Владимир Першанин - 28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»
Рядовые бойцы (в том числе офицеры до командира роты и батальона) были гораздо откровеннее. От них я узнал много того, о чем лишь мог догадываться.
О репрессиях упоминали лишь единицы. Зато большинство с неодобрением и зачастую со злой иронией вспоминали бездумную волну всеобщей коллективизации на селе. Она погубила не только массу простых людей (высланных, осужденных), но и лишила села настоящего хозяина, крепких крестьянских семей.
В исторических передачах не раз звучало то, что многие красноармейцы в первые месяцы не очень-то рвались воевать (плюс бездарность командования). Отсюда и невиданное в истории количество пленных, погибших, пропавших без вести.
Но это лишь одна сторона медали. Были и бесконечные очереди добровольцев в военкоматы, где школьники прибавляли себе годы, чтобы попасть на фронт.
А ряды народного ополчения? Их запечатлели бесстрастные кадры кинохроники. Рабочие, учителя, преподаватели вузов, совсем не военного вида, возрастом далеко за сорок. Возможно, участники Гражданской войны, вооруженные старыми винтовками.
Они погибали, сражаясь с самой мощной армией Европы, имея лишь эти старые винтовки, штыки и гранаты. А вспомните оборону Брестской крепости, московских курсантов. Все они вели бои до последнего человека на пути наступления вермахта.
Эта сторона медали перевесила чьи-то обиды и неприязнь к советской власти.
А песни тех времен? Наполовину грустные, наполненные тоской, но и обещанием вернуться с победой. Их пели, заведомо зная, что вернутся далеко не все. «И, значит, нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим!»
Успешно начавшийся, «Восточный поход» Германии уже в июле стал тормозиться, а потери вермахта превысили все предполагаемые прогнозы.
Без громких слов стало ясно, что несет нацизм. Массовые расстрелы, презрительное отношение немцев к гражданам Советского Союза изменили настрой даже тех людей, которые чего-то ожидали от «новой власти». Оказалось, что ждать, кроме ярма на шею, нечего, а жизнь твоя ничего не стоит.
Однако вернемся к холодной осени сорок первого года. Немцы оккупировали огромную территорию, окружили кольцом блокады Ленинград, бои шли под Москвой.
Но и Сталин не терял времени. Практически создавалась новая армия, промышленность была эвакуирована на восток и уже давала самолеты, танки, артиллерию.
Я не хочу повторять известные истины, но в разгар боев под Москвой стал главным событием военный парад на Красной площади.
Он стал неожиданностью для всех и произвел огромное впечатление. Сталин рисковал, отдавая приказ о военном параде. Центр Москвы был в пределах досягаемости немецких аэродромов.
Но эффект от торжественного прохождения частей Красной армии, боевой техники, батальонов ополчения был ошеломляющим.
Уже несколько недель немецкая пропаганда вела целенаправленную работу, доказывая, что Москва как столица государства не существует.
Сталин и правительство прячутся где-то на Верхней Волге. В Москве царят паника и безвластие, предприятия не работают, уже назначен немецкий комендант Москвы. Запланирован торжественный парад немецких войск, а война практически завершена.
Немецкий парад так и не состоялся, а парад Красной армии транслировался по радио, был снят фильм, который доказывал, что Москва живет и сражается, а Сталин находится в столице и не собирается ее покидать. А на немецкую авиацию просто наплевали, если решились в дневное время устроить парад.
Правда, помогла и пасмурная снежная погода. Но авиация Геринга подготовку парада откровенно прозевала, и Гитлер, не выбирая выражений, высказывал рейхсмаршалу все, что он думает о нем и его хваленой авиации.
– Сталин утер нам всем нос! Ведь можно было предусмотреть события и пустить хотя бы десяток самых опытных экипажей!
Геринг отмалчивался, двигая массивной бульдожьей челюстью. Он числился вторым по рангу руководителем рейха и не считал нужным оправдываться. Умный, ироничный министр пропаганды Геббельс тоже молчал. Стало ясно, что этим парадом Сталин доказал боеспособность Красной армии. Борьба с наступающими немецкими частями усилится. Ни о какой победе в ближайшее время немцы уже не упоминали и сменили стиль пропаганды.
– Как только улучшится погода, – немного успокаиваясь, говорил Гитлер, – организуйте сразу несколько авианалетов, используйте самые мощные бомбы. Не давайте им покоя ни днем ни ночью.
– Про Ленинград тоже не забудьте, – напомнил Геббельс. – Это вторая столица России. Там уже начался отчаянный голод, большевики подыхают тысячами. Прибавьте к этому одну-другую хорошую бомбежку и обстрелы из дальнобойных орудий.
