Николай Михайловский - Только звезды нейтральны
Перед Максимовым, стоявшим у трапа, выросла фигура офицера, на погонах которого блестели две маленькие звездочки. Отдав честь, он сказал смущенно:
- Товарищ адмирал, позвольте с вами. У меня дочь и жена.
Максимов заметил стоявшую в стороне молодую женщину. К ней прижалась девочка лет четырех, закутанная в шаль.
- Прошу, - сказал Максимов и пропустил женщину вперед себя.
Лейтенант подхватил чемоданы и зашагал следом за всеми.
Максимов вошел в каюту, снял шинель, тужурку и остался в тонкой вязаной жилетке, надетой поверх белой сорочки. Наклонился к зеркалу и увидел свое чуть расплывшееся грубоватое лицо, седые волосы, шрам, оставшийся на лбу после одного десанта, - живое напоминание о войне. Тронул ладонью щеку и подумал: «Утром побрился, а щетина уже пробивается». Он еще раз взглянул в зеркало и усмехнулся: «Постарел, брат, ничего не скажешь! Бегут, меняясь, наши лета, меняя все, меняя нас…» Набив табаком трубку, он задумался. Мысленно он был уже дома. Заботы предстоящего дня обступили его. Он любил эти заботы и даже выискивал себе новые поводы для беспокойства, потому что оставаться наедине с собой стало в последнее время не очень-то приятно. Приходили воспоминания, то горькие, а то приятные, особенно когда молодость маячила перед ним, но годы давали себя знать, и ни на минуту не мог он забыть, что голова уже седая. «Старею я, старею, - сердился он на себя, - надо бы зарядку делать каждое утро. Все-таки бодрость придает…»
Чаще всего в такие часы раздумий просыпались воспоминания о войне, о людях, с которыми ему пришлось быть рядом. Многих она унесла… Одни уже затерялись в памяти, другие никогда не будут забыты.
Он пробежал глазами газету, лежавшую на столе, прислушался к ходу катера, ровному и энергичному шуму двигателя. Накинул тужурку, вышел в соседний кубрик и увидел женщину со спящей девочкой.
- А где же отец семейства? - спросил Максимов. Там, на пирсе, он не расслышал фамилии и запомнил только, что его зовут Геннадий Даниилович.
- Ушел в кубрик посмотреть, нет ли свободного места.
- Зачем в кубрик, если есть каюта, - Максимов открыл дверь. - Прошу, заходите!
- Спасибо. Если только не помешаем.
- Не помешаете.
Максимов едва успел открыть дверь, как девочка проснулась, выскользнула из объятий матери и юркнула в каюту. Через несколько минут пришел и молодой отец семейства. Здесь, в ярком свете, Максимов смог разглядеть своих попутчиков. У лейтенанта были мягкие розовые щеки, как будто не тронутые бритвой, и тонкие усы, словно нарисованные тушью. Темные глаза смотрели в сторону. В отличие от многих офицеров, послуживших на флоте, любителей щегольнуть, он был одет строго по форме: шапка, отороченная цигейкой, грубошерстная шинель.
Молодые чувствовали себя скованно, зато девочка моментально протянула ручонки к Максимову и спросила, глядя на грудь:
- Дедушка, это у тебя что?
- Орденские ленточки, - сказал Максимов.
- Ленточки?
- Да, да, полоски, заменяющие ордена и медали.
- А что такое ордена?
- Ну как тебе сказать… Награды.
- А почему у папы нет орденов?
- Папа молодой, а я, видишь, старый.
- А папа тоже будет старый?
- Будет старый, только не скоро.
- Завтра?
Максимов улыбнулся, ему нравилось разговаривать с ребятами. Он и у взрослых, своих сослуживцев, ценил способность безбоязненно ставить прямые, ясные вопросы. А у детей эта откровенность и нетерпение были особенно приятны. Они еще не научились ждать, не знают, что такое время. Скоро - значит сейчас или, во всяком случае, сегодня. Не скоро - это завтра или, в крайнем случае, послезавтра.
Он взял девочку за руку, и маленькая мягкая ладошка утонула в его руках. Прищурив улыбающиеся глаза, он присел на корточки.
- А мы ведь еще с тобой не познакомились. Скажи, как тебя зовут?
- Таня. А у тебя есть девочка? Мать заволновалась.
- Таня, нельзя называть дядю на «ты».
Она краснела, испытывая неловкость за фамильярное обращение, хотя Максимову это как раз было по душе.
- Она знает, что к дедушке обращаются на «ты», - успокоил ее Максимов. - Так вот, Танечка, девочки у меня нет.
- А мальчик?
Трудно было Юру, студента кораблестроительного института, назвать мальчиком: косая сажень в плечах и ростом выше отца. Вот только ямочка на одной щеке осталась совсем детская.
