Лео Кесслер - Прорыв из Сталинграда
Внутри церкви можно было разглядеть огромную толпу небритых пьяных мужчин в форме солдат немецкой армии без всяких знаков различия, с содранными погонами и знаками различия. Большая часть их обжиралась зажаренным на открытом огне свиным мясом. Двое дезертиров уже жарили следующего поросенка. Матц поглядел на все это с легкой завистью и прошептал:
— А дезертиры-то питаются лучше нас…
Фон Доденбург кивнул. То, что он видел перед собой — безобразное пиршество и пьянство внутри заброшенной церкви, бывших солдат немецкой армии в форме, с которой были содраны погоны, — наглядно символизировало весь тот позор и разложение немецкой армии, которые произошли под Сталинградом. Их собственный несанкционированный отход с фронта тоже был частью этого кошмара. Лицо фон Доденбурга исказила гримаса боли, точно кто-то всадил ему нож между ребер.
И вдруг он увидел высокого офицера, лицо которого избороздили шрамы — предмет гордости любого «бурша». Он не мог не узнать это лицо, на котором резко запечатлелись сабельные удары — результат двухлетних дуэлей на саблях и шпагах в составе одного из студенческих обществ в довоенном германском университете.
— Ханно, — с безграничным удивлением выдохнул Куно фон Доденбург. — Это же Ханно фон Эйнем!
Глава четвертая
Семья фон Эйнемов была очень похожа на семью фон Доденбургов. Оба рода принадлежали к обедневшему дворянству Восточной Пруссии. Эти дворяне владели обширными земельными участками, но им всегда отчаянно не хватало денег. Они питались картофелем, который ежегодно собирали со своих полей, и жили за счет пенсий, заработанных за многолетнюю службу в армии.
Будучи мальчишками, Ханно фон Эйнем и Куно фон Доденбург ходили в одну и ту же деревенскую школу. Там учительница фройляйн Носке пыталась обучить своих учеников красивому почерку. А они страшно скучали на этих занятиях и с нетерпением ждали того момента, когда смогут побежать купаться в пруду с другими деревенскими мальчишками или удить рыбу на реке при помощи самодельных удочек.
Ханно и Куно были лучшими друзьями. От своих фамилий они произвели себе гордые прозвища — Один и Мертвая Крепость[20]. В детстве часами они играли и беседовали друг с другом. Обычно мальчишки говорили о том, кем станут, когда вырастут. «Я стану генералом, как и мой отец», — обычно заявлял Куно, на что Ханно всегда отвечал: «А я — нет, никогда. Мой отец тоже был генералом, однако военная карьера стоила ему одного глаза и одной ноги. Я лично хочу стать богатым и знаменитым — и при этом сохранить свое тело от увечий».
«Позор тебе, капиталистишка!» — поддразнивал тогда фон Доденбург своего маленького товарища. Они не знали толком значение слова «капиталист», ибо в их районе, где проживали обедневшие восточнопрусские юнкеры, не было ни одного живого капиталиста.
В середине 1930-х годов Ханно фон Эйнем поступил в университет Бреслау — города, который по-польски назывался Вроцлав, — и стал изучать там право. При этом он немедленно вступил в студенческое общество, где практиковали дуэли на саблях и шпагах. Когда же его старый товарищ Куно фон Доденбург напомнил Ханно его же слова о желании «стать богатым и знаменитым — и при этом сохранить свое тело от увечий», Ханно заявил:
— Да, Куно, все верно — мы порой наносим друг другу небольшие увечья. Но при этом завязываются важные связи и знакомства, которые могут весьма пригодиться в дальнейшей жизни. Все бывшие члены этих студенческих обществ, которые ныне занимают очень высокое положение, любят время от времени наведываться в Бреслау, чтобы встретиться с нами, молодыми студентами.
Когда началась война, Ханно фон Эйнема, как офицера-резервиста, призвали в действующую армию. До Куно фон Доденбурга доносились слухи о подвигах Ханно, которые он совершал во время кампаний в Польше, а затем во Франции. В 1941 году Ханно наградили Рыцарским крестом Железного креста — за то, что он смог сдержать наступление целого батальона русских, располагая всего лишь горсткой пехотинцев. В результате этого героического боя все были тяжело ранены, включая и самого Ханно. Этот подвиг фон Эйнема получил широкий резонанс: о нем твердили во всех выпусках новостей, а свою высокую награду Ханно получил из рук не кого-либо, а самого фюрера.
Теперь Куно, словно загипнотизированный, смотрел на своего старого школьного приятеля, недоумевая, что же случилось с ним, отпрыском одного из стариннейших прусских родов, которые верой и правдой служили королям на протяжении почти трех столетий. Как он смог связать свою судьбу с этим отвратительным сбродом пьяных разбойников?
