Владимир Пашинин - Герои среди нас(сборник)
- Знаете, Белоусов, если не резать - будет плохо. Может быть, даже смерть.
- Я не боюсь смерти. Я ее видел.
- Так что же, вы и жизнь не любите?
Вопрос привел летчика в замешательство.
- Я хочу жить, - произнес он искренне.
- Тогда надо резать.
- Давайте, - Белоусов не услышал своего голоса, повторил: - Давайте, доктор. И быстрее. Завтра же.
Теперь он ясно представил себя с одной ногой. Он - разносторонний спортсмен - легкоатлет, лыжник, штангист - будет ходить на деревянной колодке, на костылях. Но разве в этом дело? И при чем здесь штанга, беговая дорожка? Они были нужны ему, чтобы лучше летать! И он будет летать! Он пройдет любые испытания - летчик, солдат, еще не рассчитавшийся с фашистами за февраль 1938 года, за страшное горе страны.
Спокойно перенес Белоусов операцию и начал, кажется, поправляться, хотя кровь из ампутированной ноги еще сочилась. Прошел месяц, второй, третий.
- Еще немного, - обещал Сызганов, - и мы вас выпустим, Леонид Георгиевич.
Но как снег в знойный день, как горный обвал, вдруг обрушилось на майора новое несчастье: язва на левой ноге. Она появилась ниже колена и с каждым днем увеличивалась. Выхода не было - Белоусова, притихшего и молчаливого, вновь принесли в операционную…
Когда майор открыл глаза, то увидел светло-голубой потолок. Таким бывает небо на Балтике в безоблачный летний день…
Потом было очень плохо, и жена, приехавшая в Алма-Ату, ни днем, ни ночью не покидала палаты мужа. Постоянно находились около Белоусова и врачи. Даже Сызганов, полюбивший Белоусова за несокрушимую волю, начал думать, что вторая операция сломила летчика. О чем думал Белоусов, лежа молча, не замечая никого? Может быть, о самоубийстве? Его боялись оставить одного. Но майор начал поправляться! По ночам, правда, он бредил, но это был странный, один и тот же бред. Белоусов называл какого-то одноногого черноморского летчика, вновь поднявшегося в воздух; американца Поста, летавшего без глаза.
Как-то Белоусов попросил бумагу, чернила, ручку и написал три записки - ответы на письма фронтовых друзей Романенко, Сербина и Ройтберга. В конце письма Сербину он сообщил, что выезжает на Балтику. Письмо было опущено, и в этот же день Белоусов потребовал, чтобы его отправили на поезде в Ленинград. Никто об этом и слушать не хотел:
- Нельзя, вы не доедете.
- Не доеду, так доползу!
И поехал. Из Москвы телеграфировал старому другу: встречай!
…Сербин прямо с аэродрома примчался на вокзал. Вот подходит поезд, остановился. Полковник почти бежит навстречу человеку, стоящему в тамбуре международного вагона. Он в кителе, на его груди два ордена Красного Знамени, лицо обожжено, но по-прежнему жизнерадостно блестят глаза. Летчики без слов обнялись, и полковник, взяв майора под руку, повел его к выходу из вокзала.
На "эмке" они объехали весь Ленинград - давненько в нем не был Белоусов!
- Сколько раз я дрался над этим городом, - вздохнул Белоусов.
- Помню, Леонид Георгиевич, - ответил полковник. - Это мы все помним. Теперь первое - к командующему, второе - поедешь в дом отдыха, третье - надо подобрать тебе работу…
Белоусов усмехнулся.
- Да, Иван Иванович, мне нужна работа. Полегче. Не пыльная, как говорится. А вот Пост без глаза летал. На Черном море кто-то из наших летчиков без ноги летает. Что скажешь?
Надолго замолчали. Около штаба вышли из "эмки". Сербин поддерживал Белоусова за руку.
- Постой, товарищ полковник… Давай покончим с этим. Видишь, какое голубое небо? А вот - облака. Знаешь, в Алма-Ате я очень долго лежал, страшно долго. И когда мне вторую ногу отрезали, я заметил, что в палате потолок голубой, как ленинградское небо сегодня. И знаешь, маляр, наверное, не случайно линию оставил, мазнул белилами, как облако. В общем, не потолок, а небо. Небо - понимаешь? Я много об этом думал…
- Ну и что же? - осторожно спросил Сербин.
Белоусов выпрямился, поставил к стене костыли.
- Буду летать.
- Видишь ли… - начал Сербин, но Белоусов прервал:
- Извини, товарищ полковник. Думаешь, я самоубийством в воздухе хочу покончить?
- Погоди, Леонид…
Но Белоусов не слушал:
- Если б жить надоело, вот мой пистолет. Черта с два! Я жить хочу, жить и драться. За отца, убитого немцами в Карпатах, за то, что жену и дочь в санитарном поезде немцы бомбили. А я сам?
