Николай Михайловский - Только звезды нейтральны
- Слышал, - загадочно улыбаясь, сказал лейтенант. - Там командовал артиллерист Зармаир Арванов. Со второго или третьего залпа было прямое попадание. Транспорт повернул к берегу, хотел выброситься на мель. Тут-то ему и дали прикурить. Зажгли и отправили на дно, как топор…
- Откуда вы знаете такие подробности? - удивился Максимов.
- В училище в научном кружке я доклад о североморских подводниках делал.
- Ах вот что… Историей интересуетесь?
- Еще со школьной скамьи…
Действительно, доклады Геннадия Кормушенко об Отечественной войне 1812 года были не просто изложением общеизвестных фактов, а своего рода маленькими исследованиями. Учителя сулили ему успех на стезе историка. Возможно, так бы оно и случилось, если бы отец не поспешил определить Геннадия в военно-морское училище, а слово отца было в семье законом. Вот и зашагал Геннадий по другой дороге, и вовсе не жалеет об этом. Училище привило ему вкус к морю, походам, строгой размеренной жизни, к технике, которой он прежде вроде и вовсе не интересовался, если не считать занятия фотографией.
- Интересно… - протянул Максимов. - Ну, а история флота - это же непочатый край работы для исследователя, - он подошел к шкафу, достал книгу в твердом переплете - записки бывшего командира американской атомной подводной лодки «Скейт» Колверта «Подо льдом к полюсу» - и показал Геннадию: - Вы читали?
- Как же, еще в училище…
- Очень хорошо. - Максимов раскурил трубку и не торопясь перелистывал страницы, испещренные пометками на полях. - Книга, в общем, стоящая. Но вам не бросилась в глаза явная тенденциозность? Освещая историю завоевания полюса, он вскользь упомянул папанинскую экспедицию и открытие нашими учеными подводного хребта в Северном Ледовитом океане. А где многие экспедиции русских ученых? Где походы наших лодок? Ведь первое плавание подо льдом совершил мой однокашник Виктор Николаевич Котельников. Погиб в войну. Именно он, а не кто другой, на подлодке Д-3 13 февраля 1938 года впервые в истории подводного плавания прошел подо льдом небольшой участок на высокой широте… Потом Коняев в финскую войну на Балтике форсировал подо льдом пролив Седра-Кваркен…
Максимов глубоко затянулся и, взглянув на Геннадия, заметил блеск в его глазах.
- Впрочем, Колверту, может, это все и ни к чему, а мы с вами должны знать. Я жду, кто из офицеров захочет пойти в архивы, изучить документы и написать истинную правду. Без натяжки, без тенденциозности, как одно время было, в кампанию борьбы с космополитизмом. По-честному, с полной ответственностью. Может, у вас есть такое желание?
Геннадий, краснея, пожал плечами:
- Не знаю, слишком ответственное дело.
- Ответственное, а стоящее. Подумайте. Со временем, может, станете этаким подводным Нестором-летописцем. А что вы думаете, подводный флот должен иметь своих историков…
Донесся голос Анны Дмитриевны:
- Товарищи, прошу к столу.
Таня первой ринулась на кухню, за ней появились мужчины.
- Я хочу к деде, - кричала Таня, глядя на Максимова умоляюще.
Он посадил девчушку на колени.
- Ты будешь мешать. Иди ко мне, - сказала мать и усадила ее рядом.
Геннадий почувствовал себя свободно, словно это давние знакомые, и начал рассказывать о своей семье, вскользь упомянул, что отец тоже служил на Северном флоте, сейчас в отставке, скучает, тяготится, никак не может найти себе подходящего занятия…
- А кто ваш отец? - заинтересовался Максимов.
- Может, слышали: Кормушенко Даниил Иосифович?
- Как же, не только слышал. Имел удовольствие лично знать.
Максимов ехидно улыбнулся и, аккуратно положив ветчину на тоненький ломтик хлеба, стал старательно намазывать ее горчицей.
- Ветчину бы лучше с хреном, Анна Дмитриевна.
- Ты прав, Миша. К завтрашнему дню будет хрен. Лейтенант, ничего не заметив, продолжал:
- Мои родители всю жизнь были москвичами и вдруг на старости лет вздумали перекочевать в Ленинград. По-моему, зряшная затея. Все-таки московский климат не сравнишь с ленинградским. Опять же - столица!…
- Что же их туда потянуло? - спросил Максимов.
- Отец говорит: «Без флота для меня не жизнь. В Питере хоть в праздник выйдешь на Неву, корабли увидишь, и то душа радуется…»
Максимов посмотрел удивленно:
- Странно, почему он воспылал такой любовью к кораблям? Ведь он служил в штабах, а не плавал. По-моему, ваш отец всегда видел корабли только с берега.