— Господин штурмбаннфюрер! — Матц толкнул Куно локтем в бок, заставив того очнуться. Офицер вышел из состояния задумчивой неподвижности. Пора было действовать.
— Начинаем стрелять на счет «три», — прошептал фон Доденбург
Он досчитал до трех и нажал на спусковой крючок. Автоматные очереди выщербили потолок церкви. На пол и на головы людей посыпалась штукатурка. Из рук у дезертиров выпали недопитые бутылки с водкой. Они перестали жевать. Некоторые попытались было схватить свое оружие, но Матц так поглядел на них, что они почли за лучшее не делать этого.
— Прекрасно, — проговорил фон Доденбург. Его голос был совершенно спокоен. — Каждый должен поднять руки вверх. Медленно и плавно. Если вы сделаете это, все будет хорошо. Понятно? — рявкнул он уже угрожающе, с металлом в голосе.
Руки дезертиров, как по команде, взметнулись вверх, за исключением одного-единственного человека — Ханно фон Эйнема.
С легкой улыбкой на обезображенном лице он бросил:
— Полагаю, ты не станешь стрелять в меня, Куно.
Фон Доденбург холодно посмотрел на него.
— Если мне потребуется это сделать, то я выстрелю. — Он выразительно повел стволом пистолета.
Ханно фон Эйнем пожал плечами и медленно поднял вверх руки. Его взгляд, направленный на фон Доденбурга, был пропитан безграничным презрением.
Держа дезертиров на прицеле, фон Доденбург вытащил из кармана свисток и пронзительно свистнул. В следующую секунду в церковь ворвались вооруженные до зубов панцергренадеры «Вотана».
— Отлично, Матц. Займись нашими пленными и держи их под прицелом. А я пока поговорю с этим офицером. — Он подошел к фон Эйнему. Ханно застыл на месте со слегка ироничной улыбкой на лице.
— Ханно, я хочу узнать — как ты попал во всю эту передрягу? — спросил фон Доденбург.
— Можно я опущу вниз руки? Когда их приходится держать поднятыми, это немного напрягает, знаешь ли.
— Ну конечно, — кивнул фон Доденбург и спрятал свой собственный пистолет в кобуру. Этим он демонстрировал Ханно, что готов обсуждать любые вопросы в свете их прежней дружбы детских лет.
— Благодарю. — Фон Эйнем опустил руки. — Ну, Куно, как ты поживаешь? — спросил он совершенно обычным тоном, точно не было ничего необычного в том, что они встретились в такой вот обстановке спустя много лет.
— Хватит болтать чушь, Ханно! — неожиданно вспылил фон Доденбург. — Скажи мне лучше, что тебя связывает со всем этим сбродом?
— Этот так называемый сброд, — покачал головой фон Эйнем, — все, что осталось от двух армейских рот, которыми я когда-то командовал. Из 450 человек в живых осталось всего 200. Это означает, что за неделю было убито 55 процентов личного состава.
— Знаешь ли, Ханно, мы тоже несли потери, но никогда не поднимали из-за этого бунт! — возразил Куно фон Доденбург.
Ханно фон Эйнем сделал глубокий вдох, точно человек, приготовившийся спрыгнуть в воду с вышки.
— Послушай меня, Куно, — медленно проговорил он, — речь идет уже не о мятеже и не о бунте.
— А о чем же?
— О революции.
— Что ты сказал?!
— Уверен, что ты очень хорошо расслышал меня, Куно! Где были твои глаза начиная с того самого момента, когда ты оказался в России? Ты же знаешь, что мы пришли в эту страну, обещая ее жителям освободить их от советской диктатуры. Что же случилось на самом деле? — Он в упор посмотрел на фон Доденбурга. — Я расскажу тебе — в случае, если ты вдруг не в курсе. Мы ввели в этой огромной стране тиранию, которая оказалась даже похуже сталинской. Ты же видел лагеря русских военнопленных, заполненных донельзя истощенными людьми, которых мы превратили в одну кожи и кости и которые живут там хуже любых животных. Ты видел, что сделали с советскими евреями…
— Прекрати нести весь этот бред! — рявкнул фон Доденбург. Его пальцы легли на рукоятку пистолета. — Подумай, где мы, черт побери, ведем с тобой этот разговор! Что ты, в конце концов, хочешь мне сказать?
— Хочу сказать тебе следующее: Гитлер и его отвратительная клика должны уйти. — Глаза Ханно пылали. — Они во сто крат хуже коммунистов. Лично я готов сотрудничать даже с большевиками, лишь бы только Гитлер исчез с лица земли как можно скорее.
