Владимир Полуботко - Железные люди
И тысячи страниц не хватит, чтобы поведать о том, какими свойствами обладала эта субмарина и что там в ней было ещё понапихано, но я обещал быть кратким, и я сдерживаю своё слово.
Под конец напомню лишь важную мысль, исподволь прозвучавшую в великой поэме великого Гомера: в пещере циклопа были ведь не только люди. Вспомним:
В отдельных закутахЗаперты были козлята, барашки…
Глава двенадцатая
Погружение
Тою порою в высоком покое своём ПенелопаГрустно лежала одна, ни еды, ни питья не вкушавши…
Гомер. «Одиссея», песнь четвёртаяКурс 210 — в район дифферентовки.
Ровно и неотвратимо.
Ещё некоторое время — и снова поворот. Давно знакомый. Справа — необитаемый скалистый островок Русский, а на нём — маяк с таким же названием; впереди — та самая бухта, где полагалось по всем правилам проводить дифферентовку — район ДК-246; где-то по корме, в океане, мелькали огоньки торпедолова — кораблика, который, зная свои обязанности, держался от этих мест подальше, чтобы не столкнуться, не дай господь, с подлодкой, которая здесь будет то нырять, то всплывать; и не уследишь за нею: откуда только появляется и куда исчезает чёртова штука!
«Правила использования полигонов» (ПИП) — это на суше.
«Правила использования районов» (ПИР) — это на море.
И то, и другое — святыня для военного человека.
Итак: ПИР!
Точно следуя сборнику ПИР, атомная подводная лодка «ДЕРЖАВА» стала входить в район, предназначенный для дифферентовки.
* * *Вошли.
Капитан второго ранга Берёзкин, он же — механик, он же — командир БЧ-5, он же «дед», а с ним дублирующий его действия механик из «гостевого» экипажа, капитан третьего ранга Михеев, вместе с вахтенными офицерами приступили к дифферентовке — операции, требующей ювелирного мастерства.
Операция эта — ответственная и опасная. Главный балласт — забортную воду — сначала принимают в среднюю цистерну главного балласта (ЦГБ). Делается это по команде: «Принять в среднюю!» В среднюю — это, чтобы не перекосило корабль на нос или на корму. Затем следует команда: «Принять в концевые!» Это вода набирается в цистерны, расположенные в носовой части и в кормовой. При этом подлодка погружается в «позиционное положение» — это, когда корпус почти полностью уходит ПОД воду, а НАД водою остаются лишь поверхность палубы да боевая рубка; затем вода принимается в специальную уравнительную цистерну до полного погружения; Каждая тонна воды — важна, каждая — на учёте. Ведь даже и «настроенная» подводная лодка, выстрелив торпедою, тут же набирает в специальную цистерночку количество воды, равное весу ушедшей торпеды. Теперь же тем более: скорость, малейшая доля градуса при крене или дифференте — всё имеет значение, всё заносится в специальный журнал — документ не только технический, но и юридический.
«Дифферентовщики» заработали!
Старший же помощник — тот самый, который гением явно не был и даже не сдал необходимых зачётов — всё это время стоял у перископа и наблюдал за надводною обстановкою: всё было спокойно.
Между тем, дифферентовщики уже стали перекачивать воду из кормы в нос, нужными порциями перегоняя её из одной цистерны в другую. (Молодые матросики, впервые оказавшиеся на подлодке с изумлением и страхом вслушивались в эти необычные звуки за бортом: бульканье, фырканье, журчанье, грохот, струение; всё содрогалось и нагоняло страх.) Но лодка была всё ещё легка и под воду никак не шла. Стало быть, набрали забортной воды мало. Нужно — ещё. Тогда и начали потихонечку-полегонечку принимать забортную водичку в носовую цистерну — нос должен был отяжелеть настолько, чтобы лодка всё-таки могла зарыться им в воду и уйти туда. Что ж это она, однако, — всё никак не уходит да не уходит? Непорядок! А ну-ка — хлебнём ещё!
Приняли в носовую балластную цистерну пять тонн забортной воды — лодка не идёт под воду.
Довели до восьми — не идёт…
Не веря самим себе, довели до десяти. Не идёт! Тьфу ты!.. Дьявольщина какая-то да и только!..
Что-то получалось не совсем так, как обычно. Видимо, сказывалось то, что лодка вышла в море прямо из ремонта. И хотя в заводе ей только и делали, что заменяли головку перископа и ничего больше, но теперь, после долгого стояния на покое, её надо было как бы заново «настраивать», «налаживать». Это ведь и тонкий инструмент, и могучая машина одновременно.
