Идиллия Дедусенко - Жаворонки ночью не поют
— А где у вас кухня? — спросила одна из девушек. — Мы отнесём молоко.
— Да вон в том конце, — махнул рукой дед Макар, — вон оно, крылечко.
Девушки подхватили флягу с двух сторон и поволокли через двор. В этот момент на крыльцо выскочила Зойка. Она увидела подруг из окна и очень обрадовалась.
— Рита! Таня! — кричала Зойка. — Вот здорово! Вы чего к нам?
Девушки оставили флягу и кинулись к Зойке. Обнимаясь и целуясь, они заполнили двор таким радостным визгом, как будто их здесь было не трое, а тридцать. Подруги не виделись около месяца, с того самого дня, как сдали последний экзамен. У каждой свои заботы. Зойка почти не отходила от малышей в детдоме, Таня и Рита работали в госпитале санитарками. Времени на встречи совсем не оставалось.
— А чего вы к нам-то? К нам чего? — все ещё переживая радость нежданной встречи, возбуждённо допытывалась Зойка.
Таня и Рита вдруг затихли. Переглянулись, присели на крылечко. Зойка, вглядываясь в их лица, молча села рядом. И сердце у неё защемило от недоброго предчувствия.
— Мы к тебе пришли, — сказала Таня. — Прощаться. Уезжаем с госпиталем на Урал.
— На Урал, — тихо и растерянно повторила Зойка, ей никогда не приходило в голову, что они могут расстаться. — На Урал. Зачем же так далеко?
— Не мы решаем, — ответила Таня.
Рита всхлипнула и, обняв Зойку, прижалась к ней. У Зойки задрожали губы, глаза вмиг наполнились слезами. Таня чувствовала, что тоже сейчас разрыдается.
— Да ну вас! — крикнула она на подружек. — Не на век же расстаемся. Вот отгонят немцев подальше, мы и вернёмся.
— Когда их ещё отго-онят! — еле выговорила плачущая Рита.
— Скоро! Вчера им наши так жару дали! Я сама по радио слышала.
— Девчонки, вы мне обязательно напишите, как до места доедете, — сказала Зойка.
— Само собой, — ответила Таня.
Рита, перестав плакать, помолчала, накручивая на палец золотистый локон, и, сделав над собой усилие, спросила Зойку:
— Лёня пишет?
— Пока только одно письмо получила. Больше месяца шло. Сейчас так долго идут письма.
— Передавай ему привет от нас.
— Обязательно.
Рита с трудом скрывала волнение и вдруг как-то обречённо проговорила:
— Мне кажется, мы уже никогда не увидимся.
— Кажется — крестись! — нарочито грубо оборвала её Таня. — Развели тут нюни. Всё! Идти надо! Там уже раненых грузят.
Подъехал на своей телеге дед Макар, он снова вызвался помочь госпиталю.
— Ну, так что, девчата, едем?
— Едем, едем! — отозвалась Таня.
— Э-эх, едем! — вдруг бесшабашно вскричала Рита и в последний раз обняла подругу. — Прощай, Зоечка!
Рита и Таня вскочили на телегу. Рита, уже весёлая и бойкая, как всегда, тряхнула своими роскошными волосами, толкнула в бок Таню и задорно, с наигранной весёлостью запела: «Разлука ты-и, разлука! Чужая сто-о-ро-на! Никто нас не-е разлучит, как мать-сыра земля!»
Телега таяла на дороге вместе с пыльным облаком, а Зойка всё стояла у ворот, и сердце у неё разрывалось от боли.
В госпитале было необычно шумно. Раненые, прихрамывая, поддерживая друг друга, переговариваясь, кого-то окликали, кому-то кричали прощальные слова. Они заполняли стоявшие на улице машины, которые должны были отвезти их на станцию к поезду. Тех, кто идти не мог, несли на носилках. Когда вынесли Тараса Григорьевича, Рита, шедшая рядом, сказала санитарам:
— Вот сюда кладите, здесь ему будет удобнее.
Тараса Григорьевича положили на телегу к деду Макару, на свежее сено, еще крепко державшее аромат трав.
— О це гарно! — одобрил Тарас Григорьевич. — Дух-то какой! Как у нас на батькивщине. Я сам косил. Да вот откосился. Ну что, дочка, прощай, значит.
— Нет, Тарас Григорьевич, — возразила Рита. — Я с вами. Провожу до вагона, прослежу, чтобы хорошо устроили, а потом домой, вещи собирать. Я тоже с госпиталем уезжаю.
— О це гарно! — снова одобрил Тарас Григорьевич. — А мамка-то как? Отпустила?
— Мама говорит, что даже лучше: там я целее буду.
— Ну, на Урале-то и верно целее, — сказал Тарас Григорьевич. — До Урала немец никогда не дойдет.
У одной из машин показалась Таня. Она помогала раненому, который с трудом шёл, опираясь на неё.
— Таня, давай своего сюда! — крикнула Рита.
Таня подвела раненого, вместе с Ритой подсадила его на телегу.
— Ну что, девчата, едем? — спросил дед Макар.