- Нет, товарищ адмирал, в молодости он, кажется, служил на корабле.
- Сомневаюсь, у него ведь и звание-то не моряцкое - если не ошибаюсь, полковник береговой службы?!
- Так точно, полковник, - подтвердил лейтенант и неловко заерзал на стуле. Ему померещилось, будто он что-то сказал или сделал не так, задев контр-адмирала. Незаметно отодвинув тарелку, лейтенант посмотрел на часы. Максимов перехватил его взгляд:
- Да, пора двигаться!
Он встал, прошел в столовую, закурил трубку и предложил лейтенанту одеваться.
- Идемте в штаб, я вас представлю. Ваши пока останутся здесь. Я думаю, к вечеру все устроится.
2
…Луч прожектора освещал крутые ступени трапа плавбазы. По утрам вахтенные были на «товсь», ожидая, когда вдалеке появится знакомая фигура Максимова.
Обычно он шел на службу один. Сегодня рядом с ним шагал какой-то незнакомый офицер, и это всех немало озадачило.
Максимов, а за ним лейтенант Кормушенко поднимались по трапу на плавбазу подводных лодок. На свет прожектора из темноты выскочил дежурный. Максимов выслушал рапорт, прошел на ют и поздоровался с выстроившимися там офицерами штаба. Пронеслась команда:
- На фла-а-г и гю-ю-йс…
Вмиг все замерло. Флаг под звуки горна поплыл вверх и затрепетал на ветру.
Геннадий стоял у трапа. Максимов на ходу бросил ему:
- Вам придется подождать. И вошел в каюту.
Явился с докладом начальник штаба капитан первого ранга Южанин. Максимов с возмущением рассказывал ему вчерашнюю историю:
- Тащится лейтенант с женой, ребенком, вещами. Добрался до базы - и ночуй на морозе. Никому дела нет…
- Надо пропесочить кое-кого… - заметил капитан первого ранга Южанин, блестя стеклами очков.
- Вот именно… Подготовьте, Семен Ильич, письменное приказание отделу кадров: встречать всех офицеров, приезжающих для прохождения службы, а КЭО на этот случай иметь хотя бы одну резервную квартиру…
Южанин записал указание. Максимов смотрел выжидательно.
- Что еще?
- А еще, товарищ адмирал, есть мысль провести научно-техническую конференцию. Насчет кибернетических устройств. К нам имеет прямое отношение…
Максимов называл своего начштаба «фабрикой идей». Зная его чересчур увлекающуюся натуру, контр-адмирал порой сдерживал его благородные порывы, но тут сам заинтересовался:
- Как же вы это мыслите?
- Пригласим докладчика из штаба флота. Послушаем, а после откроем дискуссию о роли кибернетики в военном деле…
- Согласен. Только почему нужно приглашать кого-то со стороны, если у нас полным-полно отличных специалистов?!
- Ну как же, товарищ адмирал, все-таки из штаба флота, авторитетнее.
Максимов горько усмехнулся:
- Эх, Семен Ильич, Семен Ильич… Обидно слышать… Нет у нас веры своим людям, привыкли к варягам. Вот что, - добавил он строго. - Никаких приглашений, все должно делаться своими силами.
- Есть! Попробую с нашими поговорить… Максимов посмотрел в его большие навыкате глаза;
- Что у вас еще?
Южанин протянул папку с бумагами. Максимов читал, подписывал, а из головы не выходила мысль: как же быть с этим лейтенантом? Оставить у себя или позвонить в штаб флота, пусть дадут другое назначение?
Из глубин памяти возник тот пасмурный день, когда буксирный пароход доставил пассажиров из Мурманска в Полярное и молодой капитан третьего ранга Максимов после нежно-голубой лазури и палящего солнца Испании увидел серое небо, длинные гряды рыжих сопок и унылое море, штурмующее гранит. Он все еще находился во власти пережитого, чувствуя себя рядом с народом, бьющимся в бессилии и истекающим кровью в неравной борьбе с фашизмом. Первый, кого он встретил здесь, на Севере, был начальник отдела кадров Кормушенко, человек средних лет, с довольно приятным, даже располагающим лицом и какой-то загадочной улыбкой. Усадив Максимова в кресло, он расспрашивал об Испании и слушал внимательно, подперев голову рукой, в одной и той же сосредоточенной позе. Потом спросил:
- Как наш Север, нравится?
- Не успел осмотреться, - смущенно ответил Максимов и, взглянув на стол, вдруг заметил хорошо знакомую коричневую папку со своим личным делом.
- Вы курите? Прошу! Московские… - Кормушенко подвинул коробку с папиросами.