Геббельс ошибался. В Ленинграде в ноябре сорок первого массово умирали от голода не только большевики, но и женщины, дети всех возрастов. Впрочем, для него это не имело значения, как и для большинства немцев.
Во второй стрелковой роте 1073 го полка обсуждали парад в Москве.
– Это же надо, под носом у фрицев провели! И танки, и орудия шли.
– Товарищ Сталин выступал. А болтали всякую ерунду, что он давно из Москвы уехал.
С утра полки и отдельные батальоны дивизии объезжал генерал Панфилов. Поздравлял бойцов и командиров, некоторым вручали награды. Положение под Москвой оставалось сложным. На Панфилова смотрели с надеждой, что он скажет что-то важное, например, сообщит о предстоящем мощном наступлении.
Однако генерал, в отличие от многих командиров высокого ранга, не терпел пустой болтовни и невыполнимых обещаний.
– Активная оборона – вот пока наша главная задача. Не просто отсиживаться в окопах, а наносить удары, где только можно. Сегодня наградили медалью «За боевые заслуги» Савенко Тимофея. Ну-ка выйди, герой.
– Какой я герой, – слушаясь, шагнул вперед сержант Савенко.
– Сколько фрицев на счету? – спросил Панфилов.
Савенко, невысокого роста, белобрысый, загибал пальцы и уточнял счет:
– Ну, рожай… чего пересчитываешь? – засмеялся кто-то из командиров.
– Товарищу генералу врать неудобно, – под общий хохот очень серьезно ответил Тимофей Савенко. – В общем, двенадцать фрицев точно. Из них один офицер и два пулеметчика. Может, еще двое-трое наберутся, но в тех я не уверен. Могли уползти.
– Вот так у нас в полку воюют, – не удержался комполка.
А Панфилов, хлопнув сержанта по плечу, объявил:
– Когда удвоишь счет, орден Красной Звезды за мной. Сразу же лично вручу.
– Мне бы со снайперским прицелом винтовку.
– Насколько я знаю, – ответил Иван Васильевич Панфилов, – на складе их нет. Попробую заказать.
В этот же день батальоны получили по три-четыре противотанковых ружья системы Дегтярева. Тогда они только начали появляться на фронте. Все с любопытством рассматривали новое оружие.
Это были длинноствольные ружья калибра 14,5 миллиметра. Их доставил инструктор, который объяснил, как ими пользоваться, и рассказал технические данные.
Оказалось, что пули из «ПТР» (противотанковых ружей) пробивают на расстоянии ста метров 40 миллиметров брони, а на полкилометра – 25 миллиметров.
Ружья большого впечатления не произвели. Были они длиной два метра, весили двадцать килограммов, а лобовая броня даже средних танков «Т 3» уже достигала 40–50 миллиметров. Все же это была существенная помощь. В немецких частях находилось довольно много чешских машин «Т 35» и «Т 38», которые удачным выстрелом можно было подбить метров за триста.
– Только подпустят ли они на триста метров? – сразу возникал вопрос. – Танк это ружье издалека заметит и первым же снарядом вместе с расчетом разнесет.
За новое оружие вступился лейтенант Краев.
– Гранату за двадцать метров бросать приходится. А если позицию замаскировать, то и «Т 3» и чешские недомерки можно бить метров за двести. Особенно чешские танки.
– Бронетранспортеры за полкилометра подстеречь сможем, – поддержал Краева Иван Коржак. – У них броня толщиной всего сантиметра полтора. А то на шею садятся, когда артиллерии поблизости нет.
Пришел посмотреть на новое оружие командир «сорокапятки» Роман Семенюк. Долго разглядывал «ПТР», подвигал затвор и даже выпустил с разрешения Краева две пули. Отдача буквально отбрасывала старшего сержанта, но стрелял он метко.
Одной пулей пробил навылет щит пушки, а второй просадил насквозь шпалу, перегораживавшую дорогу.
– Ну как, Роман Николаевич? – спрашивали его.
Сворачивая самокрутку, старый артиллерист неопределенно заметил:
– От бедности нашей против волков и дубинка сгодится.
– Это почему от бедности? – напыжился парторг. – В Красной армии оружия хватает.
– Хватает… голов бы умных побольше.
– На меня, что ли, намекаешь? – перестал пыжиться и побагровел парторг, выходец из партактива, исполнявший обязанности политрука. – Я тоже учебные курсы закончил, в оружии не хуже тебя разбираюсь.
