Владимир Дубровский - Наше море
Как Глухов и предполагал, сторожевые катера ночью снова посылали конвоировать транспорт, но теперь уже в обратном направлении — в Поти. Сторожевой корабль «Шторм» и тральщик «Мина» оставались с танкером.
Закончив инструктаж командиров катеров, Куделя спросил у Глухова, закуривая трубку:
— Может, чайку выпьем по стаканчику, а? У меня и лимон есть. А главное — чай–то какой! Посмотри!
Он подошел к потайному шкафчику в стене и достал с полки металлическую коробочку. Там, завернутый в станиолевую бумагу, лежал темный, с густым запахом, байховый чай. Глухов взял открытую коробку, понюхал со значительным видом и улыбнулся. Он знал пристрастие Кудели к этому напитку и похвалил чай. А чай и в самом деле был чудесный.
Куделя, заметив, что напал на знатока, спрашивал:
— Чуешь? Это «Букет Абхазии». Чай настолько чуткий, что вбирает в себя все запахи. Придете вы, катерники, с моря и принесете с собой запахи соленого моря — чай будет морем припахивать; зайдут в комнату рыбаки — рыбой будет отдавать. Аромат и крепость такие, что выпьешь два стакана — и до утра работай, ночи не заметишь. Чудесная штука! Эй, вестовой, иди–ка сюда, милый!
Но Глухову не пришлось попробовать чудесный напиток. Из соседней комнаты с надписью на двери «Оперативный дежурный» быстро вышел офицер, с повязкой на рукаве и доложил:
— К базе приближаются самолеты противника. Разрешите объявить воздушную тревогу!
— Да, да! — быстро подтвердил Куделя, и тотчас завыли сирены на кораблях и береговых постах.
Темное небо бороздили белые лучи прожекторов. Стреляли вынесенные на горы зенитные батареи. Бежать к катерам было далеко. «Дернул же меня черт, — думал Глухов, — поставить их у этих пирсов».
Два «юнкерса» прорвались через огневую завесу, и на рейд обрушились бомбы, вздымая воду. На берегу, возле пакгаузов, взметнулось пламя. Глухов теперь ясно видел, что пожар вспыхнул там, где стояли его корабли.
— Быстрее! Быстрее! — кричал он командирам. Горела [90] деревянная пристань, и за дымом катеров не было видно. Лишь изредка сквозь пламя и дым проглядывали верхушки мачт.
Деревянный настил, пропитанный бензином и маслом, трещал и горел. У прыгнувшего было в огонь лейтенанта Баженова затлелась фуражка и обгорели брюки, пожарные вытащили его и облили водой.
— Ну что ж, хлопцы, пошли вплавь! — сказал Глухов. Вынув из внутреннего кармана партийный билет, он положил его в фуражку, нахлобучил ее на голову и, бросившись в воду, поплыл в обход горящей пристани. С ним плыли и командиры катеров.
Когда Глухов поднялся на палубу катера, моторы уже работали. Катера один за другим отходили на рейд. На мостике возле телеграфа стояли помощник командира катера и замполит Косидлов.
От пожара на рейде стало светло, видны были огромные транспорты, поднимающие якоря и готовые к выходу в море.
— Хлопотливый нынче выдался день, — сказал Глухов Косидлову, поднявшись на мостик. — Даже искупаться пришлось. Ну что ж, опять идем в море!
Глава седьмая
Под флагом корабля
Над заснеженными хребтами Кавказских гор поднялось ослепительное солнце. Заблестело и заискрилось спокойно лежащее у берегов темно–зеленое море, и сразу отчетливо стали видны мачты и корпуса кораблей, идущих вдоль берега. Утро было солнечное, веселое, бодрое. Командир тральщика «Мина» капитан–лейтенант Стешенко, стоя на ходовом мостике корабля, улыбался каким–то своим мыслям, подставляя лицо теплым лучам солнца. Жмурясь, он спокойно поглядывал то на круглые корабельные часы на мостике, то на идущий в голове отряда кораблей тральщик «Гарпун», на котором находился командир конвоя.
Вчера таким же солнечным утром Василий Константинович Стешенко, весело напевая, умывался у себя в каюте, когда в дверь постучали, вошел сигнальщик Корниенко.
— Вам семафор из штаба базы! — доложил он, улыбаясь.
— Ты почему такой веселый сегодня? — спросил Стешенко, вытирая полотенцем руки и не замечая того, что и сам он улыбается. — Что там такое? Давай–ка посмотрим! — И Стешеико влажной еще рукой развернул бланк семафора.
Оперативный дежурный передавал приказание: корабль изготовить к походу, а командиру явиться на инструктаж в штаб.
