Сергей Вашенцев - Путь-дорога фронтовая
— Пойдемте в таком случае сначала направо, по Первой Безымянной улице; если там не найдем коменданта, вернемся и пойдем налево, по Второй Безымянной улице, — добродушно посмеялся Петр Петрович. — Времени у нас все равно много. Володя, наверно, еще плывет по раскисшей дороге.
Как они ошиблись в Володе! Не успели они свернуть на Первую Безымянную улицу, как за углом увидели Володю. Он стоял около эмки у тротуара, по которому следовали артисты. Вид у Володи при этом был мрачный и недовольный.
Путешественники, понатрудившие ноги, с радостными возгласами бросились к эмке.
— Володя! — воскликнул Петр Петрович. — Какой вы молодец! А мы думали, что вы еще «загораете» где-то!
— С вчерашнего утра здесь торчу. Напрасно панику поднимали, — отвечал он с самым хмурым видом. — Только беды наделали.
— Какой беды?
— Такой беды. Не пойдет дальше машина.
— Но что же с ней сталось?
Поглядев внимательно на эмку, они не могли не заметить, что со старушкой действительно что-то стряслось. Крылья помяты, одна фара отсутствовала, радиатор продавлен.
— Авария? Наскочили на кого-нибудь? — забросали Володю вопросами артисты.
— Наскочил?! — негодующе произнес он. — Володя ни на кого не наскочит, хоть глаза завяжи. Бронетранспортер на меня наскочил! Вот кто! Как еще сам цел остался!
— Какой ужас! — прошептал Петр Петрович. — Бронетранспортер! И все-таки машина дошла до Умани.
— Дошла. А теперь не ходит. Мост полетел. Мотор скис…
— Как же вы доехали, Володя, если мотор испорчен? — спросила Катенька.
— Довезли на буксире.
— Значит, вы говорите, голубчик, что машина в таком состоянии идти дальше не может?
— Сами видите.
— Что же нам теперь делать? — промолвил Петр Петрович, удрученно глядя на разбитую машину.
Никто не подумал укорять Володю в аварии, да и само поведение Володи во время аварии не вызывало никаких сомнений у Петра Петровича, хотя, по правде говоря, Иван Степанович и кривил скептически губы, но ведь он известный пессимист. Его недоброжелательное отношение к примерному шоферу тоже всем известно.
Артисты тихо совещались, высказывая разные предложения. Петр Петрович со свойственной ему энергией хотел сейчас же идти отыскивать какую-нибудь ремонтную мастерскую. Иван Степанович высказал мнение, что вряд ли такая мастерская найдется в разрушенном городе. Катенька внесла предложение отыскать не мастерскую, а какого-нибудь мастера-кустаря, который при содействии Володи поставит на ноги, точнее на колеса, разбитую эмку. Иван Степанович категорически возражал против участия в ремонте Володи, полагая, что надо немедленно пойти к коменданту и просить более добросовестного и знающего свое дело шофера. Петр Петрович вступился за Володю. Иван Степанович настаивал на своем. Друзья долго бы еще препирались, если бы не услышали громкий возглас Катеньки:
— Саша!
Боже мой! Что это? Смерч? Буран? Вихрь? Что-то налетело на них, завертело, закрутило. Их тискали, мяли, обнимали.
— Что? Что такое? — вскрикивал Петр Петрович. А они находились в объятиях летчиков, своих недавних знакомых. Капитаны Свешников и Медведев бурно выражали свой восторг по поводу столь неожиданной встречи.
Начались расспросы. Что? Сломана машина? Пустяки, поможем починить! Что? Некуда деваться? Пустяки, сейчас же к нам на аэродром! Что? Эмка совсем не ходит? Пустяки, довезем на своей машине! Как быть с эмкой? Пустяки, за ней пришлют.
Все, что несколько минут назад казалось сложным, трудным, непреодолимым, становилось простым, легко достижимым. На все сомнения, затруднения и беспокойства артистов летчики отвечали: пустяки, поможем, сделаем, найдем.
Не успели артисты опомниться, как уже катили в армейской машине на аэродром, где размещался прилетевший в Умань авиаполк. Петру Петровичу было очень неудобно сидеть: с двух сторон его стискивали Иван Степанович и Медведев, а сверху были навалены вещи, перенесенные из эмки. Катенька сидела рядом с водителем, которым, как, наверно, догадался читатель, и был Саша Свешников.
