Андрей Ефремов - Кавказ в воде
Конвой вместе с подозреваемым слаженно изображают на лицах изумление. Первым, конечно же, приходит в себя бандюга:
— Понял, всё скажу… — классический «момент истины»!
«Садист» искусно проявляет недовольство по поводу ускользнувшего из рук удовольствия, впечатлительного мужика сразу уводят, от греха подальше.
«Сказал» бандит в ту ночь про всё и, к великому удивлению оперов, про «всех». Работал то мужик, оказывается, не один! Группа подонков убивала людей даже за то, что те оказывались случайными свидетелями. Было раскрыто великое множество «висяков[18]».
Через месяц «комнате психологической разгрузки» пришёл конец. Начальник ОВД каким-то образом разузнал про это заведение, дал всем операм определение — «звери!» и заставил освободить техническое помещение от лишнего хлама. Заваленный по уши общественный работой Костя Топорков всё-таки нашёл кусочек свободного времени, и, по случаю поимки отважными оперативниками особого опасного бандита, сочинил небольшой стишок для отделовской стенгазеты «На боевом посту», в которой были такие проникновенные строки, сложенные по принципу: важно не качество, главное — вовремя:
«Ты жди меня, жена родная,Не знаю, скороль я вернусь,Вернусь с опасного заданья,(Опасностей я не боюсь),Я обниму тебя, родная,Скажу: «Вот, я и пришёл!Служба наша такая:Дни и ночи напролёт»…
Вероятно, за эти «проникновенные» строки Топорков и получил благодарность от начальства. А опера — выговор. Вот с тех самых пор Топорков и стал избегать встреч со злыми на него оперативниками.
Для тех Читателей, которые не поняли о чём здесь речь, поясню — никакого физического воздействия в отделе никогда не применялось, Рома всего лишь часто изъявлял желание похвастаться своей непонятной коллекцией перед людьми. Топорков же «поговорил» на эту тему с начальником, обсудил, и шеф сделал соответствующие оргвыводы.
Конечно, бывали перегибы в работе оперов, не без этого. Особенно выделялся сам важняк — Джават Исмаилов. Хорошим парнем был, простым. К примеру, вызовет Джават к себе на допрос какого-нибудь крутого чувачка, у которого кругом всё и вся куплено, а тот является в отдел исключительно с высокооплачиваемым модным адвокатом, у которого час работы оплачивается суммой размером в цифру с несколькими солидными нулями. Чувачок довольный, хамливый, и речь, конечно же, соответственная: чего, мол, вызвал, про погоду поговорить? Ну, дык, давай, поговорим! Джават, несмотря на то что кровь внутри закипает, не отказывается, с радостью предложение принимает: беседуют о погоде, о видах на будущий урожай апельсинов в Марокко, о политической обстановке в Боливии.
Проходит час, другой, оба увлекаются живой беседой, адвокат при этом присутствует, но скучает. Джават, с присущим ему кавказским гостеприимством, одомашнивает ситуацию: начинает предлагать чаёк, печенюшки. Часа через четыре Исмаилов, сетуя, мол, извини, брат, пора мне — служба, трогательно с чувачком прощается. Расстаются они чуть ли не друзьями.
Через пару дней вновь вызывает. Всё повторяется: радушная встреча, чай-кофе, печенюшки, скучающий адвокат. И через несколько таких подходов чувачок начинает нервничать: адвокату же платить нужно, тариф то — почасовой. Если ещё не всё на на него просадил, то уж скоро точно все деньги на этого хренова адвоката и уйдут. И вот так, раз от разу, Джават потихоньку и начинает получать сливаемую, от «замученного» чувачка, информацию.
Примерно так же происходят разговоры и с задержанными авторитетами, которые на время следствия находятся в изоляции от общества: чай-конфеты-пряники, радушные разговоры, чай-конфеты, радушные разговоры… чай, радушные разговоры. Авторитет не резиновый и после обильного чаепития, эдак со свойской улыбочкой, намекает Джавату, мол, и в туалет неплохо было бы сходить. Кавказец на намёки совершенно не реагирует и, как радушный хозяин, тоже с приятной улыбочкой, предлагает ещё по чашечке. До авторитета наконец доходит, что его каким-то образом попросту дурят, и начинает нервничать, мол, а ну как я сейчас вот здесь, прямо у тебя в кабинете? Коварный Джават и отвечает: а ну как я твоим сокамерникам расскажу как ты у меня обоссался? И ведь ни слова не совру!.. Какой же ты, мол, после этого авторитет?
