Иван Шевцов - Бородинское поле

Эта внезапная искренняя вспышка глубоко тронула Олега, и ответ на нее она прочла в его молчаливом очарованном взгляде, выражавшем и радость, и полное согласие с ней. Ему захотелось прильнуть губами к ее родниковым глазам, и, подавив это немыслимое желание, он сказал:

- Завтра встретимся у меня в мастерской. Хорошо? Ты придешь?

Она кивнула, прикрыв глаза веками, и шепотом сладостно и проникновенно произнесла:

- "И ведаю, мне будут наслажденья меж горестей, забот и треволненья".

А он, машинально перебирая рассыпанные страницы книги, остановил свой взгляд на двух строчках и затем, словно в ответ на какие-то свои мысли, вслух прочитал:

Служенье муз не терпит суеты.Прекрасное должно быть величаво.

- Ты слышишь, художник-творец, это опять же касается, нас с тобой персонально. То, о чем мы только что говорили, вспомнив Пушкина. Выходит, мы с ним заодно. Мы и Игорь. Это его пометки: стало быть, легло на душу. Меня это радует. "Прекрасное должно быть величаво"!

В каждой семье свои проблемы, свои радости и беды, удачи и огорчения. Исключения бывают редки. Даже благополучные семьи иной раз жизнь берет в такой переплет, что только держись, чтоб устоять и не упасть, когда заколышется почва под ногами и начинает рушиться годами создаваемое и, казалось, незыблемое, такое уютное, обжитое семейное гнездо. Так было и у Орловых: все шло гладко и безоблачно, жизнь казалась широкой маршевой лестницей, устланной мягким дорогим ковром, и лестница эта вела к блистательной вершине, с которой во все стороны открывалась необозримая ширь горизонта, заполненная довольством и благоденствием. На работе у Александра Кирилловича и Людмилы Борисовны никаких осложнений. Он - доктор наук, профессор - по совместительству имел полставки в институте помимо своей основной служебной деятельности - не работы, а именно деятельности, так как Орлов причислял себя к деятелям всесоюзного масштаба и надеялся в недалеком будущем занять пост заместителя председателя. Его супруга - кандидат наук - возглавляла отдел в НИИ и мечтала о должности директора, хотя понимала, что шансы у нее на этот счет невелики: не хватало не столько знаний и опыта, в изобилии которых Людмила Борисовна не сомневалась, сколько докторской степени и профессорского звания. У Андрея все было более или менее: он переживал период становления, в котором неизбежны всевозможные осложнения, недоразумения, которые следует считать как издержки возраста. Недаром же в народе говорят: маленькие детки - маленькие бедки, взрослые дети - большие беды. Это известно с сотворения мира. Впрочем, слово "беды" супруги Орловы небрежно отметали: оно их не касалось. Нельзя же считать бедой давнишний, первых студенческих шагов, инцидент из-за Насера и Даяна, связанный с мальчишеским кровопусканием. Он не имел никаких последствий, был благополучно улажен и забыт как правыми, так и виноватыми. Что же касается ранения Игоря, то это была беда для Остаповых и никак не для Орловых.

Андрей собирался жениться, а это означало, что период становления в общем-то подходил к концу. Уверенность в этом вселяла симпатичная, серьезная, во всех отношениях положительная девушка Оля из благородной семьи: родитель ее - известный ученый, лауреат и вообще человек достойный и уважаемый. В принципе вопрос о женитьбе Андрея и Оли был решен, оставалось уточнить кое-какие организационные детали, сущие мелочи, пустяки, такие, например, как выбор ресторана, в котором предстоит быть свадебному торжеству.

Родители невесты имели дачу в том же поселке, где жил Борис Всеволодович, - там и познакомились Андрей с Олей. Впоследствии они свое знакомство в шутку называли "собачьим". В один из летних дней, приехав к деду на дачу, Андрей надел на Дона ошейник и, взяв поводок, вышел с собакой за калитку. Дон резвился, выказывая радость: он любил прогулки за пределами дачного участка, а хозяин его, Борис Всеволодович, в последнее время не часто доставлял такое удовольствие своему мохнатому другу. На одной из улиц у лесной опушки Андрей встретил девушку. На поводке она держала старого рыжего боксера, слюнявого, с отвислой губой и отталкивающей, неприятной мордой. Увидев огромного, могучего Дона, смело, но дружелюбно бегущего к ней, вернее, к ее Марсу, девушка тревожно заговорила, обращаясь к Андрею:

- Пожалуйста, возьмите на поводок свою собаку, а то они будут драться.

