Олена Степова - Истории из зоны АТО

- Мы вас защищаем от укров, нациков и Правого Сектора, которые хотят вас отдать в рабство Америке.

- Тю, сынок, — отозвался второй Петрович, — та яке рабсто, ми ж тоби не рабыня Изаура, мы ж уже все, нагрузка государству, нас Америка даром не возьмет ни в рабство, ни на оте органы. А ты, родненький из видкиля приїхав на защиту отечества? Зовут-то тебя как?

- Ага, — вступился Егор Иванович, — если защитник, чего автоматом машешь, баб пугаешь, давай по форме знакомится, ты ж, засранец, мене у внуки годишься, а автоматом мне машешь тут.

Деды пошли в наступление. Военный, видать обалдел, почувствовал себя как-то неуютно при виде боевой пенсии, медленно к нему приближающейся.

- Ваня, я, вернее, Иван. У меня тоже дед воевал, — попытался скрыть свою внутреннюю неуютность и нарастающую неуверенность защитник, выставив вперед вируального геройского деда.

- Оце Иван, правильно, шо деда помнишь, шо дед у тебя геройский был, правильно. Он, Петрович, тот воевал, а мы, не, мы — дитя войны. Я работал на заводе, Иваныч, самый молодой у нас, 43-го года, сиську совав у вийну, но геройсько так, да, Иваныч. От дед, твой, когда Берлин брав, наверно, ему кричали, Иван-освободитель идет, а Вань?

Парень опустив автомат уже в окружении пенсии, забыв за двери магазина, которые он, по-видимому, должен был прикрывать, за врученных ему продавщиц-заложниц, пардон, освобожденных. Что-то пытался парировать пенсии. Ага, щас! У нас, между просим, в генштабе пенсия политически грамотная, подкованная с твердым моральным духом.

- Ну, да, — начал мямлить защитник, — дед, тот ого-го. 

- А ты на деда-то похож? — начали допрос военного стратеги, плотнее сжимая кольцо.

- Да, — гордо молвил боец, и даже как-то расправил плечи, — мы с дедом фактически одно лицо, — меня в честь деда называли Иваном. 

- А шо ж ты, еханый ты пень, героическую память деда позоришь,-генпенсияштаб пошел в наступление, — ты шо ж с бабами воюешь, а, защитник ты хренов, ты шож на дедов автомат наставил. Да твой, дед щас на том свете, небось за портупеей потянулся. Пекло ему, уже не пече и Рай не светит, як бачить, як його онук баб мордою у асфальт защищае, чи бабы нимецькие? — Не! Наши! Чи бабы Правый Сектор? Не, корово-огородный сектор они! А дед твой, Ванька, тоже магазины грабил? Русских убивал? Може и баб убивал?

Деды пошли на штурм. Оттеснив нервничающего освободителя от продавщиц, деды тихо увели их в сторону, и, прикрыв мощным “а, етить колотить, стреляй и в нас, сходим на тот свет с дедом твоим пообщаемся, про онучка расскажем” — дали возможность девчатам покинуть поле боя.

Берлин пал! Иван, буркнул что-то типа “Россия нас спасет”, “нам есть не чего, укры все отравили” и “вы еще нас благодарить за Путина будете” и залез в УАЗик. Пенсия вернулась в генштаб, ибо к УАЗику подтянулись освободители с освобожденным из рук украинских предпринимателей товаром. Машина взвизгнула, освободители дали автоматную очередь над головами тех, кого они почему-то решили защищать (или зачищать) до последнего...

Генпенсияштаб как ни в чем не бывало вернулся на место дислокации-на скамейки под ясень. Девчата еще долго плакали в кустах. У многих из нас деды воевали, может просто не все против своей земли...

На улице снова дождь, мелкий, но успокоительный. Над головою -гаубица. Стоит и смотрит на мир своей черной мордой. Вот теперь полночи жди и думай: гахнет не гахнет.Вторая такая хреновина за 2 км от меня, на другом терриконе. Как сюрр она висит над головою дорогого мне человека, доброго и переживательного — моей кумы, действуя ей на нервы. Вчера они (гаубицы) перестреливались с друг другом, видно о чем-то спорили. Кума звонит и говорит:

- Слышишь, это я на тебя напала. Отвечать будешь?

В небе шуршит снаряд...

- Уже! 

В телефоне слышно гулкое бабах.

- Блин, ты где, в подвале?

- В подвале!

- А че напала-то?

- Да это я тебя за огурцами в гости зову.

- А позвонить не могла.

Смеемся. Смеемся c таких вещей, что раньше бы и в голову не пришло. Иногда мы думаем, что мы сошли с ума, но встретишь нормального, из ЛэНэРа или СССР, послушаешь, что говорят, и думаешь, как хорошо быть сумасшедшим. Поэтому смеемся, воспринимаем мир с чувством обостренного оптимизма. 