— Вы поезжайте, а я здесь ещё помогу, — сказала Таня.
Рита махнула ей рукой, забралась на телегу. Дед Макар дернул вожжи, и Тайка двинулась в путь.
— Сонечко-то якэ гарнэ, — удивлялся Тарас Григорьевич, почти не видевший его в палате. — Ласковое.
— А не печёт? — беспокоилась Рита.
— Нет, дочка. Пускай греет.
Второй раненый молчал. Вдруг он поднял голову, прислушался.
— Гудит?
— В ушах у тебя гудит от слабости, — пошутил Тарас Григорьевич.
Раненый напружинился, готовый в любую секунду спрыгнуть с телеги, и повторил теперь уже настойчиво:
— Гудит! Немцы! Налёт!
— Ну-ка останови лошадь, отец, не слышно ничего, — попросил Тарас Григорьевич.
— Тпру, тпру! — приказал Тайке дед Макар, и она, на удивление, сразу послушалась. Тревожно задвигала ушами, забила хвостом. Теперь все четверо явственно различили тягучий, завывающий гул самолетов. До станции осталось всего несколько десятков метров. Только что обогнавшая телегу машина тоже остановилась. Впереди, где виднелся состав поезда, раздался оглушительный взрыв, и в ту же секунду Рита увидела самолеты и цепочку бомб, со свистом летящих к земле.
— Во-о-зду-у-ух! — раздался крик из машины, и раненые, кто мог, кинулись врассыпную.
Раненый, сидевший на телеге, изловчился, спрыгнул на землю, но, как видно, неудачно, ушиб больную ногу и застонал. Пробежав немного, он споткнулся и упал. Рита кинулась его поднимать. Неподалеку рванула бомба.
— Ложись! — крикнул раненый и прижался к земле.
Рита прильнула к горячей дороге, обмирая от страха — это была первая бомбёжка в их городе.
— Ползи сюда, ползи сюда! — крикнул ей из-под телеги дед Макар.
Рита подняла голову и… увидела лицо Тараса Григорьевича, оставшегося в телеге, до странности напряжённое, как будто чем-то сильно удивлённое. Тарас Григорьевич приподнялся, опираясь руками о дно телеги, словно чего-то ждал. «Ведь он не может слезть!» — обожгло Риту. Она вскочила, кинулась к нему:
— Тарас Григорьевич! Я сейчас!
Что она хотела сделать? Одна? Он не успел ответить, как где-то неподалёку разорвалась ещё одна бомба, но Рита была уже в телеге.
— Ложись! — скомандовал ей Тарас Григорьевич, и его голос потонул в грохоте разорвавшейся почти рядом бомбы.
Рита бросилась ничком прямо на Тараса Григорьевича и замерла.
— Лежи, лежи, дочка, не вставай, пока не улетит, — шептал Тарас Григорьевич. — Лишь бы не прямое попадание. Глядишь, и уцелеем.
Рита не отвечала. Тарасу Григорьевичу мешали дышать её волосы, рассыпавшиеся по его лицу, но он боялся потревожить девушку и терпел. Последние взрывы прозвучали уже отдалённо, а вслед за этим Тарас Григорьевич услышал удалявшийся гул самолетов. Налёт кончился так же внезапно, как и начался.
— Ну, дочка, всё, пронесло, кажись. Вставай, улетели.
Рита молчала и не двигалась.
— Ты что, дочка? — с тревогой спросил Тарас Григорьевич. — Ты чего так напужалася? — И тут только Тарас Григорьевич сообразил, что не чувствует её дыхания.
— Ты что, дочка?! — испуганно закричал он и попытался приподнять ёе. — Ты что?!
Раненый, лежавший на траве сбоку дороги, прихромал к телеге, услышав крик Тараса Григорьевича. Вылез из своего убежища дед Макар. Вдвоём они перевернули Риту вверх лицом. Девушка смотрела в небо ясными голубыми глазами, и в них не было ни страха, ни сожаления, ни упрека — в них не было ничего, что так свойственно глазам живого человека.
— Она, кажется… — сказал раненый и не договорил, увидев страшное лицо Тараса Григорьевича, объятое ужасом и состраданием одновременно.
Дед Макар глянул на Риту, печально покачал головой:
— И-и-э-эх!
— Меня прикрыла… Меня прикрыла… меня прикрыла… — монотонно повторял потрясенный Тарас Григорьевич. — Зачем? Зачем? Кому я нужен? Обрубок… А ей бы только жить. Меня прикрыла… Зачем?
Потом он вдруг спохватился:
— Может, ранена? Спасти можно? Гони, дед, в госпиталь! Меня снимите и гони!
— Поздно, — покачал головой раненый, рассматривая кровавые пятна на белом халате — следы двух осколков. — Красивая была. Вот ведь как…
— Гони, дед, гони! — настаивал Тарас Григорьевич.
К машине, стоявшей впереди, сходились раненые.
— Эй, люди! — окликнул их дед Макар. — Помогите!
Трое подошли, увидели Риту. Молча покачали головами.
— Осколками её, — пояснил раненый.
