Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
— А ты не шутишь? — не поверил Иван. — Немцы ежедневно сбивают сотни советских самолетов, как же вам удалось так просто прилететь сюда? Тут что-то не то.
— Нет, это не шутка. Вот посмотри газету и сам убедишься, что мы действительно прибыли из советской столицы.
Коля вытащил из кармана аккуратно сложенный номер «Правды», развернул его и положил на стол перед Иваном. Но газета не убедила Приходько-старшего.
— Это не доказательство, — сказал он. — За месяц «Правда» могла сюда попасть и другим путем.
— Тогда смотри, — не выдержал Коля и бросил на стол новенький наган. — Этого тебе мало? Вот еще гранаты, — он опорожнил карманы. А потом обернулся ко мне: — И ты выкладывай свое добро. Пусть видит, пусть знает, кто мы такие и откуда свалились на его голову.
Иван Тарасович спокойно взял одну из гранат, внимательно осмотрел ее со всех сторон, потом вторую, третью… Покрутил в руках мой ТТ, отыскал номер, дату выпуска — 1942 и, ничего не сказав, отдал нам оружие.
— Ну и что? — спросил Коля.
— Шут вас знает, может, и правда из Москвы. Только мне кажется, что нечего вам тут делать. Лучше давайте, хлопцы, ваши игрушки, мы их продадим, выручим хорошие деньги, а вы устроитесь на нашу «Сухорувку»… Зачем вам голову морочить с этими партизанами?
Помните, Иван Тарасович, этот разговор? Помните, как вы уговаривали нас отказаться от борьбы и зажить тихой, спокойной жизнью? Может, на вас повлияли хвастливые слова геббельсовской пропаганды о том, что большевики уже окончательно разбиты, что все экономические центры России заняты немецкими войсками, и поэтому вам в самый разгар войны, осенью сорок второго года, трудно было поверить нам. Парашютисты? Из Москвы? Да еще бороться с гитлеровцами здесь, в Ровно, в «столице» Украины, где помещается резиденция самого гаулейтера Коха, кишащей агентами гестапо и всяких других тайных служб? Не такие ли мысли роились тогда в вашей голове, дорогой Иван Тарасович? Но вы всегда были умным человеком и не дали себя одурманить ядом фашистской пропаганды. Вы согласились побывать в нашем отряде, даже выписали себе, как фольксдойче, в гебитскомиссариате, командировочное удостоверение «для проведения немецкой агитации в селах» и направились с нами в Сарненские леса. Тут вы увидели наших друзей-десантников, вооруженных новенькими автоматами и ручными пулеметами, наших командиров в военной форме, радистов, которые, растянув кабель по лесу, выстукивали что-то на специальных аппаратах, вы познакомились с жизнерадостными, отчаянными ребятами, разговаривали с Николаем Ивановичем Кузнецовым и Дмитрием Николаевичем Медведевым, и пелена, закрывавшая ваши глаза, спала навсегда. Помните, как вы сказали тогда Медведеву:
— Я все понял. Мне очень нравится ваша фирма (так и сказали «фирма»). Что я должен делать?
— Помогать партизанам — брату и этим ребятам, — ответил командир, указывая на Николая Ивановича и нас.
Так вы, Иван Тарасович, стали нашим верным помощником. И когда теперь приходится мне встречаться со своими боевыми друзьями — Николаем Струтинским, Михаилом Шевчуком и другими медведевцами, когда мы вспоминаем события более чем двадцатилетней давности, мы всегда с благодарностью говорим о вас и вашей Софье, которые дали нам приют в своем доме на Цвинтарной, 6 и вместе с нами приближали время победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками.
Мы вспоминаем теплым словом и Казимира Иосифовича Домбровского — верного друга Казика, небольшое жилище которого с первых же дней нашего пребывания в Ровно служило надежным убежищем Николаю Ивановичу Кузнецову и всем нам.
Здоровье Казика было плохим, у него была больная нога, и поэтому он нигде не мог устроиться на работу. В тесной квартирке по улице Гарной, 20 он устроил шорную мастерскую и зарабатывал там жалкие гроши на содержание жены и мальчика. Дом, где жил Домбровский, был настолько непривлекательным и бедным, что Кузнецов среди бела дня не мог зайти туда — это могло вызвать подозрение соседей.
Предложил нам свои услуги и лучший друг Казика — Юзеф Боган. У него был добротный пятикомнатный особняк, удобный тем, что в нем — три выхода на разные улицы.
Казик познакомил нас также с Леней Стукало и его неунывающей, энергичной красавицей женой — Надей. Мы стали бывать у них на квартире, а Надя не раз появлялась с Николаем Ивановичем в обществе немецких офицеров.
Активной подпольщицей стала и Мария Левицкая. О ней мы узнали еще в отряде от ребят, которым посчастливилось бежать из лагеря военнопленных и найти нас.
— В лагере, — рассказывали они, — мы посменно работали на очистке ассенизационных ям и вывозили нечистоты в бочке за город. Там мы часто встречали двух женщин, приносивших нам еду. Они и посоветовали нам, как организовать побег, и дали свой адрес. Мы воспользовались их советом. Товарищи вывезли нас за город в бочках из-под нечистот, мы дождались вечера и пришли по указанному адресу. Нас встретила приветливая, доброжелательная женщина — Мария Левицкая, которая со своей соседкой Верой Гамонь помогла нам бежать из плена. Женщины дали нам переодеться, хорошо накормили. Мы отдохнули и стали пробираться в Сарненские леса. Если будете в Ровно, обязательно зайдите на улицу Крутую, 11.
«Надо обязательно связаться с этими женщинами, — подумал я, — и, если будет возможность, устроить у них конспиративную квартиру».
Николай Иванович согласился со мной.
— Но сначала, — сказал он, — посоветуйся с Лукиным. Думаю, что он разрешит тебе познакомиться с Левицкой и Гамонь. Все время быть у Ивана Приходько и Богана опасно. Надо иметь еще несколько надежных квартир.
После разговора с Лукиным я пошел к Марии Титовне Левицкой. Трудно передать радость, с которой встретила нас эта женщина. После первого разговора мы поняли, что имеем дело с человеком, способным полностью посвятить себя подпольной борьбе. Она без колебаний согласилась сделать свою квартиру местом встреч разведчиков.
Ее муж Феликс был чернорабочим в немецком ресторане и часто сообщал нам о том, что творится в этом заведении. А сама Мария была одной из первых и одной из самых отважных наших связных. Помогала нам и ее соседка — Вера Гамонь.
Названные мною люди — это первые наши помощники, начавшие сотрудничать с нами, как только мы появились в Ровно. Позже их стало значительно больше, а летом 1943 года в Ровно все чаще можно было слышать откровенные разговоры о партизанах, об успехах Советской Армии, о Советском Союзе. В сквере, на базаре или в парикмахерской к вам мог неожиданно подойти гражданин и шепотом спросить:
— Скажите, пожалуйста, не знаете ли вы случайно, где можно найти партизан?
Или:
— Не партизан ли вы?
Для читателей это может показаться странным, но так было в действительности, хотя кое-кто задавал такие вопросы с провокационной целью. Гитлеровцы считали себя хозяевами на оккупированной земле. Они из кожи лезли, чтобы превратить советских людей в своих рабов, но никакие пытки, аресты и расстрелы, виселицы и лагеря смерти не убили в народе веры в победу. И мы, партизаны, а не оккупанты чувствовали себя настоящими хозяевами положения, на нас с надеждой смотрели люди, нам они помогали. И эта поддержка удесятеряла наши силы.
Много было у нас друзей среди местного населения, но были и враги.
В первую зиму нам приходилось довольно много путешествовать. Обер-лейтенант Пауль Зиберт расширял круг своих знакомств. Мы ездили на красивых санях, запряженных крепкими серыми лошадьми. Огромного роста, широкоплечий кучер Коля Приходько и подтянутый, сосредоточенный немецкий офицер внушали встречным людям страх, и они, заслышав позвякивание бубенцов, прятались по домам. По дороге приходилось останавливаться на обед или располагаться на ночь. Понятно, в таких случаях немецкий офицер заезжал к старосте или к какому-нибудь кулаку.
Однажды Приходько на большой скорости въехал во двор богатого особняка. Хозяин, заметив в окно немца, быстро выбежал навстречу и низко поклонился обер-лейтенанту. А тот, даже не ответив на приветствие, как и подобает завоевателю, стал ругаться, обозвал дядьку «украинской свиньей», не умеющей встретить немецкого офицера. Как-то так вышло, что я раньше соскочил с саней и отошел в сторону. Хозяин почему-то решил, что переводчик — Михаил Шевчук, и обратился к нему:
— Скажите, пожалуйста, почему разгневался господин офицер и чем я могу ему служить?
Шевчук не спеша ответил:
— Господин офицер очень рассердился, что вы его не встретили как подобает. И еще он сказал, чтобы вы немедленно приготовили вкусный обед, накормили наших лошадей. И не вздумайте комбинировать, это может дорого обойтись. На обед приготовьте килограмма два сала и колбасы, яиц вареных и жареных — полсотни, масло, мед, ну и, сами понимаете, бутылку самогонки, только чтобы не воняла, а лошадям полкороба овса с клевером.