- Мальчик у меня есть. Юра.
- И у меня есть мальчик. - Таня порылась в карманчике платья и достала маленькую, с мизинец, куклу. Она подумала и сказала, глядя Максимову в глаза: - Тоже Юра!
- Ты к кому же едешь? - спросил Максимов.
- К тебе.
Максимов понимающе кивнул:
- Ну что ж, ко мне так ко мне. Милости прошу.
- Таня, что ты говоришь?! - опять всполошилась мать.
* * *
В губу Энскую пришли ночью. На пирсе Максимова ждали машина, дежурный по соединению и офицер, который появился, подобно призраку, невесть откуда и, проверив документы лейтенанта, так же незаметно исчез.
- Эту семью устроить на плавбазе, - распорядился Максимов.
- Товарищ адмирал, у нас гости из Москвы, - смущенно объяснил дежурный. - Все каюты заняты, даже своих офицеров пришлось потеснить. На плавбазе их устроить невозможно.
Максимов посмотрел на молодую семью. Женщина держала на руках уснувшую девочку, а лейтенант поставил чемоданы на снег и переминался с ноги на ногу. Максимов велел дежурному позвать их в машину.
Лейтенант заглянул в окошко «Волги»:
- Спасибо, нам неудобно беспокоить вас, товарищ адмирал.
- Садитесь, - коротко бросил Максимов и, перегнувшись назад, нажал ручку двери.
В дороге молчали.
Когда машина остановилась у дома, Максимов сказал:
- Переночуете у нас, а завтра видно будет.
Молодые люди послушно пошли за Максимовым. Хозяйка дома, в легком халате, в шлепанцах на босу ногу, но тщательно причесанная, открыла дверь и остановилась удивленная, что муж не один.
- Встречай гостей, Анна Дмитриевна. Прибыли со мной. Устраивай.
Анна Дмитриевна засуетилась:
- Проходите, раздевайтесь…
Она взяла спящую девочку из рук матери и, стягивая шубку, загляделась на румяное личико ребенка, вспомнив своего собственного, теперь уже взрослого, сына. Она помогла раздеть девочку и уложила ее в столовой на диване. Потом пригласила мужа и гостей на кухню.
За ужином разговорились об училище подводного плавания, хорошо знакомом Максимову по тем сравнительно давним временам, когда он преподавал на кафедре тактики.
- Как там живет ветеран подводного флота Михаил Кузьмич Назаров?
- Ушел в отставку, общественными делами занимается. Ответственный секретарь военно-научного общества. А училища не забывает.
- А начальник кафедры минно-торпедного оружия Василевский еще существует?
Максимов живо представил себе ловкого конъюнктурного человечка, родственники у него в Америке, во время космополитической кампании он из кожи лез, обвиняя всех и вся в преклонении перед Западом…
- Уволен в отставку… Пристроился где-то в училище морского флота, - нехотя ответил лейтенант.
- Вам известна судьба аса подводного флота Петра Денисовича Грищенко? Как раз при мне он возглавлял кафедру тактики.
- Тоже в отставке. Вы, наверно, читали его мемуары? Здорово же он в Кильскую бухту прорывался и ходил под самым носом у немцев, ставил мины, а те подрывались и открытым текстом вопили - спасите, помогите…
Максимов отмалчивался, чувствуя неловкость: о мемуарах Грищенко он много слышал, а вот все недосуг было прочитать. Радовало, что у молодых велик интерес к прошлому. Вот и здесь в соединении офицеры ни одной новой книги об Отечественной войне не пропустят…
И когда, таким образом, перебрали почти всех сослуживцев, оказалось, что начальник училища старый знакомый Максимова еще по Испании.
- По Испании? - удивился лейтенант.
- Пришлось и там побывать.
Лейтенант хотел еще о чем-то спросить, но вмешалась Анна Дмитриевна:
- Пора спать. Люди с дороги, устали. Пощади их. Надо отдохнуть.
Вера, жена лейтенанта, растроганно сказала:
- Спасибо вам! Большое спасибо!
- За что? - удивилась Анна Дмитриевна. - Какая тут может быть благодарность? Мы с Мишей тоже молодыми были, и нас так же принимали старшие.
Утром встали рано. Анна Дмитриевна вместе с женой лейтенанта хлопотали на кухне, и запах кофе разносился по всей квартире. Максимов сидел на диване, наблюдая за Таней, скользившей по паркету. Заметив, что лейтенант рассматривает картину на стене, Максимов встал, подошел к нему и стал объяснять:
- Знаменитый бой Магомеда Гаджиева. Может, слыхали? Он всплыл в надводное положение и в упор расстреливал фашистский транспорт. Необыкновенная дерзость, одна из классических операций, которой всегда будут гордиться северяне.
