Владимир Воронов - Морские истребители
Решаюсь. Выбрав момент, когда наши самолеты несколько разошлись, бросаю машину в отвесное пикирование до земли, на высоте 15-20 метров вывожу, проношусь на максимальной скорости над нашей стоянкой и энергично беру ручку на себя. Перегрузка солидная, меня с огромной силой прижимает к сиденью, на несколько секунд темнеет в глазах, и я ничего не вижу. Свечой взмыл вверх. «Хорошо, удалось «переломить» машину, вряд ли противник сможет ко мне приблизиться при таком маневре», - размышляю, переворачивая машину на спину. Ищу взглядом его. Нигде нет. Вывожу машину иммельманом, еще раз внимательно осматриваюсь кругом, моего соперника не видно. «Значит, маневр удался, я ушел от него. Вот что значит боевой опыт!»
Невольно вспомнился воздушный бой с М. Авдеевым. Прошло всего три месяца, а сколько пришлись увидеть, пережить. Приятно сознавать, что фронтовая школа не проходит даром.
Уже смеркалось, выпускаю шасси и произвожу посадку. Мне не терпелось узнать, с кем же пришлось неожиданно схватиться в поединке? Разгоряченный боем, захожу в нашу землянку, хочется сесть и с удовольствием закурить.
В командирской половине раздается телефонный звонок и тут же слышен голос лейтенанта Османова: «Воронов, к телефону!» Оказывается, позвонил А. Костючков, командир звена второй эскадрильи,
- А ты здорово взял у земли, - слышу его голос без всяких предисловий. - Надо нам еще с тобой встретиться. Будь здоров.
Я успел только сказать:
- Всегда готов!
И он положил трубку. В полку все знали А. Костючкова как одного из лучших летчиков, его ценил и уважал командир полка М. Авдеев. Я был польщен, что такой опытный и прекрасный летчик положительно отозвался о моем пилотаже. Но так и не пришлось нам разрешить спор, кто лучше владеет машиной. Через несколько дней А. Костючков героически погиб в неравном воздушном бою с «мессерами».
9 февраля командир полка Авдеев организовал общий ужин. Когда он уже заканчивался, в зале появился начальник штаба дивизии подполковник Александров, подошел к Авдееву и что-то ему сказал. Авдеев встал и громко объявил:
- Ужин надо закруглять, орлы. Имейте в виду, завтра с утра нам предстоит выполнять сложную боевую задачу.
Летчики переглянулись вопросительно: «Что за новая и сложная боевая задача?» Авдеев больше ничего не сказал, и мы вскоре разъехались на эскадрильских полуторках по местам квартирования в городе.
10 февраля нам была поставлена новая боевая задача: прикрывать десант в районе Керчи от налетов противника. Оказалось, что все аэродромы базирования истребителей 4-й воздушной армии на Таманском полуострове из-за непрерывных осадков и оттепели раскисли и самолеты взлететь не могут. Правда, и наш аэродром не в лучшем состоянии. Верхний слой грунта превратился в «кашу» - смесь глины и мокрого снега. В старых засыпанных воронках от бомб земля еще не уплотнилась, и если на взлете колесо шасси попадет в одну из них, то можно и скапотировать, перевернуться и оказаться на «лопатках». Конечно, придется рисковать. Но на войне своя мерка степени риска. И определяется она важностью цели, задачи. В сложившейся обстановке задача по прикрытию десанта была чрезвычайно ответственной, так как фашистское командование предпринимало все меры, чтобы не допустить наращивания сил на захваченном плацдарме, опасаясь наступательных действий наших войск с Керченского полуострова. Важную роль в обороне Крыма противник отводил своей авиации, которая в зимние месяцы действовала весьма интенсивно.
Сложность и необычность задачи по прикрытию десанта прежде всего состояла в том, что к ее выполнению привлекались ограниченные силы, только наш, 6-й гвардейский полк на Як-9 и 25-й истребительный полк на ЛаГГ-3. Кроме того, подлетное время для наших истребителей с аэродромов Анапа и Витязевская составляло пятнадцать - двадцать минут, а для противника с аэродрома Багерово всего три минуты. Это обстоятельство создавало для нас серьезные трудности по своевременному наращиванию сил истребителей в решающие моменты боя.
Командир полка Авдеев принял решение - прикрытие десанта осуществлять способом барражирования (дежурства в воздухе) восьмерками Як-9 но эскадрильям. Время барражирования каждой группы - один час, со сменой в воздухе. График вылетов был согласован с командиром 25-го полка К. Алексеевым. Первыми взлетали летчики первой эскадрильи, их повел Авдеев. Он всегда поступал так, когда полку ставилась новая задача. Личный пример командира, его участие в боевом вылете очень много значило для всех летчиков полка, вселяло уверенность в победе, окрыляло в бою, вызывало стремление отличиться на глазах у любимого командира.
