, и устало присел на лавку — он нисколько не сомневался, что пришел в свой дом.
— Вы кто такие? — тихо спросила женщина.
— Я, мать, оттуда, — решительно произнес Сергей Матыжонок, кивнув в сторону фронта.
— Что, от своих к немцам прибежали? — спокойно спросила женщина, привлекая к себе испуганную девочку.
— Нет, мать, — ответил сержант, — ошибаетесь. Мы пришли воевать. Нас здесь пока немного, но скоро придут все. Нас послали посмотреть дорогу.
— Дороги здесь хорошие, прямые, — сказала женщина.
— А мы сами посмотрим. Только вот устали, давно не ели… Если найдется что-нибудь у вас, помогите.
Засуетилась женщина. Быстро растопила печь, поставила на плиту чугунок картошки, достала краюху хлеба. Хотела выйти на улицу, но Кочетков не разрешил.
— Эх, сынки, — вздохнула женщина, — я-то ведь вижу, что вы наши, советские. Мы ждем вас не дождемся… За то, что я вас приняла, спасибо скажут все люди, а если выдам, то и на том свете проклянут. Я всегда жила честно. Боюсь, кто бы не зашел к нам, не погубил. Вот зачем я хотела выйти. Слышите, опять идут?
С улицы доносился неясный гул. При слушавшись, разведчики определили, что по шоссейной дороге двигались войска и техника. И первые очень важные сведения о характере этого движения дала Анфиса Никаноровна.
— Вторую ночь идут, — сказала она. — Видно, что-то задумали. И танки идут и автомобили. И пешком валят. Днем тихо, а ночью идут.
— А куда идут? — спросил Сергей Матыжонок, предполагая, что гитлеровцы стягивают войска для прорыва нашего фронта. — Налево поворачивают или по дороге на Ржев?
— Назад идут, — сказала Анфиса Никаноровна. — Туда, откуда пришли.
Нельзя было терять ни минуты. «Переговорить со своими» Анфиса Никаноровна предложила с чердака. Разведчики забрались на чердак, натянули антенну, быстро связались со штабом дивизии, предупредили, что будут важные сообщения и, оставив рацию, вышли на улицу. Анфиса Никаноровна рассказала, как лучше добраться до развилки дорог.
Вражеские войска действительно двигались на запад. Еще не доходя до шоссе, понял Сергей, что гитлеровцы перебрасывают куда-то крупные силы. Слышался грохот танков и бронетранспортеров, шумели автомашины. Войска выходили на главную магистраль с двух направлений. На развилке дорог стоял регулировщик и фонариком подавал машинам сигналы. Иногда происходили заминки, на мгновение вспыхивал яркий свет фар, слышалась ругань, машины останавливались или шли в обход. Немцы куда-то торопились.
Когда машины останавливались, чтобы пропустить колонну войск, двигавшуюся с другой дороги, некоторые гитлеровцы выпрыгивали из кузовов и отходили в поле. Одного из них, усевшегося совсем рядом с сержантом, можно было взять в плен и допросить. Очень пожалел Сергей, что не знает немецкого языка. Оставалось наблюдать, но каждая минута их кажущегося бездействия приносила важные результаты. Прошла колонна бронетранспортеров, прогромыхал трактор, волоча огромное орудие. С тихим шелестом одна за другой пронеслись до десятка легковых автомашин. За час наблюдения разведчики узнали очень многое. Осторожно они стали отходить обратно.
Хутор, казалось, вымер. Нигде ни огонька, не слышно лая собак. Уже у самого дома Анфисы Никаноровны сержант услышал грубый окрик:
— Кто шляется?
Кочетков упал на снег, а Сергей продолжал идти. Прямо на него двигался человек.
— Кто идет? — повторил тот.
— Свои, — развязно, как пьяный, ответил Сергей, вынимая из ножен кинжал.
Навстречу шел враг — это каждой клеточкой тела ощутил сержант. Перейти линию фронта, потерять товарищей, добраться до заданной точки маршрута, собрать важные сведения и потерпеть поражение, встретившись ночью с каким-то паршивым полицаем, — этого не мог допустить разведчик. Каждый его мускул напрягся, холодная и ясная мысль пронизала мозг — только не промахнуться, нанести смертельный удар. Сержант чувствовал, что стоит ему остановиться или свернуть в сторону — раздастся выстрел, поднимется тревога. Тогда все пропало. Он шел походкой пьяного человека, а когда между ними осталось не более двух метров, ринулся вперед и по самую рукоятку всадил в грудь врага остро отточенный кинжал. Не охнул, не вскрикнул человек, поздней ночью наблюдавший за порядком на единственной улице хутора Выселки. Наступив валенком на шею слабо дергавшегося человека, Сергей Матыжонок с минуту прислушивался, а потом дал знак Кочеткову:
