Армин Шейдербауер - Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника
Командир отделения является лидером и первым в своем отделении вступает в бой. Он отвечает за:
— выполнение своей боевой задачи;
— управление огнем ручного пулемета и, насколько позволяет боевая обстановка, управление своими стрелками;
— укомплектованность своего отделения оружием, боеприпасами и снаряжением и поддержание их в бое- готовом состоянии.
Подготовка в составе отделения включала в себя ведение боя, поведение под огнем противника, продвижение вперед, захват и удержание позиции, отход, а также несение разведывательной и дозорной службы.
Наставление HDV130/2a, конечно же, охватывало и порядок обучения действиям пехотинцев в составе взвода и роты. Все это содержалось в 670 пунктах. Однако подготовка офицера пехоты требовала не только знаний, необходимых для командования отделением, взводом или ротой, но и изучения так называемого тяжелого пехотного оружия, т. е. станкового пулемета, миномета, легких и средних полевых орудий, противотанковой пушки. Она включала в себя обучение верховой езде и вождению. Нас учили управлять как моторными, так и гужевыми транспортными средствами.
По большей части служба проходила на полигонах. Большое внимание уделялось маршевой подготовке. Начинали мы просто с движения по кругу в составе различных подразделений, а потом перешли к маршам на различные, постепенно увеличивавшиеся расстояния. Марши чередовались с основательной огневой подготовкой. Я оказался хорошим стрелком. Вскоре выяснилось, что острота зрения в моем правом глазу была ниже, чем в левом. Первоначальная проверка зрения была у нас поверхностной. Тем не менее, после того как я попробовал стрелять с левого плеча, мне удалось добиться отличных результатов. В упражнениях в стрельбе без упора на 100 метров стоя и на 200 метров лежа я смог выбить 30 и 35 очков соответственно, став таким образом лучшим (с небольшим опережением) стрелком в нашей группе.
Огневая подготовка и марши, которые регулярно проводились по субботам, выделялись из проходившей на плацу строевой подготовки. Огневая подготовка давала телу отдых. Марши сопровождались сильной нагрузкой. Если в первом марше, который продолжался час, мы прошли 5 километров, то через несколько недель, с постепенным увеличением на 10 километров, мы проходили по 55 км. Это приводило нас на грань полного изнеможения. Как полагается настоящим пехотинцам, на маршах мы носили портянки вместо носок, а перед маршем смазывали ноги оленьим салом, так что, если сапоги были впору, то мозолей и волдырей не было. Волдыри под кожей появились у меня только один раз. Это было очень болезненно, но по крайней мере дало мне возможность сидеть на конной повозке, которая следовала за нами.
Повседневная жизнь в казарме начиналась с утренней поверки, за которой вскоре следовала команда дежурного фельдфебеля «тем, кто наряжен подавать кофе, выйти из строя». До того как начиналась работа, через полтора часа после подъема, надо было умыться, безупречно заправить койки и прибраться в шкафчиках. Работа в казармах заключалась в чистке оружия и уборке помещений. Один час в неделю отводился на чистку и ремонт форменной одежды и обуви, не считая ежедневной чистки сапог. Брюки своей выходной формы мы разглаживали, укладывая их между простынею и соломенным матрацем.
Помимо полевой и повседневной формы, каждый из нас имел комплект выходной формы одежды. Ее называли Сарасани по наименованию известного в Германии цирка, так как выглядела она далеко не нарядно, а напоминала скорее цирковую одежду. В то время как полевая форма была изготовлена из грубой однородной ткани зеленовато-серо-коричневого цвета, выходная форма была пошита из двух видов сукна. Китель был бледно-зеленый, а брюки больше отдавали синевой. Воротник темно-зеленый, петлицы и нарукавные нашивки отделаны серебристой тесьмой.
К этому добавлялась фуражка и, что было лучше всего, кант белого цвета, который был цветом пехоты как рода войск. Не считая его изящного и чистого вида, этот цвет всегда казался мне выражением простоты и непритязательности, которыми славилась пехота. Другими цветами были красный для артиллерии, зеленый для горных стрелков, черный для саперов, голубой для медиков, синий для танкистов, лимонно-желтый для связистов, темно-желтый для кавалерии, и позднее для разведывательных подразделений, и затем фиолетовый для капелланов. Но ни один из них не мог сравниться с нашим чистым белым.
Полевая учеба проходила в основном на большом гарнизонном полигоне. Но потом мы перешли к использованию, особенно для маршей, приятной холмистой местности в окрестностях Морхингена. Однажды мы остановились на отдых возле большого сливового сада, который был расположен вдали от всех деревень. Это навело нашего лейтенанта на мысль дать нам «укрыться» в этом саду и наесться слив. Через какое-то время, еще до уборки винограда, наш марш проходил мимо виноградника. И в этом случае лейтенант разрешил нам «укрыться» между гряд. Как на старых картинах, изображающих молочные реки с кисельными берегами, мы лежали на земле и срывали почти уже созревшие виноградные гроздья.
Самые приятные занятия, потому что они совершенно отличались от всех остальных, проходили у нас по средам. В эти дни с 14.00 до 16.00 мы занимались верховой ездой, а с 16.00 до 18.00 вождением. Для верховой езды за каждым из нас была закреплена своя лошадь. Мою звали Апельсин. Чтобы завоевать доверие лошади и поощрять ее, все должны были обязательно иметь при себе кусочек хлеба из своего пайка. Мы учились не подходить к животному сзади и тому, как взнуздывать и седлать его. Нам надо было также убирать навоз из конюшни и чистить лошадей щеткой.
В ходе этой подготовки мы учились езде различными видами аллюра — шагом, рысью и галопом, а также Овладевали навыками управления лошадью. Наконец, в манеже мы преодолевали небольшие препятствия и выполняли упражнения в седле. Езда на открытом воздухе была скорее более радостной, чем напряженной, особенно когда после первых часов езды уже не так горела задняя часть. Однажды я, должно быть, чем-то досадил Своему Апельсину. Он сорвался в бешеный галоп, и я не Смог удержать его. Примерно через километр он успокоился, но, судя по всему, он все же захотел наказать меня и резко остановился на полном скаку. Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не вылететь из седла, что-явно входило в его намерения.
Инструктаж по вождению проходил без такого рода Трудностей. Водить конную повозку мы научились за полдня, но обучение управлению моторными транспортными средствами растянулось на несколько месяцев. Одновременно с основательной теоретической и технической подготовкой, проходившей с помощью армейского учебника, много времени ушло на само вождение. Мы водили мотоциклы, мотоциклы с коляской и армейский вездеход Кубельваген. 18 января 1942 г., т. е. через несколько дней после моего восемнадцатилетия, мы получили водительские удостоверения Вермахта.
По средам в офицерском клубе проводились так называемые господские вечера. Мы, курсанты, конечно же, в своей выходной форме, должны были принимать в них участие. Перед ужином сначала приходилось бесцельно стоять в боковых комнатах. Затем командир резервного полка приглашал нас занять свои места. Оказавшись там в первый раз, мы, понятное дело, были несколько смущены и стояли почти что строем. Это вызвало со стороны доктора, которого я потом узнал как очень умного человека, саркастическое замечание: «Ах, господа пожаловали на конфирмацию!»
Мы не всегда сидели вместе-в конце стола, но зачастую размещались порознь между офицерами и таким образом должны были принимать участие в их беседе. Если бы я не научился, как правильно вести себя за столом еще дома, то меня бы научили этому там. Правда, дома я не научился, как обходиться 40 сантиметрами пространства за столом. Это надо было делать в канун Рождества, когда жены офицеров приглашались поужинать вместе с нами, и за столом было тесно.
В таких случаях, а также на офицерских вечерах, ужин сопровождался музыкой, которую исполняли музыканты полкового оркестра. К разговорам на служебные темы относились неодобрительно. Это правило соблюдалось строго. На офицерских вечерах нам разрешалось задерживаться допоздна. Мы оставались там после общего сигнала отбоя, иногда до полуночи. Еда в офицерском клубе была такой же, как и в солдатской столовой, но готовилась она отдельно. Исключение было сделано на Рождество и на Новый год, когда каждый получил порцию карпа или линя. Но кроме того подавалась еще кровяная колбаса и сардельки, которыми мы наелись как следует и которые вместе с картофельным салатом заложили хорошую основу для вина. В офицерском клубе Морхингена можно было купить великолепное французское вино. Именно там я впервые попробовал белые и красные вина Бордо и Бургундии.
В Сен-Авольде часто объявлялась воздушная тревога, которая в основном продолжалась с полуночи до того момента, когда вражеская авиация покидала воздушное пространство Рейха. По этой причине наряды назначались таким образом, что после подъема в 4.30 работа начиналась в 6.00. После приема пищи, установленного на 10.30, обеденный перерыв продолжался до 14.00, чтобы каждый смог доспать то время, которое было потеряно ночью. В Морхингене таких досадных помех не было.
