Сергей Михеенков - Штрафники против гитлеровского спецназа. Операция «Черный туман»
Там стояли двое. На первый взгляд они ничем не отличались от тех, кого она вела к лесным хуторам. Но все же в одежде их были кое-какие особенности, которые отличали солдат одной армии от другой. А на груди висели русские автоматы с круглыми дисками. Оба молодые. Лица испуганные. Один из них приложил к губам ладонь. Она кивнула и тихо пошла назад, где ее уже ждали.
Глава десятая
Унтер-офицер Бальк вышел из зарослей черемушника, оглянулся на опушку, которая, казалось, была засыпана вернувшимся на эту землю русским снегом, и пошел к крайнему дому. Еще два дня назад Фриц так и сказал ему:
– Послушай, дружище, у меня плохое предчувствие. Между прочим, то же самое было перед Рождеством, когда мы стояли в Дебриках. Тогда тоже никто не предполагал, что иваны решатся атаковать.
Они помолчали. Каждый из них знал, почему молчит другой. Они вспоминали своих боевых товарищей. Эрвина Пачиньски, Вилли Буллерта, Арнольда Штриппеля, Пауля Брокельта, других.
– Думаешь, нас скоро отсюда вышвырнут? – нарушил, наконец, молчание Бальк.
– Конечно, вышвырнут. Но это будет лучшее, что с нами может произойти. В худшем… В худшем – мы останемся здесь навсегда. В этих болотах. Как остались наши ребята в той проклятой деревне. Мы здесь живем как у подножия Везувия. Мне кажется, что он вот-вот проснется.
– На тебя так плохо действует наша катастрофа в Крыму?
– А ты невозмутим? Пойми, Гитлер все силы бросал на юг, отдавал южной группе армий всю лучшую и самую новую технику и вооружение. И – что?! Наша Семнадцатая армия основательно потрепана, потеряла несколько дивизий и эвакуируется из Крыма. Румыны, те просто бегут! Получается, что у иванов союзники куда надежней. Англичане, канадцы, новозеландцы, австралийцы, французы, югославы, поляки. И их становится все больше! А что творится в Италии? Макаронники вот-вот повернут оружие против нас. Если еще высадятся и американцы… На юге – катастрофа. Еще один Сталинград. Сейчас там русские достигнут промежуточного результата и начнут перегруппировку. Но здесь, в центре, наступит пора наступать. Они атакуют, точно говорю тебе.
– Если это случится, то мы тут не удержимся. Би-би-си только толкуют об успехах союзников. Русские, конечно же, накопили сил и здесь. Теперь они давят на всех фронтах. А нам совсем не дают подкрепления. Кого нам прислали за это время?
– Тощую шею Мита и его очки с толстыми линзами. Знаешь, какая польза от них? Единственная. Если правильно разместить их в стволе тридцатисемимиллиметровки, звезды можно рассматривать даже днем.
Они рассмеялись. Но тут же заговорили снова о том, что угнетало больше всего:
– Такое пополнение доставляет больше хлопот. В бою он попадет под первую же пулю и его придется тащить в тыл.
– У фюрера больше нет резервов. Остались только такие, как Мит.
– С таким пополнением мы точно выиграем эту войну.
– Би-би-си сообщает, что это лето должно решить все. Как ты думаешь, томми намекают на высадку десанта во Фанции?
– Будь осторожен. По поводу Би-би-си. Ты знаешь, что за это может быть[10].
– Неужели война докатится до Германии?
– А ты думаешь, нам простят все то, что мы тут натворили?
– Мне страшно об этом думать. Иваны нам ничего не забудут.
– Послушай, Арним, я давно тебе хотел предложить развеяться. Не хочешь сходить на хутор? В гости к Марии. Чтобы твое мнение о русских немного изменилось в лучшую сторону.
– К Марии? Она ведь твоя подруга!
– Ну… Недавно я узнал одну печальную новость: ей больше нравишься ты, старина.
– Пошел ты к черту, Фриц! – И Бальк швырнул в него сапожную щетку, которой все это время надраивал короткие голенища своих сапог. – Между прочим, все это время ты ее называл «манькой».
– Нет, Арним, она – Мария. И она ждет тебя!
Странное чувство в нем пробудило предложение фронтового товарища. В другое время он либо посмеялся бы над ним, либо пришел в негодование. Но теперь он подумал о женщине так, как думает о женщине большинство из них, сидящих в этих болотах в ожидании атаки русских. Он думал просто о женщине. Почти абстрактной. И неважно, какая кровь течет в ней, на каком языке она говорит. В конце концов, им и разговаривать почти не надо.
И вот теперь первый раз в жизни он шел к женщине. Что подействовало на его решение? То ли игра чирков, которых он наблюдал в окно блиндажа вот уже второй день. То ли воспоминание о другой русской, с которой он был близок однажды во время отпуска. В северном городке. После налета на пирс и железнодорожную станцию британских штурмовиков. То ли вести об отступлении на юге. Если все случится так, как задумал Гейнце, то это будет его вторая женщина. И снова – русская. Ту, «остовку», звали Анной. Эту – Марией. Такие имена можно было встретить и в Германии, и во Франции, и где угодно.
