Юрий Коротков - Девятая рота (сборник)
Вся позиция окуталась густыми клубами пыли.
– Капитан где? – крикнул Хохол. – Воробей, в землянку, по-шустрому! Они нас разутюжат здесь! – Он, выждав паузу между разрывами, приподнялся, глянул в бинокль. – Один в ложбине за камнями – полтораста на ту вершину! – указал он. – И второй там же! К миномету!
Минометчики на коленях в своем окопе развернули трубу, опустили снаряд и пригнулись, заткнув уши. Миномет коротко подпрыгнул на месте. Далеко за камнями ударил взрыв.
– Ниже двадцать, лево пятьдесят! – крикнул Хохол, не отрываясь от бинокля.
Команду передали по цепочке. Минометчики подкрутили прицел, второй снаряд ушел по крутой дуге и разорвался в ложбине.
– Один накрыли! – заорал Хохол. – Ништяк, пацаны! Право двадцать!
– Право двадцать! – понеслось по цепочке.
Заряжающий поднял снаряд, и в этот момент рядом грохнул взрыв. Мина сдетонировала в руках у бойца, тяжелая труба миномета, кувыркаясь, взлетела в воздух в облаке дыма и песка…
– Капитана убили! – донесся крик Воробья.
Хохол бросился к нему. Воробей сидел на корточках в развороченной землянке напротив Быстрова. Тот, откинув голову к стене, пристально смотрел на него мертвыми глазами из-под тяжелых век. Хохол стащил с головы капитана наушники, безнадежно пощелкал переключателями разбитой рации.
– Идут! – раздался крик сразу в несколько голосов.
Хохол и Воробей, пригнувшись, пробежали напрямик через открытое пространство и скатились в окоп у разрушенной наполовину кладки.
Наемники поднялись из-за камней и под прикрытием тяжелых пулеметов пошли в атаку, обходя позицию с трех сторон.
– Кто из офицеров остался? – заорал Хохол. – Есть кто-нибудь?
Бойцы оглядывались в окопах. Молоденький лейтенант, командир первого взвода, панически оглянулся вместе со всеми и наконец крикнул:
– Рота, слушай мою команду! Короткими – огонь! – и тут же повалился назад с пробитой каской.
Десантники припали к автоматам, ловя в прицел черные фигуры. Кто-то из арабов падал, тут же через него перешагивал следующий.
– Блядь, да сколько же их?! – истерически крикнул кто-то.
В окопы полетели гранаты, раскидывая бойцов. Надрывно закричали раненые. Курбаши, весь вымазанный в крови, торопливо перетягивал кому-то жгутом культю оторванной ноги.
Чугун, широко поводя стволом, поливал из пулемета. Наемники уже прыгали через кладку в окопы. Чугун поднял пулемет наперевес, дал очередь в одну сторону и в другую. Пулемет заклинило, он дернул затвор, потом перехватил тяжелый пулемет за ствол – раскаленный металл зашипел, сжигая ладони, – и со всего замаха ударил перевязанным прикладом по голове приближающегося противника. Приклад разлетелся в щепки. Он махнул огрызком в другую сторону, получил очередь в упор, сполз по стенке и повалился на бок, судорожно ловя ртом воздух, глядя широко открытыми глазами на мелькающие на бегу у самого лица подошвы грубых ботинок.
В тесном окопе началась рукопашная. Курбаши обернулся от раненого, выхватил из высокого ботинка казахский нож, нырнул под руку арабу и всадил острое, как бритва, лезвие ему под бронежилет. Воробей, как учили, встретил прыгающего наемника стволом в живот, торцом магазина в лицо, выстрелил в упор и дал очередь вверх, в следующего. Пиночет сцепился со здоровенным арабом, прижал к стене и, напружинив шею, ударил лбом в переносицу. Кровь брызнула ему на лицо, ослепленный противник осел, и Пиночет вогнал ему штык сверху в шею. Афанасий рубился заточенной саперной лопаткой. Хохол могучими ручищами насмерть обхватил хрипящего араба за горло. Лютый прикладом раздробил противнику челюсть, сам получил удар сзади и на мгновение поплыл, отшатнулся, прислонившись к стене окопа, растерянно озираясь кругом – на смазанные движением переплетенные тела, залитые по локоть кровью руки, оскаленные рты и горящие нечеловеческой ненавистью глаза, крик и мат на всех языках, тяжелое дыхание, лязг железа и стон затоптанных раненых…
Оглушительная тишина царила в ночных горах. Луна заливала мертвенным голубоватым светом разрушенную позицию с редкими островками уцелевшей кладки, тела убитых, разбросанные на всем пространстве от самых дальних окопов до каменной россыпи.
Пацаны сидели на дне окопа, курили, выдыхая вниз и сразу разгоняя дым ладонью. Хохол поднял ракетницу и выстрелил. Красный огонек повис над темным ущельем.
– Да без толку. Нет никого, – сказал Афанасий. – Ракеты побереги, может, пригодятся еще…
– Должны же они подойти когда-нибудь! Если на связь второй день не выходим.
– Эй, шурави! – раздался крик от камней. – Уходи! Я не стреляй! Живой уходи!
Хохол приподнялся и выстрелил на звук из подствольника. Граната разорвалась между камней. С той стороны ответили очередью. Трассеры прочертили темноту над кладкой, и опять все стихло.
– Слушай, а что они все из автоматов поливают? – спросил Лютый. – Мины-то, видно, кончились, но у них же гранатометов полно еще.
– Колонну ждут. На нас не тратят пока.
– Послушайте, а что если действительно уйти по-тихому, пока темно? – спросил Воробей. – Вон по окопам – и вниз. Пока они хватятся… А мы навстречу пойдем, предупредим. Вызовут вертушки или «Град», проутюжат здесь все под ноль к чертовой матери!..
– Может, ты еще лапки поднимешь, Воробей? С белой портянкой пойдешь? – тихо спросил Хохол. – У нас приказ – держать высоту! – бешено заорал он, схватив Воробья за грудки и встряхивая. – До последнего! И они, эти пацаны, все, – указал он на мертвых бойцов, – они это понимали! А ты их тут бросить хочешь, да? Жопу свою унести? Нет, пернатый, будем держать! Зубами! Ты понял? И удержим, ты понял меня?!
Сразу несколько очередей ударили от россыпи, пули защелкали по камням над головой.
– Ты понял? – тише сказал Хохол. Он оттолкнул Воробья, перевел дыхание, хлопнул его по плечу. – Иди Андрюху смени.
Воробей, пригнувшись, подошел к пацану, стоявшему у бойницы уцелевшей кладки, взял у него бинокль.
Хохол прошел по окопу вдоль цепочки бойцов. Солдаты дремали, откинув голову, зажав автомат между ног. Курбаши сидел около парня с оторванной ногой, укутанного по горло душманским халатом.
– Холодно… Холодно… – монотонно повторял тот, зябко подрагивая всем телом.
– Потерпи еще чуть-чуть. Недолго осталось, – убаюкивал его Курбаши, с трудом открывая слипающиеся глаза. – Скоро наши придут… Вертушка за тобой прилетит, Ташкент повезет… Там хорошо… тепло… медсестричка в халатике…
Хохол вернулся на место.
– Сколько до рассвета?
– Часа полтора.
– Скоро начнут, – сказал он.
С первым рассветным лучом ударил взрыв, второй, третий, разнося по камешку то, что еще оставалось от позиции.
– Все, гранатами бьют! – крикнул Хохол. – Терпелка кончилась!
Бойцы привставали между разрывами, стреляли по приближающимся наемникам. Хохол вынырнул с автоматом, прицелился, и в этот момент прямо перед ним разорвалась граната, он отлетел к стенке окопа, схватился руками за лицо – между пальцев ручьем полилась кровь.
– Курбаши! – не отрываясь от автомата, крикнул Лютый. – Курбаши, сюда!
Он пробежал по окопу – Курбаши с перерезанным осколком горлом лежал поперек безногого парня. Оба пустыми глазами смотрели в небо.
Арабы уже прыгали в окопы. Пацаны, пригнувшись, отступали в обе стороны, отстреливаясь из-за каждого угла. Лютый срезал в упор одного наемника, второго, потом выдернул чеку зубами и бросил за угол гранату. Чуть приподнялся и выглянул наверх.
Над извилистыми ходами, прорытыми на плоской позиции, тут и там мелькали каски бойцов и арабские платки. Никто не рисковал выскочить на открытое пространство, противники перестреливались через всю позицию, перебегая с места на место, по очереди выныривая по плечи с автоматом и снова приседая. Кувыркаясь в воздухе, перелетали из окопа в окоп в обе стороны гранаты.
Неожиданно из занятых арабами ходов вымахнул наверх Воробей и побежал к своим. Тотчас очередь прошила ему ноги, он упал, выронив автомат, и пополз, упираясь локтями.
– Давай, Воробей! – отчаянно заорал Лютый. – Давай! Сюда!
Еще несколько пуль попали в Воробья, он сел – один посреди голой позиции – и заплакал. Он сидел, сжавшись, прижав руки к груди, смотрел на своих и беззвучно плакал, как потерянный, забытый взрослыми ребенок.
– Сюда, пернатый! Ползи, Воробей! Сюда! – орали сразу несколько голосов. Бойцы встали, поливая длинными очередями ходы вокруг него, не давая наемникам поднять голову.
Арабские платки мелькали над окопами, приближаясь к нему. Воробей по-прежнему, не оглядываясь, смотрел на своих. Потом отнял от груди дрожащие руки и протянул, как оправдание, на открытых ладонях гранату.
Раздался взрыв. Лютый заорал, выскочил наверх и кинулся вперед, стреляя от бедра, крича и не умолкая ни на секунду. Следом рванулись остальные – кто-то сразу падал, поймав пулю, другие бежали, расстреливая сверху мечущихся по окопам наемников, бросались на них с разбегу. Лютый спрыгнул вниз, араб бросил в ужасе автомат и побежал от него. Лютый догнал, повалил его и, не переставая орать в лицо оскаленным ртом, стал бить головой о камни.
