Гельмут Пабст - Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 – 1943
Мы продолжали двигаться к ней. Грязь тускло поблескивала, как свинец в свете вспышек, гулким эхом отдавался по дороге стук копыт, показались руины мертвого города, где единственными живыми существами были сладковатый запах дыма и мы сами – хозяева этой земли, забравшиеся так далеко от другой, где живут наши женщины и дети.
Мы продолжали путь наутро. Я совершал такое же путешествие три раза; слышны были только скрип седел и бряцанье стремян. Наступал час полнейшего безразличия, когда становишься слеп и глух, неспособен о чем-либо думать, кроме сна. Затем наступал другой час – момент, когда можешь погрузиться в поток и прийти в себя, когда чувствуешь себя немного лучше, кроме того, что глаза все еще наполовину закрыты и чувствительны к свету и горло пересыхает от нестерпимой сухости.
Моя лошадка ржала до утра. Она всегда ржет. Ее можно видеть издалека. Она маленькая и сильная. Ее голос хриплый и грубый, и, когда она его подает, ее уродливая морда напоминает мне о работах Леонардо да Винчи, таких отталкивающих и все же производящих столь сильное впечатление.
Не проходит и часа в течение дня, чтобы воздух не наполнялся ревом истребителей и пикирующих бомбардировщиков. «Юнкерс-87» вернулся, пролетая низко над головой. Находясь в приподнятом расположении духа, его летчик включил свою сирену пикирования. Наши лошади обезумели, но мы все равно оценили товарищеское приветствие. Всегда возникает чувство большой неосознанной радости, когда встречаются представители двух различных родов войск при проведении общей операции. Пилоты машут нам сверху, а мы смотрим, задрав вверх головы, и машем в ответ.
Мы движемся в новый район, и слышно, как хлюпает грязь пополам с водой под ногами. Комары облепили кругом лошадиные шеи, что выглядело как красные рубиновые ожерелья. Когда мы вернулись с нового НП, артиллерийский эшелон как раз закатывал последнее орудие. Крики водителей эхом разносились в пустом пространстве между двумя деревнями. На заднем плане продолжался ужас «геенны огненной». Чудовищные столбы дыма, темные, белые и фиолетовые, к которым все время добавлялись все новые, поднимались в небо – результат безжалостных артобстрелов, сотрясавших землю и заставлявших дребезжать стекла на окнах. Эскадрильи наших и вражеских самолетов подрезали друг друга в воздухе. Наших было множество. Русский бомбардировщик разлетелся на части от сильного взрыва, и пылающие обломки дождем посыпались из облака дыма вниз.
22 августа 1942 года. 7.00. В течение полутора часов мы были под ураганным огнем: ракетные залпы, удары тяжелых минометов, танки. Пять раз атаковали истребители. Танки прорвались с левого фланга. Прямое попадание по НП. Телефон разлетелся вдребезги, но других потерь не было. Управление огнем переместилось в нашу персональную землянку. Несколько танков перед нашей позицией, все горящие. Наготове сосредоточенные заряды; в ближнем бою в пределах досягаемости будем использовать ручные гранаты и пистолет-пулемет. Главный удар наносится по соседнему сектору, в пятистах метрах левее.
7.30. Жестокий заградительный огонь. Попал в воронку, испачкав грязью всю спину. Минометы и «катюши» («Сталинские органы»).
8.00. Пехота, атакующая на северном краю леса. Огневой вал «Людвиг». Вражеская батарея меняет позицию на склоне к юго-востоку. Кончились боеприпасы. Огонь ведет Розенбергер-3.
8.20. Наша собственная батарея опять заработала; используем снаряды замедленного действия, все орудия открыли огонь по пехоте на краю леса!
8.25. Наконец-то пикирующие бомбардировщики. Стреляем из ракетниц, указывая цели.
8.30. Ура, они пикируют!
8.35. Вступают в бой истребители-бомбардировщики: бомбы и пулеметы. Видимость снизилась из-за взрывов. Там, на русских позициях, эвакуируют первых раненых.
9.00. Рота выдвигается в юго-восточный угол Б. Теперь тут две роты, конная артиллерия, грузовой транспорт. Приказ открыть огонь: главная линия наводки 235 плюс, вертикальная наводка 7200. Три попадания.
9.30. Пехота атакует через заградительный огонь «Людвиг» при поддержке танков.
10.20. Они почти победили нас. Но в течение прошедших двадцати минут на лес перед нами обрушился бомбовый град. Одна тяжелая была сброшена за двести метров от главной линии артиллерийских позиций. Земля содрогнулась. Лес накрыло клубами дыма от взрыва.
10.25. Атакуют «ратае». Наши истребители уничтожили четыре русские машины за три минуты.
10.30. И опять танки. Противотанковые орудия стреляют как бешеные.
10.35. Осторожно, истребители! Новая атака. Докладывают: «Подбит танк». Третья жертва нашей маленькой пушки сегодня.
10.37. Новое сосредоточение огня на Б. Пятнадцать фургонов на конной тяге и рота. Приказ открыть огонь: заряд номер 6. Ударные взрыватели, все орудия!
10.45. Слева наши пикирующие бомбардировщики. «Ратае» впереди перед нами. Позади – сильно горит (деревушка) Табраково, черный дым и красный огонь.
11.00. Четвертый танк подбит нашей 50-миллиметровой противотанковой пушкой. На счету 76-миллиметровой на пару больше. Всего тринадцать в секторе нашего батальона.
12.00. Сегодня линия связи до огневой позиции была в порядке ровно пять минут. Затем ее снова разорвало на куски. Теперь она плавится в огне в Табракове. Мы продолжаем корректировать огонь по радио: «Алло, «Красная»-один! Передайте донесение».
12.20. Подожжен уже четырнадцатый танк; пятый – нашей маленькой противотанковой пушкой. Прямое попадание в большое орудие привело к тому, что оно было выведено из строя. Прорвались два тапка, но 88-миллиметровые орудия их достали перед Т. Дезертир. Русские только вчера прибыли из Москвы. Ставят под ружье всех от четырнадцати и до пятидесяти. Несколько дней назад мы взяли в плен одного, которому было всего тринадцать.
15.30. Бой стихает. Пикирующие бомбардировщики совершают свой шестой или седьмой налет. Танки отошли в лес. В результате нашей стрельбы очень эффектно, в щепки, дробились деревья, обломки которых устрашающе разлетались в разные стороны. Предполагалось, что в лесу перед нами находится около четырехсот человек. Наверное, им мало не показалось в этот момент.
17.00. Ракетная огневая завеса – прямо над нами. Пыль и зловоние. Мы еще сильнее прижались к земле. Окрики: «Пабст?» – «Майснер?» – «В порядке. Продолжайте вести огонь». Наш третий выстрел увенчался отличным попаданием по позиции вражеской артиллерии.
16.45. Связист вернулся с новостью, что наш скупой на слова генерал Риттау убит.
Вечером все стихло. Пулемет стреляет трассирующими пулями. Русские отводят свои уцелевшие танки. Другие мы подорвали. Мы стоим в штаб-квартире роты и говорим о генерале. Люди проклинали его, потому что он был очень требовательным. Теперь они говорят, что он был воплощением дивизии. А это – хорошая дивизия. Он был молчуном, и у него была железная выдержка. Говорят, пища была плохой в дивизии. Когда ему подавали изысканное блюдо, он некоторое время молча смотрел на него, а потом спрашивал: «Это то, что дают моей пехоте?» Таков был наш генерал.
24 августа 1942 года. 4.15. Третий день сражения. Оно одновременно сразу начинается на земле и в воздухе.
4.45. В течение полутора часов ведется жестокий ураганный огонь в секторе на левом фланге. Вчера в 0.30 я вернулся на огневую позицию на двухдневную смену, но прошлой ночью мне снова пришлось подняться наверх. Убит лейтенант Д. Шпенглер. Прямое попадание по наблюдательному пункту.
В течение ночи мы строили блиндаж.
Не знаю, который теперь час; одни и другие мои часы вышли из строя в ходе боя. Знаю только, что обстрел продолжается с 4.45, и трудно поверить, что несколько квадратных метров земли способны выдержать такое количество кромсающего ее металла.
7.00. Короткая передышка. Не так много артобстрелов. Мы соорудили две землянки, одну в качестве наблюдательного поста, другую – для нашего радиооператора, на восемьдесят метров к тылу. Между ними разорвалось несколько снарядов. Они повредили наш кабель. Один из 120-миллиметровых снарядов упал в трех метрах от блиндажа радиосвязи и вдребезги разнес балку над входом к Кристинеру. Лейтенант Мак и я выглядели как негры. Мы ползали между капустными грядками, чтобы починить кабель. Телефонная связь была невозможна во всем этом грохоте. Они предприняли минометную атаку, как раз когда я преодолел полпути наверх. Ковровый ракетный обстрел накрыл меня, когда я лежал в воронке от 120-миллиметрового снаряда.
Возведение нового наблюдательного пункта было завершено как раз к утру. Это жалкая пора и довольно сырая. Нам приходится ползать. После десяти минут у оптической трубы шея становится негнущейся. Но я рад, что мы можем наблюдать так далеко. Сегодня ночью исправим положение.
«Скорее бы наступил вечер», – только что сказал мне Кристинер по телефону. Так же думаю и я. На сегодняшний день наше маленькое противотанковое орудие подбило пять танков. Вчера на счету полка было пятьдесят восемь. Один прорвался сегодня там, где Франц Вольф сидел со связистами в секторе слева. Вчера мы пожали друг другу руки при встрече. На батальонном командном пункте мне рассказали об этом два дня спустя после того, как он успел передать донесение: «Танки! – стреляаа…ют!» – потом он побежал туда с телефонной гарнитурой и всем прочим, обмотанным вокруг него. Он не слышал танков, пока они не оказались от него в десяти метрах.