Он несколько раз видел Марию, когда бывал на хуторе. Она совсем не старая, лет двадцати восьми, пухленькая, сероглазая, с красивым ртом и правильным носом. Если бы такую пышечку Бальк встретил где-нибудь в Дюссельдорфе или в своем родном Баденвейлере, то принял бы ее за немку, приехавшую с севера. И почему в таком случае с такой не провести хотя бы одну ночь?
Одну ночь… Но взводный на ночь его не отпускал. Всего на несколько часов. До вечера. Как всегда, Гейнце сможет усидеть на болоте только до вечера, не дольше. А вечером он пойдет на хутор сам. Вот свинья! От внезапной догадки Бальк даже остановился. Да он смеется надо мной! И Мария, возможно, не посвящена в его дурацкий замысел и вовсе не ждет Балька. Он слишком для нее молод. Бальк повернулся и поплелся назад. Но дошел только до опушки. На опушке наломал букет черемухи. И сразу приободрился, осмелел. К женщине надо идти с цветами. Даже если он идет к ней так, после друга. Это все-таки куда лучше, чем пользоваться услугами передвижного борделя, где пожилой фельдшер так обработает препаратами твой член, что ты потом будешь больше вспоминать именно об этой санитарной экзекуции, чем о других впечатлениях. Нет, Фриц над ним просто решил поиздеваться! Чтобы скрасить серость будней. Ведь на дворе весна. Хочется пребывать в ином, более приятном настроении. Если он заявится следом, то так оно и есть. Ну, тогда пусть пеняет на себя… И Бальк уже с азартом подумал о пышной талии Марии. Как такую обнимать? Для этого нужно быть старше хотя бы лет на пять и иметь хороший опыт обращения с женщинами. Ведь она может просто выставить его, непрошеного гостя, хоть он и солдат германской оккупационной армии, за дверь, когда поймет, зачем он пришел.
Но Мария настолько прочно засела в его мозгу, что остановиться он уже не мог.
Ради этого похода Бальк даже искупался в протоке. Вымылся, переоделся в чистое белье. Знакомство мужчины и женщины не должно начинаться с неприятного запаха. Как пахнут солдаты, Бальк знал хорошо. Когда с неделю посидишь в сыром окопе или землянке, да когда пропотеешь хорошенько и пот въестся в нижнее белье.
Марию Бальк всегда видел опрятной, в чистой одежде, даже если она работала в огороде или что-то делала во дворе. У нее не было детей, хотя с мужем она прожила несколько лет. Такое бывает. Потом дети могут появиться. А вдруг Мария забеременеет от кого-нибудь из них? Скорее всего, от Фрица. Ведь он с нею живет уже почти месяц. Может, плод уже зачат. Мы уйдем на восток, чтобы занять где-то там новые позиции, Мария родит здесь сына или дочь. И этот ребенок будет наполовину немцем. Или драгоценное немецкое семя так и не разбудит в этой красивой женщине новой жизни, о которой, должно быть, она мечтает день и ночь. А может, вдруг подумал Бальк, именно для этого ей и нужны разные мужчины? Такое тоже случается. Он где-то читал. В каком-то французском трактате. Женщина чувствует, что в ней происходит. Может, у нее просто не получается с Фрицем, как прежде не получалось с мужем, и она решила побыть с другим? Фрицу наплевать. Получается, Фриц сам его выбрал. Назначил, как старший по званию, как командир опорного пункта, которому здесь в округе подчинено все. Проклятая война, она вторгается во все, даже в это.
Бальк вспомнил, как выглядывал из землянки Фриц, покуривая сигареты из его пачки «Юно», оставленной на лавке у окна, когда он нагишом плескался в протоке, и окончательно пришел к выводу, что старый боевой товарищ над ним просто потешается. Среди скуки и однообразия болотной жизни – это все же какое-никакое развлечение. В том числе и для него, Балька. И это внезапное открытие не просто успокоило его, но привело его в настоящий восторг. Да, это все же развлечение. И оно волнует.
С этими мыслями Бальк переступил порог небольшого домика, крытого, как в прошлом веке, соломой. Здесь жила Мария.
Но Мария в доме оказалась не одна. За столом сидел человек в камуфляжном костюме «древесной лягушки» и пил из кружки молоко, должно быть, предназначенное Бальку. Или Фрицу. Но не ему, кого Бальк, просидевший на опорном пункте столько недель, и в глаза не видел. Должно быть, разведка, подумал он, мельком взглянув на незнакомца и так же, навскидку, определив его принадлежность. Нашивок Бальк не разглядел. Их как будто бы и не было. Должно быть, нашивки спрятаны под камуфляжем. Звание непонятно. Судя по уверенности, с какой себя ведет, не ниже унтер-офицера. Впрочем, в разведке все такие. А «древесные лягушки» могут быть и из СС, и из спецподразделений. У них всех особые задачи и особые полномочия.
