Юрий Коротков - Девятая рота (сборник)
– Мужики… – растерянно спросил Лютый. – Вы сколько тут сидите-то?
– Полтора года сидим.
– Пятнадцать месяцев, – уточнил Михей.
– Слушай, я без тебя считать умею, бульбаш поганый! С тобой говно хорошо хлебать, слушай, рта открыть не дашь!.. – отмахнулся Ашот. – Так и сидим. Вот раз в полгода колонна придет, горючку, боезапас подвезут – и опять сидим. В неделю раз чалмач на осле проедет – и то радость…
– А зачем? – спросил Воробей.
Ашот пожал плечами:
– Обозначаем присутствие.
– Погоди, – присмотрелся Хохол к развешенным по стене фотографиям и вырезкам из журналов. – Это Белоснежка, что ли?
– Так вы из нашей учебки, что ли, братва? – обрадовался Ашот. – Как она, там еще?
– Там, куда она денется! – засмеялся Афанасий. – Вон, пацанов тоже проводила.
– Любимая моя! – Ашот сдернул фотографию со стены, любовно погладил нечеткий снимок. – Красавица!
Фотография пошла по рукам.
– Сколько ей лет-то уже? – спросил Ашот.
– Лет семнадцать, – сказал Лютый. – Не изменилась совсем. Да? – Он протянул снимок Воробью, подмигнул. Тот насупился и отвернулся. Лютый, Джоконда и даже Чугун засмеялись.
– Вот так сидишь с утра до ночи, на ту сторону ущелья пялишься, – кивнул Ашот. – Веришь – каждый камешек уже в лицо знаю. Хочешь, по порядку расскажу не глядя? Справа внизу – Слон, повыше – Ящерка, потом разлом идет – Тещина щелка, потом Тарас – это парень у нас был, снайпер оттуда его достал, потом Клык…
– Черепаха потом, – подал голос Михей. – А там уж Клык.
– А я говорю – Клык! – взвился Ашот.
– Черепаха сначала!
– Ты чо, бульбаш? Ты кому это говоришь? Ты мне это говоришь?
– Чо заладил: бульбаш, бульбаш? – завелся наконец Михей. – А ты кто – козел горный! С горы своей слез, толчок первый раз в казарме увидел! Ты меня достанешь – я тебя так достану!
– А ну пойдем! – вскочил Ашот. – Пошли проверим! Если первый Клык – я тебе морду разобью, понял? Что, очко заиграло?
– Хорош, мужики! Кончай! Тихо! – Хохол и Афанасий растолкали уже сцепившихся через стол дикарей.
Хохол разлил из канистры.
– Давайте за дембель, мужики. Недолго осталось. Что говорил дедушка Ленин? Дембель неизбежен, как крах империализма!
Они чокнулись кружками. Ашот все не мог успокоиться, косился на Михея.
– Вот про дембель думаю – знаешь, о чем мечтаю? Думаешь, бабы, все дела, да? Вот одна мечта, веришь: просыпаюсь утром – и эта харя передо мной не маячит!
– Ладно, ладно, давай! – Хохол подтолкнул его кружку своей.
В землянку заглянул кто-то из дикарей с биноклем ночного видения на груди, сообщил гнусавым дикторским голосом:
– «Московское время – двадцать два часа. Передаем концерт по заявкам»… Ну чо, мужики? Пойдем постреляем?
– Да отвали, – отмахнулся Ашот. – Дай с пацанами побазарить… Слышь, Патефон! – крикнул он вдогонку. – Молодых вон возьми.
Лютый, Джоконда и Воробей вопросительно посмотрели на Хохла.
– Давай, – усмехнулся тот. – Идите, воюйте.
Пацаны торопливо разобрали оружие и бушлаты у входа.
Следом за Патефоном, пригнувшись, они подошли к каменной кладке на краю пропасти. Около бойниц уже сидели несколько бойцов, курили, пряча огонек в ладони. Один в наушниках лежал у переносного локатора – железного чемоданчика размером с «дипломат» с тускло подсвеченными приборами. Стоящая вертикально антенна медленно поворачивалась вправо и влево, прощупывая противоположный склон. Патефон присел рядом с локатором, глянул в бинокль. Лютый, Джоконда и Воробей настороженно всматривались поверх кладки в кромешную тьму ущелья.
Локаторщик остановил антенну, медленно, по миллиметру подкрутил регулятор настройки и поднял руку. Бойцы загасили сигареты, передернули затворы и выставили стволы в бойницы. Прошло несколько томительных секунд в тишине. Все смотрели на локаторщика. Тот, прикрыв глаза, напряженно вслушивался в одному ему различимые звуки.
– Идут? – негромко спросил Патефон.
Локаторщик молча указал пальцем на прибор, на котором едва заметно колебалась тонкая стрелка.
– Сколько?
– Пять… Или шесть. Не пойму… – ответил локаторщик.
Он щелкнул переключателем, снова подкрутил регулятор, прислушиваясь.
– Повыше Черепахи и метров тридцать левее, к Большому Зубу. Прямо под Слоном, – наконец указал он направление, скинул наушники и тоже взял автомат.
Патефон направил туда бинокль.
– Вон они… «Здравствуйте, дорогие друзья! – прогнусавил он. – Усаживайтесь поудобнее около ваших радиоприемников»… Пятеро, кажется… – Он опустил бинокль. – Ахмет!!! – заорал вдруг он, так что Лютый с друзьями вздрогнули от неожиданности. – Это ты?!
Эхо полетело по ущелью.
– Льоша! – донеслось с той стороны. – Салам алейкум, дарагой!
– Ахмет! Ты живой еще, говноед позорный? Глистопердежник, чалмач вонючий, сучара подзаборная! – надрывался Патефон, заряжая ракетницу. – Сейчас мала-мала убивать тебя буду!
– Льоша! Я твои кишки рэзать, горло душить! Я тебя абал, твою маму абал, твою папу абал, твою сестра абал!
– Замучишься абать! Абалки не хватит! – Патефон выстрелил из ракетницы. Ракета повисла между склонами, мертвенный голубой свет заиграл причудливыми тенями в ущелье. Тотчас с другой стороны ударили очереди. Бойцы разом ответили из-за кладки, застучал крупнокалиберный пулемет. Грохот выстрелов, многократно умноженный эхом, заметался между горами, длинные пунктиры трассеров, пересекаясь, перечеркнули ущелье.
Лютый, Джоконда и Воробей стреляли из своих бойниц, ловя в прицел огоньки автоматных очередей на той стороне. Пули били в камни кладки, пронзительно свистели над головой. Воробей откатился вбок, меняя опустевший рожок. В ту же секунду пуля ударила в стенку бойницы, срикошетила и звонко чиркнула по каске. Воробей невольно схватился за голову, нащупал вмятину. Переждал секунду, снова вынырнул в проем бойницы и азартно нажал на спуск.
– «А теперь прослушайте вашу любимую мелодию – «Серенада лунной долины»! – объявил Патефон. – Давай, Колян!
Кто-то из бойцов приподнялся, вскинул на плечо гранатомет. Оставляя светящийся дымный след, граната перелетела ущелье и разорвалась на склоне. Следом ушла вторая. Огоньки выстрелов с той стороны стали реже, затем совсем погасли. Патефон махнул рукой, и огонь с этой стороны тоже прекратился. Далеко в горах затихло последнее эхо, и над ущельем снова воцарилась тишина.
Патефон посмотрел в бинокль.
– Все. Уходят… «Концерт по заявкам радиослушателей окончен. До новых встреч в эфире, друзья!» – сообщил он.
По пути к землянке Лютый и Джоконда по очереди разглядывали, ощупывали отметину на каске Воробья.
– Не, ты представляешь! – в восторге рассказывал тот, не остывший еще от азарта боя с невидимым противником. – В стенку, от нее в камень – и прямо по каске! Туда-сюда – и как даст! Не, ты прикинь: вот на ладонь ниже – и прямиком в лоб, а!..
Утром Воробей с громадной резиновой флягой за спиной спускался от гарнизона в ущелье. Повесив автомат на грудь, он двумя руками цеплялся за камни, проскальзывая на крутой тропинке. Соскользнул на каблуках вдоль большого валуна – и вздрогнул от неожиданности. В трех метрах от него, склонившись над бьющим из-под камня родником, набирал воду в кожаный бурдюк молодой парень в халате и пуштунской войлочной шапке. Он тоже вздрогнул, вскинув голову. Руки его были заняты тяжелым, раздувшимся от воды бурдюком, автомат лежал сзади на земле.
Воробей торопливо передернул затвор. Оба замерли, глядя друг на друга, напряженно ловя каждое движение. Наконец парень широко улыбнулся, обнажив ровные белые зубы на смуглом лице.
– Льоша? – спросил он.
Воробей помотал головой.
– Володя, – охрипшим вдруг голосом сказал он.
– О, Волода, – еще шире улыбнулся тот. – Салам, Волода!
– А ты – Ахмет?
– Ахмет, да, – кивнул тот. Он, не меняя позы, стрельнул глазами на наполняющийся бурдюк. Воробей так же быстро глянул вверх, в сторону гарнизона, – он не знал, что делать.
Они снова уставились в глаза друг другу.
– Я скоро пошел, – кивнул Ахмет на бурдюк. – Ты совсем скоро. Совсем не ждать.
Воробей кивнул.
– Жила Ташкент, да? – спросил Ахмет. – Папа-мама – Ташкент?
– Красноярск… Сибирь.
– О, Сибир! – со значением покачал головой Ахмет. – Холодно… Девачка есть Сибир? Есть, да? – засмеялся он. Это был славный, симпатичный парень, ровесник Воробья. – Любишь, да? Как звать?
– Оля.
– Ольа! – улыбнулся Ахмет, подмигнул. – Красивый?
– Да… очень… – тоже попытался улыбнуться Воробей. Палец подрагивал от напряжения на спусковом крючке.
– Мой – Фатима. Тоже красивый. Очень любишь… О, нивеска! Фатима – нивеска, да?
– Невеста, – засмеялся Воробей.
– Невеста, да! – радостно закивал Ахмет. – Другой кишлак, там. Скоро жена. Ко мне дома жить. Совсем скоро…
