Лариса Захарова - Сиамские близнецы
— Почему именно мокрой? — недоуменно спросил Дост.
— Лондон же… Туман, сырость…
— Лето у них хорошее, — вяло отреагировал Дост. — Если бы я был сотрудником посольства, то, вероятно, мог бы найти способы поинтересоваться секретным досье.
Лей спросил с легкой усмешкой:
— А вы уверены, что посол фон Хеш захочет взять вас на службу? — и подумал: «Конечно, вслух о таких вещах не распространяются, но можно не сомневаться, с этим заданием Фриц справится. Не зря же он ходил в подручных у Хорста Весселя. А если посулить, что Риббентроп потом одарит его дипломатическим рангом…»
— Если фон Хешу прикажет СД, он никуда не денется, — твердо проговорил Дост.
— Пока фон Хеш подчиняется не СД, а Нейрату, а я влияния на министра иностранных дел не имею. Но у вас, дорогой Фриц, тем не менее есть возможность стать дипломатом. Но об этом потом. А сейчас о деле. «Сиамские близнецы» предполагают крайне четкую координацию действий между вами и Дорном, осуществление взаимного прикрытия, точность в распределении ролей в зависимости от реальных возможностей каждого из вас. Как Дорн работает?
— Нормально, — ответил Дост, силясь вникнуть в сущность задания. — Не манкирует. Он же работает с бывшими врангелевцами, особенно с теми, кто в эмиграции ползал по самому дну, был в Галлиполийском лагере, служил в иностранных легионах, а с ними трудно. У них ностальгический патриотизм.
— С кем Дорн проводит свободное время?
— Со мной, — засмеялся Дост. — В свете ваших указаний я не даю ему отдыхать от своей персоны.
— Есть такой журналист, англичанин, О'Брайн. Дорн в контакте с ним?
— У Дорна голова идет кругом от деловых контактов и отдел по «Лиге». По-моему, с О'Брайном он не встречается, — сказал Дост и задумался.
Фриц вспомнил то летнее утро 1934 года, когда самолет, на котором он и Роберт Дорн летели из Берлина, приземлился в лондонском аэропорту. Они устали, изрядно проголодались. Получив у таможенника свои документы и вещи, сразу направились в паб. Уселись за столик, подозвали официанта, и в тот момент, когда перед ними уже . стоял темный шотландский эль, к их столику подошли О'Брайн и этот американец Пойнт — будто явились, чтобы встретить.
— Хэлло, Дорн! — разыграл удивление англичанин. — А мы с Джеком уже решили, что ты лижешь адские сковородки. Каким континентальным ветром занесло тебя к нам?
— Он хочет извиниться перед Его Величеством за хамство доктора Геббельса, — пошутил американец, видно вспомнив ту речь рейхсминистра пропаганды, когда он послал к черту глав великих европейских держав после «ночи длинных ножей», как теперь называют события, покончившие с Рэмом и штурмовиками.
Дост при этом бросил на Пойнта такой взгляд, что Дорн поспешил представить их друг другу.
Весь тот день О'Брайн не отходил от Дорна. Он и квартиру им обоим помог найти, потом еще немного помогал с устройством. И вдруг исчез с горизонта.
Фриц Дост исподлобья взглянул на Лея: никак успокоиться не может, сыщик, он и есть сыщик. Дост, конечно, принимал Лея как шефа, куда деваться, но брезгливость к нему, бывшей полицейской ищейке, инспектору криминальной полиции, преодолеть в себе не мог. «Ни на кого Дорн не работает, ни на англичан, ни на шведов, я бы давно это заметил», — подумал Дост и сказал:
— Дорн такой, каким я его знал всегда, то есть с двадцать девятого года.
«Сколько же можно копаться в этой истории! — сетовал Дост. — Если бы был жив Хорст Вессель! Он не позволил бы этой веймарской собаке помыкать мной. — И вдруг пронзила горькая мысль: не случись того несчастья, не убей Весселя в пьяной драке сутенер Али Хонер, выжил бы нынешний нацгерой в "ночь длинных ножей"? Да и сам Фриц выжил бы? Нет, вряд ли, слишком хорошо их обоих знали в СА. — Но вдруг Хорст уцелел бы? Был бы он сейчас генералом? И что тогда мог получить я? — спрашивал себя Дост. — Наверняка не ниже полковника. А эти черви держат меня в роли пятнадцатого шпиона при вонючей "Лиге" по борьбе с большевизмом, которая давно никому не нужна, на которую давно никто не делает серьезной политической ставки. А теперь еще хотят, чтобы я лазил по крышам! Я что, с их точки зрения, не полноценный немец? Почему Лей постоянно позволяет со мной пренебрежительный тон? А ведь я мог бы занять определенный пост в Восточном секторе управления, я же прекрасно знаю русский язык. Почему же, когда мы стали силой, меня отлучили? Какая дикая ирония! Стремиться возвыситься любой ценой, жизнь на это класть, а в итоге…» — Дост тяжело вздохнул, сумрачно глядя на Лея, и тот никак не мог понять, что его тяжкий взгляд означает. Дост сомневается в своих возможностях? Не верит в успех операции? Думает, как от нее избавиться? Ну что ж, тогда придется его предупредить. Лей подумал, что в былые времена Дост, чтобы обратить на себя внимание начальства, пошел бы на все. В том числе и на подделку.
— Кстати, Фриц, вы никогда не были в техническом секторе нашего управления? — спросил Лей.
Дост недоуменно посмотрел на него. Штандартенфюрер разве забыл, что Доста и Дорна отправили в Лондон больше года назад, до того, как образовалась техслужба. Прежде о ней и речи не было, любой мясник из бывших штурмовиков, если хоть как-то отличает телефонный кабель от радиорелейной линии, мог установить аппаратуру подслушивания.
«А в принципе, — прикинул Дост, — это шанс. Выполни я это странное задание, заработаю и орден, и чин, а возможно, и повышение. Прощай тогда, клоповник "Лиги"!»
— Фриц, — сказал Лей, — я сейчас познакомлю вас с одним молодым человеком, очень способным. Он неплохо знает Великобританию, возможно, даст вам пару дельных советов по поводу проникновения в Форин-офис. Его зовут Альфред Науджокс. Он умеет подделать любой почерк и любой документ. Но и сам может отличить самую искусную подделку от оригинала. Имейте это в виду.
Дост пошел знакомиться с герром Науджоксом с некоторой опаской — понял, что предупрежден строжайшим образом. «Фамилия у этого умельца странная, — думал Дост, — не англичанин ли он? Вот сам бы и доставал досье… Зачем мне его советы? Подпись Идена я все равно подделать не смогу. Но с другой стороны, что я вообще должен делать?»
После встречи с Науджоксом Дост понял, что начальство (и, судя по всему, высокое) интересует только оригинал документа. И еще. Если поможет бог и дело пойдет, Дорну надо отвести в нем второстепенную роль, чтобы самому собрать все лавры. В конце концов у Дорна есть лесозавод. И хватит с него.
III
Письмо от Ингрид пришло как раз в день смерти короля Георга, 20 января. Начало отсчет другое время. Для британцев — эпоха Эдуарда. Для Дорна… Как бы ни было, он предчувствовал перемены. Тем более он всегда подозревал о существовании всеобщей связи событий и явлений. Вот, пожалуйста! Стоило Досту уехать в Берлин, как пришло письмо от Ингрид. То самое, которое он уже отчаялся дождаться от нее, хотя она писала регулярно, дважды в месяц. Сообщала о новостях Стурлиена, о делах на фабрике, о ценах на лес, о приобретении нового оборудования, порой передавала поклоны от общих знакомых — и только. А в этом письме Ингрид спросила: «Что вы привезли из Берлина?» Вот он, их старый пароль. Теперь нужно ждать связника. Но Ингрид почему-то не указывала, куда он придет. Значит, одна из трех старых явок. Месяц, день, время известны точно — зашифрованы в дате отправки письма.
«Из трех явок связник, скорее всего, выберет ресторанчик неподалеку от аббатства, — предположил Дорн. — Я бы по крайней мере в такой день, как сегодня, пошел бы туда, куда стремится весь Лондон, все королевство. Тем более в пабе на Баттерси, где обычно собираются украинские эмигранты, мы уже встречались», — Дорн был абсолютно уверен, что Центр снова отправил к нему на связь того седоусого, похожего на украинца крепыша, что приходил полтора года назад, когда Москва наконец откликнулась… Это было странное свидание.
«Центр направил вас в Берлин, но Берлин направил в Лондон, — усмехался связник, будто его это веселило. — Конечно, вы не виноваты. Так распорядилась жизнь, а в нашем деле терпение не последнее дело. Ясно, англичане понимают, два офицера СД явились не на пломпудинг в день святого Эндрю. Англичанам, конечно, любопытно, что вы у них хотите найти. Легенда о спасшихся штурмовиках устраивает их до поры до времени. Будьте бдительны. Будьте осторожны», — и ни задания, ни нового шифра, ни надежной связи — ничего, будто Центр больше не нуждался в Дорне. Правда, шифровку со списком членов Русской фашистской партии, запросивших репатриационную визу, связник тогда взял. Нельзя же допустить, чтобы вместе с честными людьми на Родину попали диверсанты, слушатели школы белогвардейской «Лиги по борьбе с III Интернационалом». А потом тянулись мучительные полтора года, нелепые, пустые восемнадцать месяцев, и порой уже казалось, Родина потеряна навсегда. Тем более события дома настораживали…