Андрей остановил Дона и взял его на поводок, хотя опасения девушки были напрасны. Дон имел миролюбивый характер и никогда первым в драку не лез, тем более что равных по силе ему соперников в поселке не было. Что же касается дряхлого Марса, то драки и прочая собачья удаль для него перешли в сферу приятных воспоминаний о прошлом, которое, судя по медалям, обильно украшавшим собачью грудь, было блистательным. Невероятное количество всевозможных медалей привлекало внимание любопытных встречных. Медали заслоняли противную морду старого пса и как-то сглаживали отталкивающее впечатление.

- Вот это да-а-а! - изумленно протянул Андрей, глядя то на медали, то на девушку. - Вот это чемпион! Как его зовут?

- Марс, - с готовностью ответила девушка. Ей были приятны комплименты по адресу ее собаки.

- А моего зовут Дон. А меня Андрей. А вас?

- Оля, - заулыбалась девушка, и легкий румянец осветил ее круглое курносое лицо.

Так состоялось знакомство. Наблюдательный Андрей обратил внимание, что среди подлинно собачьих медалей были и чужестранные монеты: франки, пфенниги, лиры, леи, левы, гроши и даже просто значки, изготовленные по поводу и без оного. Открытие это забавляло Андрея, и он пошутил:

- А значком пятидесятилетия уголовного розыска за какие подвиги Марс награжден?

Это Юра ему нацепил, мой младший брат, - весело ответила Оля.

- Зачем?

- Он любит медали, ну просто обожает.

- Юра?

- Марс. Правда. У него такой странный характер - снимем медали, и он скучает, не ест ничего. Он у нас такой.

Марс подружился с Доном, Андрей - с Олей. А позже Борис Всеволодович, и тоже на собачьей основе, познакомился с Олиным отцом.

Однажды, проходя по улице мимо дачи Остапова и повстречав Бориса Всеволодовича возле калитки, известный ученый учтиво поздоровался, осведомился о состоянии здоровья Игоря (о случившемся тогда у магазина знал весь поселок) и попросил рассказать, как все произошло. Борис Всеволодович - человек общительный, откровенный и прямой - рассказал все по порядку, ничего не убавляя и не прибавляя, и, возможно, сам того не желая, нарисовал, мягко говоря, не очень симпатичный портрет Андрея. Таким образом Оле стало известно о неблаговидном поступке ее жениха. Оля - натура впечатлительная и честная - сообщение отца приняла близко к сердцу и потребовала от Андрея откровенного объяснения. У Андрея не хватило мужества рассказать правду, он начал нервничать, ругать "выжившего из ума" деда, Галю и вообще всю семью Остаповых. Оля, в отличие от супругов Орловых, не выразила своего восторга поведением Андрея в тот час, когда был ранен Игорь, и прямо в глаза сказала своему жениху нелицеприятные слова.

Андрей надеялся на сочувствие и солидарность невесты, а вместо этого получил открытое осуждение. Такого, по его словам, "предательства" он не ожидал - упреки Оли больно ударили по его чрезмерному самолюбию. Он вспылил, наговорил в ответ резких и грубых слов, о чем после горько сожалел. Он не учел характера Ольги, видно, плохо знал ее. Произошла серьезная размолвка, а затем и разрыв. Узнав об этом досадном "недоразумении", Орловы огорчились, не теряя, однако, надежды на примирение, В конце концов и более серьезные конфликты им приходилось улаживать. Это еще не беда, милые бранятся - только тешатся. А беда тем временем уже приближалась к их уютному, полному довольства и благополучия семейному очагу.

Однажды, застав сына дома мрачным и раздражительным, Людмила Борисовна осторожно спросила:

- Ну как у вас с Ольгой? Встречаетесь?

Андрей нахмурился, сделал на лице недовольную гримасу и ответил слишком резко:

- Я никакой Ольги не знаю и не желаю знать. И прошу больше никогда при мне не произносить этого имени.

- Но… Андрей… зачем так грубо? - В голосе Людмилы Борисовны прозвучали одновременно удивление, вопрос и упрек. Андрей это понял и в ответ сказал то, что намеревался сказать попозже одновременно матери и отцу:

- И вообще… я уезжаю.

- Далеко?

- В Израиль.

- Далековато, - заметила Людмила Борисовна, не приняв всерьез сообщение сына. Она ожидала от него каких-то слов, объяснений, ну хотя бы иронической улыбки. Но Андрей молчал, мрачно углубившись в себя. И тогда она заподозрила неладное, поняв, что дело пахнет чем-то серьезным.

- Что за глупые шутки, Андрей? - сказала она, уставившись на сына тревожным, настороженным взглядом.