Петр Петрович пытался было завязать разговор, но машину то и дело встряхивало на ухабах и выбоинах, слова застревали в горле. К тому же он не мог повернуть голову ни в ту ни в другую сторону. Вынужденное молчание тяготило его. Он с сожалением подумал о своем постоянном собеседнике Володе и о разбитой эмке. Когда ее починят? Когда они отправятся дальше? Все это вызывало тревогу в беспокойной душе Петра Петровича, Ему почему-то стало грустно. Вспомнился родной город. Каким далеким казался он сейчас! Да и вся прожитая жизнь куда-то ушла, отодвинулась от него, как будто не он, а другой человек ее прожил. И вот он думает о далеких годах, они приближаются к нему, вызванные памятью, становятся яркими картинами воспоминаний.
В памяти возникает какое-то село. Чисто отмытые стекла домишек. Престольный праздник. В село въезжают два больших фургона — на них погружено все, что надо, чтобы к завтрашнему дню оборудовать балаган-театр.
Вокруг разбиты палатки с глиняными свистульками, красными пряниками, леденцами-петухами, с разными разностями, привлекавшими жадные взоры ребятишек. Здесь же на площади стоит карусель, и около нее тоже крутятся мальчишки, приоткрывая брезент и с восхищением заглядывая внутрь волшебного шатра, где замерли чудесные деревянные кони и лодки в виде лебедей. Многим ребятам не на что прокатиться, для этого нужны деньги, но они не отчаиваются и надеются на случай.
Надеются они проскользнуть и в балаган, который возводят приехавшие актеры. Ребятишки помогают им натягивать брезент, подают инструмент, прибивают гвозди, питая смутные надежды, что труд их будет оценен и они бесплатно побывают в театре.
Наконец балаган построен. Щепки убраны. Вокруг все чисто подметено. Вечер. По дороге, пересекающей село, гуляет молодежь. Рядами ходят девушки и парни. Ряд девушек, потом ряд парней, опять ряд девушек, опять ряд парней. Слышны смешки, хихиканье, разговор. Как торжествен и радостен этот предпраздничный вечер!
А воспоминания влекут Петра Петровича дальше. В такой вот бродячей труппе подростком он начал свою артистическую карьеру без оплаты, за одну еду. После смерти отца, мелкого почтового чиновника, семья осталась без всяких средств. Мать стала ходить по домам стирать белье, зарабатывала гроши, да и те с большим трудом. Когда на троицу, в престольный праздник, в село приехали карусели и балаган, Петр Петрович оказался одним из тех мальчишек, которые безвозмездно помогали артистам. При этом он проявил большую, чем другие, расторопность и сметливость, что понравилось хозяину балагана. Хозяин принял парнишку на работу, обещав матери позаботиться о нем и вывести в люди. Мать со слезами отпустила сына — ведь другого выхода у нее не было.
Петр Петрович стал переезжать с бродячей труппой с места на место. Скоро он показал себя не только как хороший рабочий, но и как талантливый начинающий актер. Хозяин положил ему жалование. Правда, Петр Петрович целиком отсылал деньги матери, а сам жил впроголодь. От тех дней у Петра Петровича осталось ощущение постоянного голода. Он помнит, как при получке в нем боролись два чувства — чувство сыновней любви и чувство голода, желание сходить в трактир и досыта наесться. К его чести, сыновнее чувство в конце концов побеждало.
— Приехали! — донесся откуда-то сверху голос Ивана Степановича, прервавший воспоминания Петра Петровича.
Машина остановилась. Однако местность, куда они приехали, вовсе не походила на аэродром. Машина стояла у зеленой изгороди; в глубине между деревьями виднелось здание дачного типа. Петр Петрович с трудом вылез из машины, минуты две постоял, опираясь на дверцу и разминая онемевшие ноги. Обратившись затем к летчикам, он спросил:
— Извините меня, пожалуйста, может быть, это военный секрет. Вы сказали, что мы едем на аэродром. Но местность как будто совсем не подходящая для аэродрома, — Петр Петрович показал на деревья и забор. — Ведь для самолетов нужен разбег.
— Если выйти за ограду, можно увидеть аэродромное поле. До него очень недалеко. А здесь дачный поселок. В нескольких домах временно располагаются летчики, — разъяснил Медведев. — Но скоро, кажется, опять перелетим. Вперед. Фронт быстро наступает. Подходим к границам Румынии.
— Но как же в таком случае мы нагоним нашу дивизию? — озабоченно посмотрел Петр Петрович на членов своей бригады.
Иван Степанович неопределенно качнул головой, Катенька с легкомыслием, свойственным молодости, сказала:
— Лишь бы Володя поскорей починил машину. Как я хотела бы побывать в Румынии!
А Володя, о котором только что упомянула Катенька, был легок на помине. Он предстал перед ними во всем своем великолепии: в лихо сдвинутом на затылок треухе, в распахнутом ватнике, откуда виднелась засаленная фуфайка, в кирзовых сапогах с комками засохшей на них грязи, и не менее грязных узких галифе, облегавших его длинные, кривые (из деликатности назовем кавалерийские) ноги.