Рассказывает:

- Представляешь, захожу в дом и вдруг прям рядом ...та-та-та-та-та, я аж присела, как рвану к подвалу, мой орет: “Успокойся, это в телевизоре!” Кино про войну смотрел. Вот, гад, ему значит, улицы мало. Я на него наорала, выйди, говорю, гад, залезь на крышу и смотри войнушку, я тебе еще попкорн куплю, шоб полное тебе 3D было...

...Сегодня морды гаубицы молчат. Может, потому что я огурцы у кумы забрала? И это даже не морды, нам кажется, что сам Мордор смотрит на нас своим черным глазом. Из-за этого мы не спим. Така любофф, как говорит моя кума.

Сегодня в магазине делали покупки вежливые люди, в камуфляже, без нашивок, шевронов и ленточек, сильно окающие и непривычно зашуганно оглядывающиеся. Наши так себя не ведут. А так как у нас, східняков, говор специфический, то многое они переспрашивали. Народ, не смотря на вежливость, проявил пылкую агрессивность. Думаю, любофф к военным — это теперь у нас надолго. Народ после трехдневной жизни под перекрестным огнем ГРАДАов, на телячьи нежности с военными не готов (тем более народ пришел без оружия), так и норовят “за поребрик” отправить. Сначала аккуратно, а потом уж, как на слово лягло, стали выяснять у пришлых, причины их дружественного пребывания в нашем поселке с военным визитом. Спросили по сути:

- Стрелять сегодня будете?

- Нет!

- А че вчера гатили?

- ЧавО?

- Стреляли вчера чего, спрашиваем, тут же русские люди, зачем убиваете?

- Мы по вашим военным стреляли.

- А наши военные такие же русские люди, чего стреляли? Кто вас прислал?

Молчат. Нервничают. В руках “Мивина”, хлеб, минералка, кефир.

- Нам сказали, что вы хотите жить в Новороссии, и все будет, как в Крыму, мы придем, вы проголосуете, и все. Мы стреляем,потому, что вы защищаетесь, — выдал военный, — почему в нас стреляют ваши люди?

Орали все. Даже те, кто ходил на референдум, даже те, кто, что-то там говорил о дружбе народов. Много матом. Много о том, что на референдум ходят с пивом и выходным днем, а не в бронежилете в под пулями. Спорили. Доказывали. Но в основном друг другу. Опять переругались, плюнули, помирились и опять поругались. Военные сдержано молчали.

И тут выдал Михалыч:

- Не, ну хлопци, молодцы, это ж що, фактично получается так: приходышь до дому, а твий сосед твою жинку жарить, а ты його за это дело не бить, а пивка холодненького налыть, чи як?

Военных отпустили. На ступеньках магазина, правда, долго рассказывали о дружбе народов, о том, что разбитую и почти уничтоженную шахту-гигант “Должанскую-Капитальную” строил весь СССР, что здесь живут и те, кто родом с Сибири и Казахстана, Удмуртии и Львова, Грузии и Молдавии, что Донбасс — это колыбель всех народов, так как строить шахты ехали со всей, тогда еще одной страны, что Крым, такой же наш, украинский, как и Донбасс, так как здравницы в Крыму строили тоже всем миром.

Военные не понимали, но и не спорили, но то, что в их глазах читался полный сбой программы, это факт. И, как сказал Михалыч, подытожив встречу дружески воюющих народов:

-Ты дыви, як нас завели, як ото собак, га. Стоїмо, загривки подняли, зубами скрегочемо, от жаль, не на тех спустили, треба ж було олигархив рвать, а не шахты бомбить да народ убивать.

Раскол по политически-цветовой гамме, идеям и интересам на нашем поселке произошел давно, еще в смутные и веселые времена, бередящих ум и тело наколотых апельсинов. Дебаты, политические дискуссии и, даже, политические бои вспыхивали на каждой улице. Мир, такой тихий и привычный, где, что сказал начальник или мэр, то и верно, приобрел четкие бело-голубые и оранжевые краски. Или-или, третьего не давно.

Люди, заборы, деревья выглядели, как новогодние елки. Креативщики из штабов В.Януковича и В.Ющенко соревновались, кто за ночь больше обгадит деревьев, навязав на них ленточек с цветом своего лидера. Ленточки были везде: на шляпках, в волосах, сумках, рюкзаках, руках. В маршрутках ездили так: в одну маршрутку садятся пассажиры с бело-голубыми нашивками, в другую — с оранжевыми, чтобы за время следования маршрутки народ не поубивал друг друга и шофера.

В городе возросло количество разводов по политическим мотивам. На поселках и в селах коров называли не иначе, как Федорович, Юлька и Витька. Пик политических страстей, конечно же история с апельсинами. Это вынесло мосх надолго. Местные газеты захлебываясь, иногда казалось, что писаки, прямо вываливаются со страниц, с пеной у рта, доказывая, что сами ели, вскрывали и видели след от иглы...