Вот уже хлебнули и пятнадцать тонн. А всё мало! Да сколько ж ей, этой ненасытной цистерне, надо?
Семнадцать — маловато, но уже что-то…
Двадцать!..
Последовал доклад «деда», что МОЖНО переходить из позиционного положения в перископное.
Рекомендация дана: можно. Командиру остаётся лишь принять решение, НУЖНО ли.
Решение принято: нужно. Идя на небольшой скорости, подводный атомоход «ДЕРЖАВА» стал, наконец, осторожно погружаться в воды океана. Некоторое время субмарина двигалась под перископом со скоростью шести узлов.
Старший помощник командира корабля — капитан третьего ранга Колосов, хороший мужик, безукоризненно порядочный в личной жизни, трудолюбивый и исполнительный — стоял у своего перископа и, старательно изображая всем своим видом усиленную умственную деятельность, наблюдал надводную обстановку: звёзд не было видно из-за сильной облачности (7–8 баллов), волнение моря было лёгким (1–2 балла), торпедолов совсем скрылся из виду, и только маяк Русский мерцал справа, со стороны своего скалистого островка.
Маяк — автоматический. Островок — необитаем. Скалистые мрачные берега бухты — безлюдны.
Пусто в этом холодном и огромном мире, пусто. Ничего не существует вокруг, ничего.
И только здесь — сто двадцать человек и чудовищная концентрация техники.
И — боевая задача…
Глава тринадцатая
Чей-то смех
Дико они хохотали; и, лицами вдруг изменившись,Ели сырое кровавое мясо; глаза их слезамиВсе затуманились…
Гомер. «Одиссея», песнь двадцатаяОсторожно стали погружаться:
— глубже,
— глубже,
— глубже…
В это время по средней палубе первого отсека двигался мичман Семёнов.
Виктор Семёнов — запомним это!
Он шёл в сторону носа. Там же, на этой же палубе спал в своей каюте командир «лишнего» экипажа капитан второго ранга Полтавский. И это пока всё. Остальное об этих двоих — потом.
А во втором отсеке мучительно заканчивался вечерний чай, превратившийся в сплошное безобразие. А на средней палубе этого отсека находился некий капитан-лейтенант Привалов — запомним и это.
А в третьем отсеке механики с вахтенным офицером добивали эту чёртову дифферентовку — таблицы, формулы, инструкции. Впрочем, многое из этого просто держалось в голове и делалось на глазок, было ведь потеряно так много времени, и надо было поспешать.
А свободным от службы, да и не только им, хотелось спать, спать и спать…
Свободным от службы, да и не только им…
Погрузились.
Первым заметил беду капитан-лейтенант Привалов, который был в данный момент на средней палубе второго отсека: из вентиляционной трубы хлестало море! Подлодка продолжала вентилироваться! Но уже не атмосферным воздухом, а мощными потоками, сотнями тонн забортной воды! Привалов объявил голосом аварийную тревогу и в нужном месте, перекрыл вентиляционную трубу — широкую, диаметром в 400 миллиметров!
Узнав о случившемся, старпом Колосов перекинул ручку электрогидравлического манипулятора и прекратил «вентиляцию». Вода перестала поступать внутрь подводной лодки, но несколько десятков тонн её оставалось в огромной трубе, растянутой по всему кораблю. И эти тонны продолжали выливаться…
А в эти самые секунды в носовом отсеке капитан второго ранга Полтавский, проснувшийся от какого-то непонятного шума, встал и, ещё плохо соображая после принятых таблеток, открыл дверь своей каюты. Вода с грохотом лилась прямо перед ним.
— Витя, что тут происходит? — закричал он как раз подбежавшему Виктору Семёнову, который молниеносно перекрыл воду в нужном месте.
Трезвый Семёнов знал не больше проснувшегося и заторможенного таблетками Полтавского. Одно только было ясно: вода в первый отсек больше не поступает…
И в это же время почему-то пропало электропитание. Случилось это через несколько секунд после того, как Колосов перекинул ручку манипулятора на пульте. Задержись он на эти секунды, и перекидывать было бы уже бесполезно. И все дальнейшие события могли бы потечь совсем по другому руслу.
Автоматически включилось аварийное освещение.
Мертвенно-синий свет только тем и был хорош, что скрывал, как побледнели вдруг лица всех членов экипажа.