- Все балтийские летчики мстят за тебя…
- А-а, понимаю и благодарю… Есть, мол, здоровые и молодые, так куда мне соваться?..
Они не заметили, что больше часа стоят у штаба.
- Я должен летать,- наконец, упрямо заключил Белоусов, и полковник понял, что этот неистовый человек, гроза "мессершмиттов" и "юнкерсов", будет летать. Непременно будет!
Они вдвоем прошли к командующему. И здесь почти дословно повторился все тот же разговор.
Белоусов был непреклонен:
- Я должен летать! Я буду летать…
И ему поверили. Да как поверили! Начальник штаба дивизии гвардии подполковник Петр Львович Ройтберг на приеме у начальника штаба ВВС даже обещал свою "голову положить на плаху", если Белоусов сломает машину.
На учебный аэродром Леонид Георгиевич улетел с бумагой, на которой стояла короткая виза командующего: "Ввести в строй".
Как он снова поднялся в воздух? Сначала пришлось учиться ходить по земле - без костылей. Затем прошел весь путь учлета - от "ПО-2" до сложных боевых машин.
Вот только короткие выписки из журналов дежурных офицеров.
12 июля 1944 года - двенадцать полетов.
15 июля - десять.
19 июля - шесть.
Летчик, обретя крылья, безудержно носился в голубой бездне воздушного океана, делал "бочки", "штопор", "иммельманы" - делал все, на что способна была машина и, как говорили боевые друзья, - чуть больше. Делал то, что трудно дается людям с безукоризненным здоровьем. И уже в части снова брали с него пример, инструкторы говорили молодым пилотам:
- Э-э, дорогой, что ты летаешь, как на метле? Видел, как майор Белоусов летает? Учись!
Воля вернула Белоусова в авиацию, подняла в воздух, и он снова вступил в бой за нашу Советскую Родину. Вдоль и поперек излетал он просторы Балтики, ее спокойное и бурное, солнечное и пасмурное небо.
Никаких скидок не принимал Белоусов. Если требовал приказ, он, как и в сорок первом, три, пять раз поднимался в воздух. Вел разведку, воздушные бои, сопровождал штурмовики… И каждый знал: майор своим ястребком прикроет, скорее жизнь отдаст, чем позволит врагу сбить товарища.
Мечтою летчика было встретить победу на вахте. Так и случилось - в воздухе, на своем гвардейском истребителе встретил Белоусов радостный день 9 мая 1945 года.
Навсегда связал себя Леонид Георгиевич с авиацией. Когда отгремели бои, коммунист Белоусов пришел в Ленинградский аэроклуб и стал учить комсомольцев летному делу. И по сей день в разных концах нашей страны десятки учеников старого гвардейца охраняют воздушные рубежи Родины.
В 1957 году, через двенадцать лет после победы, Президиум Верховного Совета СССР присвоил Леониду Георгиевичу Белоусову звание Героя Советского Союза. "Правда" писала тогда: "Советские люди преклоняются перед героическими подвигами этого человека. Пусть же слава о нем облетит всю страну, пусть вся жизнь его послужит вдохновляющим примером для нашей молодежи".
…В то время я служил на Тихом океане. Получил ночью телеграмму: "Срочно вылетайте в Ленинград писать о Белоусове". На военном самолете в Хабаровск. Сразу - на реактивный лайнер и вечером того же дня жал руку Леониду Георгиевичу, его верной подруге жизни - жене. На столе - груда писем и телеграмм. Тысячи незнакомых людей поздравляли Белоусова. И сотни тех, с кем крыло в крыло сражался Леонид Георгиевич. Писали Романенко, Сербин, Борисов, Голубев, Ройтберг и многие, многие другие…
Белоусов уже к этому времени не сидел за штурвалом самолета, но летал часто - то по местам былых сражений, то к молодым балтийским летчикам.
Я спросил:
- Скажи, Леонид, откуда у тебя силы для такой беспокойной жизни?
- На этот вопрос коротко не ответишь, - улыбнулся Белоусов. - Но если ты имеешь в виду энергию, то не забывай, что у меня неплохая закалка. Правда, в своих спортивных победах выше масштаба эскадрильи не поднимался, но ведь и занимался я спортом не ради славы, а чтобы лучше исполнять воинский долг. - Помолчав, он лукаво спросил: - Ты, между прочим, с чего начинаешь день?
Застигнутый врасплох, я стал вспоминать.
- А я - с зарядки, - засмеялся Леонид Георгиевич, - и тебе советую.
Недавно мы вновь встретились с Белоусовым. В большом зале одного из ленинградских театров собрались балтийцы - ветераны Отечественной войны. Белоусов вошел в зал, когда большинство летчиков, штурманов, стрелков-радистов, инженеров, техников и мотористов уже сидели на своих местах. Его позвали в президиум, в первые ряды. Но Белоусов отказался. Искал кого-то. И вдруг увидел в амфитеатре друзей из 4-го гвардейского и, твердо ступая, зашагал к тем, с кем был рядом в суровое время войны.
