Юрий Семенов - Прощайте, скалистые горы!
На несколько минут местами редел туман, и снова всё заволакивалось непроглядной бело-голубой пеленой. Но и за эти короткие минуты разведчики успевали засечь огневые точки противника, ходы сообщения.
Ломова удивило заметное движение в дальних траншеях, тогда как на первой линии, около проволочного заграждения, было тихо, сохранился нетронутым снег. На бруствере окопа лежало несколько касок, некоторые висели на кольях.
С первым снегом немцы заново минировали весь передний край. Наступившая оттепель демаскировала их минные поля и проходы в них. Чёрные мины так и остались лежать, будто открыто предупреждая: «Не трогать — смертельно!»
Показался немецкий развод. Прошёл по второй линии обороны и не появился на первой… Немцы оставили её. Туман редел, прижимался к земле, опускался в лощины. У Ломова возникал план ночного поиска и захвата «языка». Подполз Борисов. Ломов повернулся к нему:
— Передайте по цепи о возвращении на опорный пункт и быстренько ко мне.
Борисов кивнул и пополз вдоль проволоки. Ломов смотрел в бинокль, что-то отмечал на плане обороны. В трёхстах метрах внизу на открытой позиции стояли немецкие миномёты. Около них возилось три солдата. По дороге к хребту двигались две груженые повозки. Слева чернела разрушенная огневая точка. От неё на полуостров шла лощина, вся опутанная проволокой. Чуть дальше начиналась сопка — другой опорный пункт.
К сопке справа по воздуху двигалась тёмная точка. Она быстро увеличивалась, потом остановилась. «Подвесная дорога», — вспомнил Ломов рассказ матросов. Весной она была перерезана во многих местах. «Восстановили», — решил он.
Вернулся Борисов.
— Отходят, товарищ лейтенант.
— Пошли и мы, пока целы, — пошутил Ломов отползая.
— Берите левее, в камни, а то немецкий снайпер снимет, здесь очень голо на верхотуре, — посоветовал Борисов и, посмотрев назад, пополз за командиром.
Еле заметными среди камней и торфа ползли разведчики за хребет к своим. Около развалившейся, давно заброшенной землянки Ломов остановился.
— Перекурим? — спросил он подошедших матросов и спрыгнул в яму.
Под мокрым снегом была вода. Она быстро заполняла следы подошв. Матросы сели на плиты, которые когда-то покрывали крышу этого жилья. Ломов развернул карту и план немецкой обороны на правофланговом опорном пункте. Одного за другим слушал он матросов обо всём, что они видели, делал пометки.
Антушенко, прибыв на опорный пункт, прошёл все дзоты, пулемётные точки, спустился на миномётную позицию, вспомнил о разведчиках.
Командир опорного пункта доложил начальнику штаба, что разведчики с лейтенантом Ломовым за хребтом и ещё не возвращались. Антушенко забеспокоился. «Может быть, залегли и не могут выйти?» — подумал он и вслух сказал:
— В такой туман нечего было лезть. Что там увидишь?
Как из-под земли выросли тринадцать разведчиков.
— А мы думали, вы сквозь землю провалились, — пошутил довольный Антушенко.
Ломов доложил о результатах разведки. Он хотел развернуть карту, но начальник штаба остановил его.
— Немецкую передовую я знаю наизусть. Скажите, как лучше взять «языка».
Ломов почему-то посмотрел на разведчиков, потом в глаза Антушенко и ответил:
— Думаю, товарищ капитан второго ранга, спуститься во вражескую траншею и сделать «развод» за пятнадцать минут до настоящей смены. Немецкий язык знаю.
Антушенко, подумав немного, одобрительно улыбнулся.
— Хорошо. Отработайте с Фединым детали операции, я к вечеру приду.
С утра мичман Чистяков с двумя матросами — Громовым и Ерошиным — переносил оставшееся имущество роты в одну землянку, где располагался взвод Ломова и куда поместили матросов с американского транспорта. Они помогли разведчикам перенести боезапас.
Чистяков кое-как дозвонился до оперативного дежурного бригады. Узнав, что рота на переднем крае, просил напомнить командиру, чтобы быстрее выслали транспорт. Мичман был не в духе.
— С тряпками воюю, — вслух проговорил он, кладя трубку полевого телефона.
В дверях показались Громов и Ерошин. Пригнувшись, они с трудом вкатили большую чугунную печь, стоявшую в землянке командира роты.
— Это ещё зачем? Зимовать думаете? Осрамить на передовой хотите? — подскочил Чистяков, но, посмотрев на вспотевшие, смущённые лица матросов, только махнул рукой. Сел на «буржуйку» и предложил: — Давайте закурим. Скоро транспорт пришлют за нами.
— Какой? Тпру-тпру или др-др-др? — спросил Ерошин.