А взлетать, действительно, было сложно. Из-за облака грязи и воды самолеты трудно было рассмотреть до самого отрыва от земли. Из первой же группы два «яка» возвратились. Оказалось, что купола шасси при взлете забились грязью и шасси не вставали па замки. А с неубранными шасси «як» - легкая добыча для «мессеров».
Незадолго до вылета пашей группы на командный пункт эскадрильи приехал помощник командира полка майор С. Войтенко, к которому летчики относились настороженно за его педантизм и необщительность. Он прошел в комнату командира эскадрильи. В. Доброва в это утро не было на месте. Он заболел. Его, как всегда, замещал И. Тарасов. Переговорив с Войтенко, он вбежал в комнату летчиков и без всяких предисловий сказал:
- Воронов, полетишь с майором.
Для всех, в том числе и для меня, это было неожиданно. Мы готовились вылетать в составе звена, и, как всегда, я ведомым у Акулова. Честно говоря, мне не очень хотелось лететь на новое задание с другим ведущим. Мы хорошо слетались с Акуловым и понимали друг друга в воздухе без слов. Акулов тоже не был обрадован таким решением - его определили ведомым к Румянцеву. Но приказ есть приказ.
До вылета оставалось совсем мало времени, поэтому Войтенко успел мне сказать:
- Я сейчас подрулю к вашей стоянке. - И поспешно вышел.
Об остальном пришлось догадываться самому. Мне предстояло на этот раз лететь в составе ударной группы-четверки «яков», которую должен вести Войтенко. Группу прикрытия предстояло вести Тарасову. Боевой порядок нашей восьмерки должен был состоять из двух звеньев, эшелонированных по высоте на 500-600 метров. Такое построение обычно применялось истребителями при прикрытии различных объектов на суше, в том числе и наших войск на линии фронта, и кораблей в море.
По сигналу с командного пункта мы произвели взлет парами и с набором высоты взяли курс на Керчь. Каждый из нас в куполах шасси, на крыльях, фюзеляже, хвостовом оперении нес дополнительный груз прилипшей земли, что, безусловно, ухудшало аэродинамику «яков», их скоростные и маневренные возможности. Приходилось внимательно следить за температурой воды и масла: грязь попадала и в радиаторы, расположенные в нижней части фюзеляжа.
На высоте 3500 метров подходим к Керченскому проливу. Войтенко связывается по радио с командным пунктом управления истребительной авиации.
- Я «Мрамор-один»! Я «Мрамор-один»! - слышим громкий, четкий голос наводчика. - Будьте внимательны в воздухе, пара «худых» на малой высоте. «Орел-03», усильте осмотрительность.
«Худыми» называли фашистские самолеты «Мессершмитт-109» за их тонкий, длинный фюзеляж. Наблюдаю, как четверка Тарасова,.находящаяся справа сзади, с превышением начала маневрировать «ножницами», такой же маневр стала выполнять и наша ведомая пара, Румянце»- Акулов. Командир группы майор Войтенко ведет себя спокойно, я же внимательно осматриваю воздушное пространство. На мне особая ответственность: я прикрываю помощника командира полка, и малейшая оплошность недопустима. Делаем большой круг над Керченским полуостровом. Хорошо просматривается весь пролив и береговая черта Азовского моря, развалины Керчи, изрытая бесчисленными воронками и траншеями восточная часть полуострова. На этом небольшом израненном кусочке крымской земли отражают натиск гитлеровцев наши отважные десантники, воины Отдельной Приморской армии. Но сейчас не время рассматривать, что делается на земле, все внимание - наблюдению за воздухом. Наша задача - не допустить налета фашистской авиации на позиции десанта.
Прошло совсем немного времени. В наушниках раздается взволнованный голос наводчика:
- Орлы! Будьте внимательны. К линии фронта приближается большая группа «лаптей».
Ощущаю учащенное биение сердца, зубы крепко сжаты, мышцы тела напряглись, левая рука инстинктивно перемещает сектора вперед до упора. В сознании молнией мысль: «Где же враг? Только бы не упустить момента, только быстрее увидеть его. Ни в коем случае не отстать от ведущего».
Не завершив разворот в сторону противника, мы неожиданно увидели совсем близко большую группу пикирующих бомбардировщиков Ю-87, которые шли навстречу ниже нас, без строя, «кучей». Силуэты вражеских самолетов быстро увеличивались в размерах. «Надо немедля атаковать, иначе будет поздно…» Но мой ведущий рванул машину вверх. Чем вызван такой маневр, не пойму. Вероятно, появились «мессеры», прикрывающие бомбардировщиков. Я их не вижу, но по отрывочным быстрым фразам по радио делаю вывод, что где-то рядом уже идет схватка. Слышу голоса Тарасова, Румянцева и других. Очень трудно определить, кому они принадлежат:
