Владимир Дубровский - На фарватерах Севастополя
На КП охрана проверяет пропуска, и мы попадаем в тоннель. Здесь сыро, воздух застоялый, электричество заменяет дневной свет, но все работают по своим отсекам, как и положено.
Здесь я узнаю, что для управления движением конвоев по Черному морю создан отдел коммуникаций, возглавляет его капитан 2 ранга И. М. Нестеров. Собранный, неторопливый, с размеренной речью, он представляется мне типичным штабным работником, к тому же он был в свое время неплохим подводником. Выясняется, что мне предстоит теперь ежедневно накануне выхода транспортов являться в отдел коммуникаций, имея на руках все данные о тральщиках и катерах–охотниках. Наши корабли имеют на вооружении и артиллерию, и глубинные бомбы, и гидроакустическую аппаратуру, и зенитные установки, словом, они вполне подходят для охраны транспортов.
В то время, когда я был у Нестерова, контр–адмирала принял командующий флотом Октябрьский. А через некоторое время комфлота в сопровождении Фадеева и командующего береговой обороной генерал–майора Моргунова вышли, оживленно беседуя.
Октябрьский, внимательно всматриваясь в окружающие севастопольские бухты крутые холмы, спросил у Моргунова:
— Как идут работы по сухопутной обороне Севастополя?
Моргунов доложил, и разговор зашел о готовности больших стационарных батарей к стрельбе по береговым сухопутным целям.
Моргунов снова ответил, что батареи, как это известно и командующему флотом, полностью подготовлены и сейчас тренируют командиров орудий вести огонь по танкам самостоятельно.
Такой разговор удивил меня. Неужели можно предполагать, что противник нападет на Севастополь с суши? Нас, моряков, всю жизнь — ив военно–морском училище, и на соединениях и кораблях — учили и готовили к войне на море. К обороне Севастополя с моря приспособлены и все главные калибры береговой обороны. Всегда говорили о бое с кораблями противника, как было в первую мировую войну, когда на Черное море прорвались немецкие крейсеры «Гебен» и «Бреслау». Классическая оборона военно–морской базы — это бой на минно–артиллерийской позиции с линейными кораблями и тяжелыми крейсерами врага. И вдруг разговор о сухопутной обороне.
Возвращались мы в Стрелецкую бухту, когда уже стемнело. Машина медленно ехала по затихшему городу, светила луна, было тепло, и слышен был запах деревьев и цветов. Голубая дымка стояла над крышами зданий, доносился из подъездов домов девичий смех. Жизнь продолжалась своим чередом, хотя в лунных сумерках маячили на крышах дежурные, готовые сбросить «зажигалки» при очередном налете.
Неповторимый облик приобретал Севастополь в вечерние часы, он словно затаился и изготовился к отпору врага. Таким он мне и запомнился летом 1941 года.
Несмотря на частые налеты авиации, разрушения в городе пока незначительны. Сильный огонь зенитной артиллерии и отвага истребителей срывают планы гитлеровских асов. Только дома, белокаменные и красивые, стоят теперь словно закопченные, с черными мрачными полосами камуфляжа. Ничего не поделаешь — война.
На рассвете прохладного сентябрьского дня из Одесского порта выходил громадный теплоход «Жан Жорес» в охранении катера–охотника.
За кормой оставались высокие берега Одессы, покрытые дымкой тумана, чуть белел круглый Воронцовский маяк. После беспокойной ночи в задымленном порту, вспышек прожекторов, разрывов бомб во время ночного налета, когда с берега несло гарью и дымом пожарищ, на море было совершенно тихо, свежо и прохладно.
Теплоход, легко раздвигая воду и чуть покачиваясь на мертвой зыби, отправлялся, казалось, в будничный рейс. Но на катере–охотнике, сопровождавшем теплоход, шла напряженная боевая служба.
Акустик чутко улавливал все шорохи и шумы на различных глубинах моря. Комендоры не отходили от пушек и открытых стеллажей со снарядами, а сигнальщики неотрывно следили за морем и воздухом. На ходовом мостике катера № 021 виднелась мальчишеская фигура лейтенанта Чеслера. Он внимательно оглядывал предрассветное серое небо и холодное осеннее море, любовался красавцем «Жаном Жоресом», который шел полным ходом.
Выходя из порта, лейтенант Чеслер был осведомлен о сложной обстановке на море, но кто из командиров кораблей, отправляясь в конвой, не надеялся на успешное плавание, зная в то же время о неизбежности встречи с противником, всегда неожиданной и всегда не такой, как предыдущая. Каков будет этот поход? Ведь на борту теплохода, в его каютах, салонах и просто на палубах расположилось до пяти тысяч пассажиров — женщин и детей.
Ночной налет фашистской авиации задержал «Жана Жореса» с выходом в море, и теперь ему предстояло догонять впереди идущий конвой.
Чеслер, обернувшись назад, видел, что у кормовой мачты стоит командир звена Глухов. Он показал боцману на ободранную рею мачты. Это вчера в ночной суматохе, когда во время разгрузки налетели самолеты, катер–охотник чуть не навалился в порту на борт теплохода. Команда охотника вместе с Чеслером бросилась тушить пожар на теплоходе, поэтому и вышли из порта сегодня с опозданием.
Боцман уже собрался послать на мачту матроса с ведерком шаровой краски. Но над катером пронесся шелестящий звук, и на море впереди по курсу теплохода поднялся чистый, высокий всплеск воды и сейчас же рассыпался.
Глухов был уже на мостике, когда вырос второй всплеск, и командир, прибавив скорость, повернул катер в сторону берега, откуда летели снаряды.
Глухов почувствовал, как сильно задрожала под ногами палуба, как мелко и быстро, словно подпрыгивая, заколебался в нактоузе компас, как сел на корму катер — от быстрого хода, словно готовясь к прыжку.
— Что будешь делать, Петр? — спросил Глухов.
— Поставить дымовую завесу! — звонко в мегафон крикнул Чеслер и посмотрел на Глухова. Тот молча кивнул головой.
А боцман на корме уже разбил капсюль дымовой шашки, и сейчас же бело–серый дым заклубился, цепляясь за воду, и, раздуваемый ходом катера, стал подниматься гибкой стеной. Дымовая завеса медленно шла к берегу, на батарею противника.
Глухов опустил бинокль; он так и не успел рассмотреть, откуда стреляют, берег был далеко и от материка тянулся низкой косой. В этой обстановке не заслонишь корпусом катера громадный теплоход, не прикроешь его с воздуха заградительным огнем, не взбаламутишь море глубинными бомбами, не дошвырнешь своими малыми пушками снаряды на батарею противника — только дым может тут помочь.
Дымовые шашки на корме катера ядовито трещали и фыркали, и все больше росла дымовая завеса, закрывая теплоход. На «Жане Жоресе» в первое мгновение подумали, что на катере пожар, и приготовились оказать ему помощь, но теперь, поняв, в чем дело, капитан теплохода, поставив ручки машинного телеграфа «на самый полный вперед», уходил все дальше в море.
Вражеская батарея перенесла огонь по катеру, но он, быстрый и верткий, ловко маневрировал между всплесками и скоро уже и сам укрылся за дымовой завесой.
— Видишь, пригодился опыт Москалюка, — с улыбкой сказал Глухов, когда корабли вышли из зоны обстрела.
— А теперь жди, прилетят и «юнкерсы»! — добавил Глухов.
Отдохнувшее за ночь солнце давно уже оторвалось от горизонта и стремительно поднималось в небо, безоблачное и праздничное, каким бывает оно в начале осени. Посвежел ветерок, будоража море и разгоняя еще не растаявшую дымовую завесу. Со стороны берега появились три самолета.
«Юнкерсы» на небольшой высоте заходили с правого борта теплохода. Они знали, что на нем нет пулеметов и пушек, и поэтому рассчитывали разбомбить его безнаказанно.
Теплоход же, развивая предельную скорость, продолжал идти прежним курсом.
Самолеты шли на небольшой высоте, и это была их ошибка. Чеслер развернул катер, стремительно вышел им навстречу и поставил плотную огневую завесу. «Юнкерсы» не выдержали огня и отвернули. Сделав вираж уже на большой высоте, они начали выходить в атаку с другого борта теплохода.
Чеслер снова повел катер навстречу самолетам, теперь уже с левого борта теплохода, но «юнкерсы» на этот раз сбросили бомбы с большой высоты и кинулись на катер. Обстреляв его из пулеметов, они с ревом ушли в сторону берега.
— Держись, командир! — подбадривал Чеслера Глухов, — нам надо дотянуть только до Тарханкута. Я уже вызвал по радио наши истребители.
Но атакующие бомбардировщики тоже вызвали самолеты. Шестерка «юнкерсов» в охранении «мессершмиттов» приближалась на большой высоте к каравану.
И вот высоко в небе завязался воздушный бой — это пришли из Севастополя истребители. Только два пикирующих бомбардировщика прорвались к теплоходу.
Чеслер снова навязал им бой, но они свалили бомбы в воду по корме корабля. Бомбы упали близко от теплохода, осколки пробили борт выше ватерлинии и зажгли деревянную палубу.