— Какой угодно, только бы скорее в роту.
После завтрака Ланге и Стемсон легли спать в комнате командира взвода. Вчера до позднего вечера они о чём-то говорили вполголоса, и когда Чистяков вошёл к ним, Ланге отложил карандаш и торопливо сунул в карман какой-то исчерченный лист.
Чистяков, вспомнив совет Антушенко быть со спасёнными вежливым и осторожным, ещё больше насторожился и не спускал с иностранцев глаз.
Чистякову нужно было отправляться на склад за продуктами и, перед тем как выйти из землянки, он шепнул Громову:
— Смотри, сигнальщик, чтоб эти господа, — мичман кивнул на Ланге и Стемсона, — не выкинули какой-нибудь номер. Рот не разевай, а то мне кажется, что-то нечисто на горизонте.
Громов в ответ кивнул головой и, когда Чистяков с Ершовым ушли, заходил по землянке. Он заглянул в комнату, где спали Ланге со Стемсоном, и, увидев, что они не собираются «выкинуть какой-нибудь номер», решил сбегать к землянке командира роты за жестяными трубами для «буржуйки». Он нахлобучил шапку и выбежал из землянки.
Там, где лежали трубы, было пусто. Громов обыскал сопку около землянки, но труб нигде не было. Какой-то хозяйственный матрос раньше его захватил их с собой.
Громов вернулся в свою землянку нескоро и облегчённо вздохнул, не видя Чистякова с Ерошиным. Но радость его была недолгой. Он увидел пустые нары, на которых спал Ланге. В землянке его не было. Сначала Громов успокаивал себя тем, что тот, видимо, вышел по нужде, но чем дольше ждал его возвращения, тем сильнее тревожился. Он два раза выходил на сопку, смотрел вокруг с тоскливой надеждой и, опечаленный, возвращался в землянку. Когда около двери послышались шаги, Громов затаил дыхание, но тут же опустил глаза. В землянку вошли Чистяков и Ерошин.
Мичман не ругал Громова. Он посмотрел на него уничтожающим взглядом, закурил трубку и, подумав, приказал матросам найти Ланге, пусть даже если он провалился сквозь землю.
Но Ерошин с Громовым вернулись ни с чем, потные, усталые, недовольные и с виноватыми лицами.
Обедали молча и как будто нехотя. Только спасённые матросы съели свою норму с большим аппетитом и снова повалились на нары.
К концу дня возвратился Ланге. Прихрамывая, он прошёл по землянке, сел на нары. Он был без шапки, на левой щеке розовела ссадина. К нему подбежал Стемсон.
— Что-нибудь случилось? Надо перевязать?
Ланге смотрел себе на ноги, тяжело дышал.
Помолчав немного, он ответил:
— Я упал, скользко. Перевязывать нечего, — Ланге потрогал рукой ссадину, залпом выпил два стакана чая и, не раздеваясь, лёг на постель в комнате командира.
Как ни томительны были часы ожидания транспорта, вечер наступил быстро. Ерошин зажёг лампу. Ланге и Стемсон громко разговаривали в комнатушке. Чистяков прошёл к ним и положил на стол обеденный паёк.
— Вы у немцев в тылу бывали? — неожиданно спросил его Ланге.
— А сейчас мы где?
— Нет там, дальше, — в Финляндии, в Норвегии?
Чистяков усмехнулся, как будто удивляясь наивности этого вопроса.
— На никелевых рудниках тоже были? — вступил в разговор Стемсон.
— Был, везде на своем пузе излазил: и на Никеле, и на Западной Лице, в Норвегии, — Чистяков начал нервничать.
— Ох, эти рудники! Они дали немцам много никеля, — Стемсон покачал головой. — До последних дней работают шахты… У меня идея! — вдруг воскликнул корреспондент. — Мичман! Вы можете хорошо заработать.
— На чём? — насторожился Чистяков.
— Напишите статью для нашей газеты. Ну… — он сделал большую паузу, взглянул на своего соотечественника. — Ну, например: «Концессия "Монд Никель" последние дни в руках врага». Вы интригующе должны изложить материал. Рудники работают до последнего дня. Вдруг наступление, русские выбивают врага из Заполярья — и Никель ваш. Вы видите шахты, ценнейшее американское оборудование — оно брошено врагом в панике.
Чистяков стоял задумчивый, пытаясь понять, чего от него хотят. Опять вспомнил совет Антушенко.
— Знаете, что я скажу вам? Раз последние дни в руках врага, пока суть да дело… Сами всё увидите.
— Напрасно беспокоитесь. Деньги сразу. У нас очень быстро делается… Решено! — перебил Стемсон, протянув карандаш и бумагу.
Чистяков сел на скамейку, положил на колени руки. С минуту он молча смотрел на Ланге и Стемсона.
