Георгий Савицкий - Танковые засады. «Бронебойным, огонь!»
Да не тут-то было!
Над нашими позициями повисли четыре зеленые ракеты — сигнал лично старшему лейтенанту Горелову: можно начинать атаку!
— Механик-водитель, вперед!
Взревел танковый дизель, заскрежетали стальные гусеницы.
Взвоют гусеницы люто,Надрезая снег с землей,Снег с землей завьется крутоВслед за свежей колеей…
— Экипаж, слушай мою команду: в атаку! Дави и жги немецкую гадину! Ура!
— Ура!!! — отозвалось победным эхом в наушниках танкошлема старшего лейтенанта Горелова.
— Механик, короткая. Наводчик, ориентир № 1, ближний — одиноко стоящее дерево. Дистанция — триста, самоходка противника. Бронебойным огонь!
— Есть огонь!
Громыхнула, наполняя едким пороховым дымом башню, 76-миллиметровая пушка Л-11. Первое же попадание — наповал: удар бронебойного снаряда пришелся в моторно-трансмиссионное отделение. «Артштурм-III» заволокло густым черным дымом.
— Пятьдесят вправо, дистанция четыреста метров. Танк противника. Бортом стоит, бей, пока не развернулся!
— Есть! Ура, горит, паскуда!
— Бронебойным заряжай!
Грохот внутри танка стоял несусветный. Натужно ревел двигатель, грохотала пушка. Уже с полдесятка немецких танков и самоходок подбил непобедимый русский танк. Фактор внезапности был реализован на все сто процентов: гитлеровцы и не знали, что фактически в тылу их наступающих боевых порядков, на линии ложных укреплений объявится беспощадный и неуязвимый противник!
— Огонь!
— Есть пробитие! — Еще один Pz.Kpfw.IV застыл на изрытом воронками поле. А из его люков вырываются жадные языки пламени.
Сухо трещат пулеметы, выкашивая пехоту в серых мышиных шинелях. Широкие гусеницы давят, перемалывают в фарш тех, кого не дострелили. Пушка молотит, как заведенная. Перед боем в «Клим Ворошилов» загрузили двойной боекомплект бронебойных снарядов и совсем немного — осколочно-фугасных.
Внезапно по броне русского танка словно молотом ударили! Попадание!
— Старшина, газуй. Поворачивай левее, за пригорок!
— Есть!
Ответный огонь немецких танков и самоходок не наносил «Климу Ворошилову» серьезного урона. Во-первых, даже 75-миллиметровые пушки гитлеровских танков могли уверенно поражать «Клим Ворошилов» только лишь метров с трехсот, да и то — если повезет! А во-вторых, на руку советским танкистам сыграл тот самый элемент внезапности. Немецкие танковые экипажи попросту растерялись, обнаружив у себя за спиной изрыгающее пламя бронированное чудовище! Положение их и действительно было незавидным: начнешь разворачиваться — получишь снаряд в корму или борт! А это — стопроцентная погибель!
Массированная атака немецких танков, штурмовых орудий и мотопехоты захлебнулась окончательно. Отважный экипаж «Клима Ворошилова» под командованием старшего лейтенанта Горелова записал на свой счет пятнадцать сожженных и подбитых немецких танков и самоходок!
Поле боя «Клим Ворошилов» покидать не спешил. Воспользовавшись паникой среди немцев, Николай Горелов сумел увести танк с глаз гитлеровских наблюдателей. Боевую машину снова замаскировали — в этом бойцы 4-й танковой бригады Катукова были большими мастерами!
— Степан Никифорович, как машина? — спросил Горелов.
— Нормально, мотор работает как надо. Коробка переключения передач только греется, едри ее в корень. Но — работает! Думаю, еще один бой выдержит. Вмятин на броне я больше двух десятков насчитал, но ни одного сквозного пробития!
— Да, «броня крепка, и танки наши быстры»!
— Все, славяне, перекур пока… Скоро фрицы снова в атаку пойдут.
— Только вот сдается мне, что в этот раз они нам спуску не дадут, — сказал наводчик орудия.
— Это точно, — согласился опытный командир танка. — Наверняка пакость какую-нибудь подтянут вроде зенитной пушки.
— Эти пушки у них сильные, — согласился старшина Стеценко, попыхивая самокруткой. — Прошьет она нашу броню. Как пить дать прошьет…
— Эй, наводчик.
— Я здесь, командир, — в проеме люка появился кременьчужанин Тарас Омельченко.
Этот смышленый украинский парень, приписавший себе год для совершеннолетия, отличался редкостной наблюдательностью.
— Тарас, посмотри, где бы ты разместил противотанковое орудие с дальностью стрельбы в километр-полтора. — Горелов передал наводчику и командиру орудия бинокль.
