Михаил Шушарин - Солдаты и пахари
И пить принялся еще проворнее. И нес хмель Гришку все дальше и дальше от брата.
Пришел он однажды поздним вечером к старшине Бурлатову. Старый хитрец старшина увидел Гришкины глаза и немедленно поднес ему стаканчик, а потом уж завел речь.
— Что было бы, Григорий Ефимович, если бы сейчас Николай, Сысоя Ильича покойного сын, дома был бы? А?
Старшина щурился хитро, почесывая волосатую грудь. Сонька и Татьяна Львовна прятали улыбки.
— Николай был бы — власть наша была бы, — плел Гришка. — Письма-то хоть получаете?
Василий Титыч зашелся в кашле. Из горницы, приоткрыв дверь, смотрел Колька. Лицо его сузилось. Чуб обвис.
— Правильно, Гриша! Где поручик Сутягин — там всегда порядок!
Гришка поздоровался с шурином, укоризненно кивнул на старшину: «Ну и хитер-бобер!»
— Ты мне сейчас нужен, как воздух, — заговорил Колька. — Задание такое: завтра тайком оповести всех наших, наиболее надежных, чтобы в полночь были на Сивухином мысу. Там будут люди из других деревень. Проведем оперативную сходку. Дело важное. Сугубо секретное. Так что ты поосторожнее. Понял?
— Как не понять.
— Пора, Гриша, эту Советскую власть — к ногтю! — В глазах Сутягина горел решительный, беспощадный огонь. — Пора.
Гришка обрадовался:
— Давно надо, Николай Сысоич! Ведь что придумали? Сдать все личное добро! Ишь ты! Мы те сдадим! Мы заплатим контрибуцию!
Днем Гришка повидал всех, кого называли Колька Сутягин и старшина. А поздним вечером заседлал коня и задворками двинулся к условленному месту. Было холодно. Ветер утюжил камыши, моросил мелкий бусинец. Грязь стояла густая, вязкая. На опушке леса он сразу заметил всадников. Конь тихо заржал. Откликнулись из темноты другие кони. Из глухого куста кто-то невидимый спросил вполголоса:
— Пароль?
Гришка ответил бойко, с радостью.
На поляне сгрудились в круг люди: Колька, старшина Бурлатов, еще человек пятнадцать незнакомых мужчин и приглашенные Гришкой родниковцы.
Говорил Колька:
— Черные дни пережили мы, друзья мои! Но засияло и наше солнце. Скоро в Омске будет образовано новое правительство, которое поистине станет на защиту интересов России. Наша задача — взять власть на местах, поднять восстание, поддержать разливающийся по Сибири чешский мятеж. Выступление назначается на послезавтра!
— Народ, как вы знаете, почти поголовно пошел сейчас за большевиками, — сипло продолжал Колькины мысли старшина. — Значит, в первую голову надо уничтожить в волости большевистских атаманов. Остальные растеряются. Старшиной после восстания следует поставить Григория Ефимовича. Молодой и при уме. К тому же выходец из простого сословия. Итак, послезавтра, в пятницу, по всем селам волости взять власть. Ясно, господа мужики?
— Ясно.
— Даст бог, изладим все в исправности.
— Ну, тогда до свидания!
Разъезжались уже после полуночи. Гришка подошел к коню, но его окликнул Колька.
— Ты, Гриха, не против, ежели уберем брата? — разглядывал Гришкино лицо в упор.
— Не-е-е-е.
Если бы было чуть посветлее, Колька увидел бы мертвенную Гришкину бледность.
— Я понимаю, тебе это дело поручать нельзя. А вот Макаркой Тарасовым займешься именно ты.
— Как?
— Утром пойдешь к нему с вином. Угости хорошенько. Придумай предлог и кокни. Все надо списать на пьянку. Вот тебе пистолет!
Колька отошел, раскуривая сигару. Красный глазок ее, раздуваемый ветром, сверкал злобно.
14В этот день Макар поднялся раным-рано. Наколол дров, умылся колодезной водой по пояс, начал собираться в волость. Саня ушла на озеро. Тикали на стене часы. Умиротворенно пел самовар.
— Здравствуйте, Макар Федорович!
Как и было условлено в лесу, в школу заявился Гришка.
— Иду с поскотины, смотрю — дверь открыта. Дай, думаю, загляну. Не враги ведь.
— Да и не друзья.
И Гришка, как обычно, не вытерпел, сорвался:
— Ты большевик?
— Ну и дале что?
— Народ грабишь, какой же ты большевик?
— Не народ грабим, а буржуев к рукам прибираем.
— Ну ладно, Макар. Давай по маленькой, — Гришка вытащил из кармана бутылку.
— Лей в себя… У меня дел по горло.
— Не хочешь — не надо.
Гришка ловко вышиб пробку, вытер рукавом горлышко бутылки, налил стакан.
— За твое драгоценное!
Выпил два стакана подряд, один за другим. Опустилась в карман рука, взялась за шершавую рукоятку пистолета, замерла. Макар заметил это движение, насторожился.
— Ты зачем сюда пожаловал?
Щелкнул в кармане взведенный курок. Рванулся Макар, сгреб Гришку в охапку сдавил неимоверно сильно, выдернул из кармана пистолет.
— Это ты для меня?
Гришку развезло. Он прижал в бешенстве козонки к столу, выпалил:
— Конец скоро твоей власти, краснопузик… Не сегодня-завтра жди… Мы вам вставим…
В это время мимо окон промелькнули верховые. Гришка заметил хищную посадку Кольки Сутягина, кинулся к выходу.
— Стой! — выскочил следом Макар. Ветер забился под рубашку, горбил ее на спине.
Колька осадил коня за углом, достал маузер, выстрелил навскид, целясь в голову Макара. Пуля прошила кожу на шее, впилась в дверной косяк. На мгновение Макар потерял сознание, упал. Но тут же вскочил, зажал ладонью побежавшую ручейком кровь. Саня, набиравшая под крутояром воду, ничего не слышала. Всадники ускакали в лес.
— Кто стрелял? — К школе подлетели верхами Тереха Самарин и Федотка Потапов.
— Гришка был послан. А кто стрелял, не знаю: угнали, — ответил Макар. — Терентий, подожди, поможешь. А ты, Федот, собирай всех наших. Винтовки раздайте, пулемет приготовьте!
Кровь не останавливалась, и Макар начал терять сознание. Он едва успел рассказать, о чем проболтался Гришка, осел на пол. Друзья подняли его на кровать, перевязали рану. Саня, вошедшая в школу с коромыслом и ведрами, увидев кровь, охнула и упала без чувств, разлив воду.
К вечеру раздали фронтовикам все, какое было в волисполкоме, оружие. Расставили вокруг Родников дозоры. На церковной колокольне со станковым пулеметом засел Федот.
Совсем по-осеннему начал накрапывать дождь. Едва не цепляясь за крыши, бежали на восток грязные, рваные облака. Перед рассветом прискакал к волости незнакомый парень, запыленный, с обмотанной бинтами головой.
— Где председатель?
— Ранен. Дома.
— А ты кто?
— Я — ревтрибунал.
— На, передай товарищу Тарасову, велено! — Парень подал маленькое письмо, лег на скамейку и захрапел. Сколько его ни будили — ничего не могли сделать.
Тереха вскрыл пакет:
«Товарищ Тарасов. Город взяли чехи, подстрекаемые контрреволюцией. Организуйте партизанский отряд».
И непонятная подпись. Вскочил на коня — к Макару. В дверях Саня.
— Ну, как он?
— Немножко лучше.
— В сознании?
— Да.
Тереха прочитал раненому записку.
— Это из уезда. Комиссар пишет. Ты действуй, как приказано, — тихо сказал Макар. — Заговор подготовили, проклятые!
Ночь прошла спокойно. Когда рассветало, замаячили на горизонте верховые. Покружились у околицы, исчезли в лесу. Затем на дороге появилось человек тридцать всадников. Видно было, что это не войсковая часть, а мужики: ехали без строя, табуном. «Что за рать?» — думал Федотка и подпустил их почти к самому селу, а потом рубанул с колокольни длинной очередью поверх голов. Всадники закидались, лавиной покатились назад, в колки.
— О-о-о-го-го-го! — орал на колокольне Федотка. — Драпайте! Штаны-то у вас широкие, много войдет!
После полудня зашуршали над Родниками снаряды. Один рванул навозные кучи с правой стороны села, другой — с левой, сыпанул шрапнелью недалеко от школы третий, вырыл горячую черную яму. Это подходили белочехи. Они ворвались в центр села и окружили школу. Отряд Терехи под прикрытием «Максима» скрылся в камышах. Макар остался в руках врага.
Начались около здания волости экзекуции. Всех, кто запахал розданную волисполкомом землю, пороли шомполами, положив на длинную, свежевыструганную скамейку. Народ боялся выходить на улицу, а если кто и выходил, то отворачивался, крестился широким крестом, будто отгонял лукавого.
Гришка объявлял:
— Платону Алпатову назначено двадцать пять шомполов, но у него сын ушел в бандиты, добавляем еще сорок. Итого — шестьдесят пять.
Сосед вечный и друг всей семьи Самариных Платон, когда его подвели к скамейке, шагнул в сторону Гришки.
— Дай распишусь в получении! — Туго, с хряпом залепил Гришке по уху, дал по здоровенному тумаку стражникам и кинулся наутек. Колька выстрелил в Платона. Подошел к упавшему и спокойно, не вынимая изо рта сигары, выстрелил в упор еще три раза.
— Так будет со всеми, кто не желает поддерживать нашу народную власть, — сказал мужикам, ожидавшим очереди.