Владимир Лавриненков - Шпага чести
Довольный, преисполненный законной гордости, Мишель сравнительно благополучно посадил У-2. Стал рулить — что такое? Одни Пе-2, никаких тебе «яков»! Неужели успели перебазироваться?
Остановился, выключил двигатель, смотрит, со всех сторон к его «стрекозе» стекаются офицеры, старшины и сержанты в… юбках. Себе не поверил — протер глаза. Точно, женщины. Вот так штука!
Увидев французскую военную форму, а Карм был в парадной — с пышными витыми аксельбантами, летчицы устроили обоим восторженный прием. Особые почести воздавались Роберу, которого «хозяйки» приняли за прибывшего по делам взаимодействия генерала. Сержант неловко переминался с ноги на ногу, не зная, как объяснить, что его принимают не за того, кто он есть на самом деле, что с ним подобное уже приключалось в Москве: на улице первыми отдали честь два советских полковника, а в ресторане «Москва», куда заходил за сигаретами, какая-то старуха назвала швейцаром.
Выручил Мишель. На чистом русском языке представился:
— Младший лейтенант Мишель Шик, переводчик аскадрильи «Нормандия». Транспортирую сержанта Карма, — указал на Робера, — возвращающегося из госпиталя. С кем имею честь?..
Вперед выступила летчица в звании майора:
— Вы попали в женский бомбардировочный полк, экипажи которого ваши друзья не раз сопровождали на задания.
— Так это о вас наши истребители рассказывают легенды? Ну и женщины!
— Почему легенды? У нас действительно служат герои — посмотрите на награды.
Мишель обвел взглядом собравшихся — у каждой сияли ордена и медали.
— Слово «легенды» я употребил в лучшем понимании и вообще преклоняюсь, — расшаркался Шик. Он уже понял, что попал не на свой аэродром. Но как признаться в этом… женщинам?
— Милые девушки и дамы, — нашелся Шик, — мы приземлились, чтобы пополнить горючее. Будьте добры, выручите взаимообразно.
— Конечно, заправим. А пока милости просим на обед.
Это было очень кстати: оба изрядно проголодались.
В столовой летчицы с шутками-прибаутками рассказали о себе, расспрашивали о французах.
— А как зовут такого круглолицего, добродушного, с большими голубыми глазами? — спросила симпатичная блондинка с аккуратной короткой прической.
— Наташа, когда и где ты успела так рассмотреть его? — не без умысла спросила быстроглазая подруга.
— Да понимаешь, шел рядом на задание очень близко, лицо было задумчивое, опечаленное. Шик догадался, о ком речь.
— Звали его Ив Бизьен. Как и я, был он аспирантом, то есть младшим лейтенантом.
— Почему «звали»? Почему «был»?
— Бизьен не вернулся с полета. Тринадцатого апреля.
Тут как током ударило Карма:
— Ты говоришь об Иве? О Бизьене? Что с ним? Погиб? Пропал без вести?
— Да. А что?
— Да письмо ему везу. Люси проведывала меня в передала.
— Милый Робер, она уже знает обо всем, а о своем письме, вероятно, умолчала. Что теперь делать с ним?
— Подумаем сообща.
Сердечно, ласково провожали летчицы неожиданных гостей. Топливозаправщица хитро подмигнула:
— Горючего-то у вас полбака, а лететь всего двадцать минут, — показала рукой на запад.
— Да это просто повод, чтобы на вас, красавиц, посмотреть, — отшутился Шик, а сам мысленно поблагодарил девушку за подсказку, в каком направлении и сколько лететь.
«Вот уж удивлю «нормандцев» новостью, что они не раз сопровождали летчиц на бомбежку!» — потирая руки от удовольствия, думал Мишель.
Взлет, полет и посадка теперь были для него парой пустяков. Однако последним, кого он буквально сразил, был комэск Тюлян.
Вскочив на крыло У-2 и увидев в первой кабине Шика, он не нашел ничего лучшего, как ошарашепно спросить:
— Ч-то в-вы з-здесь д-делаете?
Мишель с достоинством выбрался из кабины, стал по стойке «смирно» и внятно доложил:
— Мой майор, лейтенант Жан де Панж простудился — лежит в госпитале. Генерал Пети распорядился доставить в эскадрилью сержанта Карма.
— А если бы он распорядился с-стать за ш-штурвал п-подводной лодки?
— Этого я совсем не умею, мой майор.
— Разрешите представиться по случаю возвращения из госпиталя для прохождения дальнейшей службы? — прервал диалог вылезший из задней кабины Робер. Отдохнувший, посвежевший, сияющий в новенькой парадной форме, он размягчил сердце вышедшего из себя командира.
Тем и закончилась одиссея Мишеля Шика, в которой, как шутили потом «нормандцы», были рогатые черти и голубоглазые сирены. А самое важное, все убедились: Мишель не лыком шит.
Жозеф Риссо высказал по этому поводу общую мысль:
— Можешь считать себя прирожденным асом, пилот без диплома.
После этого долговязая, нескладная фигура приобрела стройность и целеустремленную подвижность. Естественно, сознание собственного достоинства возвышает человека.
За ужином Карм вынул из карманов туго завязанный полотняный мешочек и потертый конверт.
Все сосредоточили взгляд на первом.
— Что это, Робер?
— Да понимаете, — судорожно глотнул воздух, — тут особая история. Лежал я в палате с русскими офицерами. Все хорошо, только ужасными были часы посещений. Ко всем кто-то идет, что-то несут, а я одинок как перст. Но однажды, уже перед выпиской, вошли в палату мальчик и девочка с красными галстуками и направились прямо ко мне. Думаю, ошибка, конечно. Кто здесь вспомнит обо мне? Нет, идут к моей кровати, четко отдают пионерский салют, произносят на нашем языке «бонжур» и вручают вот это. Меня вихрем смело с постели, хотя и чувствовал себя еще неважно. Обнял ребят, расцеловал, без конца восклицал «мерси». Дети смотрели на меня ясными, широко открытыми глазенками и счастливо улыбались, а у меня по щекам катились горошины слез. Я решил не раскрывать мешочек до возвращения к вам. Очень хотел, чтобы вы пережили то же, что и я.
Глубоко тронутым «нормандцам» не терпелось увидеть подарок.
Карм бережно развязал шнурок, высыпал содержимое мешочка на стол. Пачка папирос, кулек с леденцами, сушеные сливы, печенье и кисет, на котором старательно вышито красной нитью: «Нашему дорогому бойцу».
— Вот страна, вот люди, — задумчиво произнес маркиз Ролан де ля Пуап. — Самим есть нечего, из последних сил выбиваются, а для нас, своих друзей, ничего не жалеют. Вечная загадка этот русский народ, необыкновенная у него душа!
Еще не улеглось волнение, как Робер объявил о письме Люсетт для Бизьена.
— Ума не приложу, что с ним делать теперь? — Карм поднял, со стола конверт и растерянно уставился на всех.
Выход подсказал Ноель Кастелен:
— Лебединский — один из хранителей семейных реликвий погибших, так сказать, доверенное лицо их родственников. Пусть, уединясь, прочитает письмо, чтобы знать, нет ли в нем каких-либо просьб, поручений и приветов нам. Следует выполнить все, чему представится возможность. Желательно также пересказать нам содержание письма, если оно не слишком интимно.
— Пожалуй, это приемлемо, — согласился Тюлян.
Жорж бережно взял конверт и ушел в соседнюю комнату. Вернулся оттуда расстроенный.
— Конечно, всем нам приветы. А к вам, командир, — обратился к Жану Тюляну, — просьба: быть свидетелем со стороны Бизьена при оформлении брака Ива с Люси.
Все тяжело вздохнули, потупили взор.
— Такова сила большой, настоящей любви, — нарушил молчание Беген Дидье, — ее свет, как от погасшей звезды, еще долго виден людям.
— Да, — вспомнил Шик русскую летчицу, спрашивавшую о Бизьене, — вы знаете, что один из полков Пе-два, который вы часто сопровождали на бомбежку, — женский.
— Как это женский?
— Очень просто, в нем служат одни девушки и дамы.
— Не может быть! — возразил Альбер.
— Почему? — спросил Лефевр. — Разве ты не обращал внимания на то, как нежно водят они бомбардировщики, как ласково сбрасывают бомбы на головы врага?
Все засмеялись, только Шик сохранял серьезность.
— Я не шучу. В двадцати минутах полета от нас базируется женский полк. Вот и Карм подтвердит, — выпалил Мишель и осекся, поняв, что проговорился и «нормандцы» узнают, как он блуждал в воздухе.
Пути к отступлению были отрезаны. Пришлось рассказывать все по порядку.
— Вернется де Панж, отправим его для установления связи с этой воинской частью, — решил Тюлян.
— Кого сопровождали в воздухе, с теми не грех побродить по земле, — заявил Дюран.
Комэск бросил на него колючий взгляд;
— Спать! Завтра снова бой.
Крепким сном спали под русским небом французские летчики, а в это самое время на их родине разыгрывалось остро драматическое событие, касающееся «Нормандии».
Грубый, бесцеремонный стук в дверь разбудил семью Ива Бизьена.
— Кто там? — испуганно спросил отец.
— Гестапо. Немедленно откройте!
В комнату ввалились двое в гражданском с пистолетами и один в форме — с автоматом наготове.