Омельченко обвел взглядом, усиленным оптикой, окрестности. Пока все было спокойно. Конечно же — если не считать дымящейся бронетехники и лежащих вповалку трупов немецких пехотинцев на недавнем поле боя… Изредка раздавался сухой треск или глухие удары: это рвался боекомплект в раскаленных стальных утробах подбитых бронированных монстров…
— Лощина слева, примерно в восьмистах метрах. Пригорок с редкими деревьями вправо под сорок пять градусов…
— Тоже подходит. Тарас, наведись на них нашим орудием.
— Зрозумiв, командире. — Тарас и действительно был сообразительным парнем. Башенный погон «Клима Ворошилова» размечен в тысячных для стрельбы с закрытых позиций. — Я вiдмiчу орiєнтири.[24]
Командир орудия скрылся в люке, башня задвигалась, отрабатывая горизонтальные углы наводки.
— Радист!
— Я!
— Свяжись со штабом, передай наши нынешние координаты и углы наведения. Пусть скорректируют огонь артиллерии.
— Будем стоять насмерть!
— Как сказал маршал Константин Рокоссовский: «Умирать надо с умом!»
* * *Тяжелый танк замер в засаде. Маскировка надежно скрывала его от вражеских наблюдателей не только с земли, но и с воздуха.
— Они снова наступают, командир!
— К бою! Приготовиться. Бронебойный?
— Заряжен, орудие готово!
Лобастые серые силуэты грохотали по снежной равнине. Поднялся ветер, принеся пургу. Ранний снег закружился белым саваном.
И снова клочья белого снега разорвали огненные вспышки орудийных залпов, а чистоту испятнали клубы дыма и фонтаны грязи. Гитлеровские танки Pz.Kpfw.III, Pz.Kpfw.IV и штурмовые орудия «Sturmgeschutze-III» наступали бронированным клином. На флангах их прикрывали легкие Pz.Kpfw.II и трофейные чешские Pz.Kpfw.38(t).
Атаке бронетанковых сил Вермахта предшествовала мощная артподготовка немецких артиллеристов. Но теперь гитлеровцы знали расположение истинных позиций героической бригады Катукова. Тяжелые 15-сантиметровые[25] гаубицы перемешивали небо с землей с немецкой основательностью. Словно тяжелый молот Тора раз за разом опускался на окопы советских пехотинцев.
А потом по перерытому воронками полю снова поползли угловатые коробки с крестами на башнях.
И снова маневренные засады юрких «тридцатьчетверок» контратаковали, сковывая силы тевтонских завоевателей. Взметывая снег, расплескивая грязь из-под широких гусениц, Т-34 били из пушек и пулеметов. С каждым орудийным залпом на поле прибавлялось металлолома. Танки старшего лейтенанта Лавриненко искусно маневрировали, ведя прицельный огонь преимущественно по бортам «панцеров». Те огрызались вспышками орудийных выстрелов. И довольно болезненно огрызались: несколько наших танков было подбито. Все же выучка у экипажей Панцерваффе была на высоте.
А вот экипаж «Клима Ворошилова» был озабочен другим, не менее важным делом. Старший лейтенант Горелов наблюдал, как немцы устанавливают сразу два орудия как раз в тех местах, которые они определили вместе с наводчиком. Все же знание местности было на стороне советских танкистов, как говорится: «Дома и стены помогают!»
Два полугусеничных тягача подтянули длинноствольные зенитные орудия. Номера расчетов быстро отцепили пушку и развернули ее на позиции. Так же быстро стали оборудовать огневую точку.
В начале Великой Отечественной войны Pak.35/36 была основной пушкой противотанковых подразделений Вермахта. Она была принята на вооружение немецкой армии в 1934 году, а боевое крещение прошла в Испании. Затем Pak.35/36 с успехом использовалась во время Польской кампании против слабо бронированных танкеток и легких танков.
Но уже в сражениях с французскими танками с противоснарядным бронированием эти пушки оказались малоэффективными. Ну, а в борьбе с советскими танками Т-34 и «Клим Ворошилов» Pak.35/36 были что моськи против слона. Сами немцы с иронией называли эти орудия «армейскими колотушками» и «дверными молотками».
Требовалось новое, гораздо более мощное противотанковое орудие, способное пробивать 75-миллиметровую броню «Клима Ворошилова» и рациональную наклонную бронезащиту «тридцатьчетверок». Наиболее эффективно с этими задачами справлялась знаменитая «acht-acht» — «восемь-восемь».
После поражения Германии в Первой мировой войне Версальский договор запрещал немцам иметь зенитную артиллерию, а все имевшиеся зенитные орудия подлежали уничтожению. Однако уже в двадцатых годах немецкие инженеры вновь занялись разработкой подобного вооружения. Работы велись тайно в Германии, а также в других европейских странах. В целях секретности новые полевые и зенитные орудия, изготовленные на рубеже двадцатых и тридцатых годов, получили обозначение «образца 1918 года», как будто были созданы еще в период прошедшей войны. Таким образом, разработанная в 1931 году фирмой Круппа 88-мм зенитная пушка именовалась «88-миллиметровое зенитное орудие образца 1918 года».