— Ну вот и славно! — проговорил Стешенко, прочитав [92] семафор. — В море идем, Корниенко, а то застоялись в базе, уже и днище ракушками обросло!
Стешенко, конечно, шутил, в базе они — стояли всего лишь одну ночь, вернувшись из трудного похода.
Инструктаж конвойных кораблей проводил начальник штаба базы капитан 2 ранга Куделя. Он никогда не повышал голоса, но то, что приказывал, всегда было обоснованно, охотно и безоговорочно выполнялось подчиненными.
Куделя сообщил, что для авиации, дислоцирующейся в Геленджике, срочно требуются бомбы. Ими загружали сейчас в порту транспорт «Интернационал». К вечеру погрузка должна быть закончена. Так как в районе Геленджика после наступления темноты рыщут немецкие торпедные катера, а днем налетают самолеты, конвой лучше отправить перед рассветом, с тем расчетом чтобы днем он шел возле высокого берега. В случае нападения самолетов противника командир конвоя должен не допустить их к транспорту и немедленно вызвать истребители; транспорту же следует, насколько позволяют глубины, прижиматься к берегу под защиту своих батарей.
— Обстановка сложная, но авиационные бомбы нужно доставить любой ценой! — заключил Куделя.
Командиром конвоя был назначен сослуживец Стешенко командир тральщика «Гарпун» Григорий Петрович Кокка, стройный молодой офицер, человек осторожный и предусмотрительный.
Стоя на мостике корабля, Стешенко думал о задаче, которая была ему поставлена. Упругий бег корабля, солнечные зайчики, отражавшиеся от котелка компаса, и свежий ветерок, шевеливший пристопоренный уже для подъема корабельный флаг, — все создавало приподнятое настроение.
Полчаса назад, когда корабли проходили мимо бухты Джубга, был замечен немецкий самолет–разведчик. Пролетая высоко в небе, он держался в стороне, но, безусловно, следил за движением конвоя.
— Корниенко! — сказал Стешенко сигнальщику, стоявшему на правом крыле мостика. — Сегодня на вахте надо смотреть особенно зорко. Вражеские самолеты могут каждую минуту свалиться на корабль.
Стешенко полюбил этого рослого белокурого матроса — лучшего сигнальщика. Не один поход они вместе [93] провели на мостике, и не раз выручали тральщик зоркие глаза матроса Григория Корниенко. Всевидящие «глаза корабля» — так называли его все.
В прошлом походе, после боя у берегов противника, Стешенко дал сигнальщику Корниенко рекомендацию для вступления в партию.
— Самолеты противника на норд–весте! Курсовой угол… высота… — доложил сигнальщик Корниенко.
Стешенко повернулся к борту и поднял к глазам бинокль.
В голубом прозрачном небе были видны увеличенные в несколько раз биноклем характерные силуэты «юнкерсов».
— Поднять сигнал: «Самолеты противника на норд–весте», — скомандовал Стешенко и объявил боевую тревогу.
— Семнадцать «юнкерсов» и семь «мессершмиттов», — доложил Корниенко.
Самолеты стремительно приближались к конвою.
Отряд кораблей растянулся. В голове шел «Гарпун», в кильватер ему транспорт «Интернационал», а по корме сторожевой катер 041. Тральщик «Мина» прикрывал транспорт с моря.
Почти одновременно все корабли открыли заградительный огонь, а «Интернационал» отвернул и направился к высокому обрывистому берегу.
Чистое, безоблачное небо покрылось черными вспышками разрывов; казалось, ни один самолет не пройдет через стену огня. Но вот, пикируя с большой высоты, прорвал завесу вражеский «юнкерс», и бомбы с воем и свистом полетели на корабли.
Стешенко увидел, как взметнулось пламя на транспорте и белое облако окутало корму.
«Что там случилось? — забеспокоился Стешенко. — Ведь трюмы транспорта загружены авиационными бомбами!»
Но «Интернационалу» повезло. Позже Стешенко узнал, что пятидесятикилограммовая бомба угодила в чугунный кнехт и взорвалась на верхней палубе. Осколки повредили паровую магистраль и подожгли деревянную палубу. Груз, запрятанный в трюмах, уцелел.
Тральщик «Мина» сосредоточенно и упорно вел огонь по атакующим самолетам. Часто били зенитные автоматы, [94] от резких залпов корабельных пушек сотрясался мостик.
По корме тральщика, ближе к транспорту, Стешенко увидел сторожевой катер 041. Вместе с «Гарпуном» катер, прикрывая транспорт, вел артиллерийский огонь по самолетам противника.
— С левого борта самолет! — громко доложил Корниенко и тут же: — Бомбы оторвались!
— Право на борт! — быстро скомандовал Стешенко. Корабль накренился, описывая циркуляцию, когда