Авторитет, чтобы не терять своего авторитета, начинает идти на плодотворный продуктивный контакт и, облегчив душу, спокойно, под сопровождением конвоя, облегчается и сам. Либо наоборот — без разницы. Правда авторитет при этом тоже называет Джавата зверюгой, никак не иначе… Возможно он в чём-то и прав?
В трудные девяностые годы, никому ничего не объясняя, Джават уволился из системы МВД и без особого шума неожиданно уехал на свою родину, в Дагестан. Поговаривали: помогать своим, находящимся в преклонном возрасте, старикам.
* * *…Бомбёжки Грозного прекратились: должно же всё когда-то закончиться. После ожесточённых уличных боёв начались зачистки домов силами федеральных войск…
Хизир просто лежал на своей кровати и безучастно смотрел в покрытый трещинами потолок, когда к нему в дом ворвалась группа русских солдат под командованием молодого офицера, на чёрных нарукавных шевронах которых изображена вздыбленная белая лошадь[19].
Уже почти закончилась проверка дома и документов хозяина, как к командиру группы подскочил сержант:
— Товарищ старший лейтенант, схрон нашли!
Командир, отдав приказ мрачным солдатам охранять «бандита», спустился в подвал с целью лично убедиться в наличии оборудованного бандитского схрона. Как только офицер вышел, кто-то из солдат, стоящих за спиной, ударом ноги в подколенный сгиб повалил Хизира на колени, стали жестоко его избивать. Били ногами, прикладами, могли бы просто убить на месте, но мешала команда «охранять» — это Хизир понял, разобрав среди поднявшегося шума какие-то слова. Свернувшись калачиком и расслабившись, чтобы сохранить рёбра, обхватив голову руками, Хизир не кричал, стонал:
— …Не надо… здесь нет бандитов… не надо…
Избиение продолжалось минуты полторы-две, но этого оказалось достаточно: кажется, ребро сломали.
— Отставить! — в комнату вошёл командир, — поднимите его!
Двое, подхватив избитого под руки: — С-сука, — резким рывком поставили на ноги; сжав кулаки и трясясь, не от страха — от ущемлённой гордости, Хизир стоял перед ним молча, глядя прямо в глаза и не отводя взгляда от, тоже вперившихся в него, глаз офицера.
— Объясни! — коротко распорядился старлей.
— От бомбёжек в подвале хоронились с соседями, — когда Хизир начал говорить, языком обнаружил во рту сломанный зуб, выплюнул его со сгустком солоноватой крови, — а куда ещё прикажешь деваться когда нас бомбите? Вы всю мою семью убили, убейте и меня: я вас не боюсь.
— Ты чеченец?
— Да! И за это убейте!
— А я русский… и фамилия у меня Иванов… — задумчиво произнёс молодой командир, — а ты чисто по-русски говоришь, без акцента. — не то спросил, не то сделал умозаключение лейтенант.
— Да…
— Семёнов! — офицер отвёл глаза в сторону, не от того что не выдержал взгляд, просто этот чеченский парень стал ему уже не интересен: судя по всему подвал не похож на бандитский схрон, — командуй, всем на выход!..
Из помещения вышел последний, Хизир, присев на свою кровать, тихо произнёс:
— Извините, гости, угостить нечем было, — и мысленно добавил: «в следующий раз угощу обязательно».
Вполне возможно что офицер, в данной ситуации, сам того не подозревая показал свою порядочность, тем не менее эта встреча подтолкнула Хизира на принятие решения. Всё-таки он сделал свой выбор в этой жизни: задача была для него ясна — яснее некуда…
* * *Считаю нужным вкратце обрисовать дальнейшую судьбу этого молодого офицера, подвергнувшегося, так и вертится на языке слово — «репрессии», со стороны «мудрого» генерала. Нет, никаких пересечений с Хизиром на трудных и опасных дорогах войны: всё куда прозаичней, и оттого — нелепее и страшней.
Иванов недолго пробыл в звании старшего лейтенанта. Через пару месяцев после этих событий в войсковую часть, где он служил, приехал с проверкой генерал — некто Фаршев или Капустин. Никак фамилию не могу вспомнить, но точно не лошадиная.
И вот командиры построили подразделения части для проведения строевого смотра, для начала генерал решил блеснуть знанием устава:
— Строевой смотр проводится в целях определения степени одиночной строевой выучки и строевого слаживания подразделений. На строевом смотре также проверяется внешний вид военнослужащих. Наличие и состояние снаряжения, вооружения, боевой и другой техники. При инспектировании на строевом смотре, кроме того, производится опрос военнослужащих в порядке изложенном в Уставе…
