Жизнь Василия Курки - Александр Шаров
Мы с Куркой пошли к краю того, что казалось рекой.
Дул ветер, полный желтой и розоватой пыльцы, припудривая пилотки, гимнастерки и курковскую винтовку, винтовка начинала походить на живое - на древесный саженец, готовый, после бесконечных дорог, пустить корни и покрыться листвой.
Было раннее утро. Косой свет, резкий и сильный, но стлавшийся плоско над землей, не проникал в глубь плотной темноты, открывавшейся глазам. От машины доносилось позвякиванье ключей, слышалось гуденье ветра.
Все это сразу исчезло. Снизу поднимался запах щелочи и чего-то еще более тяжелого, потом я понял - запах могилы.
Стало трудно дышать. Взгляд постепенно пробивал темноту, уходил в глубь, показавшуюся в первое мгновенье бездонной, пока не открылись ряды мертвых, лежащих лицами к нам. Под верхним рядом угадывались второй, третий… десятый ряды… без конца. Я взглянул на Курку, тоже склонившегося надо рвом. Лицо его было почти неживое.
Я подумал, что, когда Курка был пехотинцем, он, как многие, чаще всего не видел тех, кого приходилось убивать. В атаке видишь не людей, на это нет времени, а надвигающиеся автоматы, штыки, пулеметы - одноликую смерть.
Это счастье, что солдат не видит убиваемых его пулями. Летчик, сбрасывая бомбы, не видит, на чьи жилища они летят. Поэтому земля, даже после самых кровопролитных войн, остается землей людей.
Потом Курка стал снайпером - страшная ответственность вершить суд и казнить своей рукой; но он казнил убийц.
Тут была смерть другая - безоружных, безвинных, женщин и детей.
Лицо у Курки было неживое, будто то, во рву, вытягивало из всего окружающего и всех, кто увидел это, саму жизнь. Мертвые лежали рядами, тесно, будто для них не хватало места и надо занять каждую щелочку, чтобы уместить всех. Во рву лежали не скелеты, а людские тела, люди, у которых еще до смерти голод и непредставимые муки съели все, кроме кожи и костей. Но они оставались людьми, мертвые женщины прижимали к груди детей.
Ров, вскрытый теми, кто подсчитывал зверства войны, уходил далеко - прямой и ровный.
Я вспомнил, как в первый раз увидел убитых - не на поле боя, а убитых т а к.
Это было в Ростове. Мы ехали туда в «студебекере» в ту ночь, когда город после семи дней первой немецкой оккупации ненадолго отбила наша армия. Машина была переполнена. Из темноты донесся слабый крик, - как подумалось, даже крик птицы ; кажется, выпь кричит так тоскливо. Кто-то сказал, что нечего останавливаться, а Василий Сазонов, Папаша, постучал по кабинке водителя. Мы долго ждали , придет ли кто или крик примерещился. Наконец темная фигура обозначилась на дороге и медленно приблизилась. Это был пожилой солдат в куцей шинельке, с серой щетиной на лице.
Он попросил закурить и, затянувшись, простуженным, хриплым голосом сказал шоферу: «Да куда же ты, дурья башка, там заминировато, держи вон куда, во-о-он!». Мы постояли недолго, обдуваемые равномерно свистящим степным ветром, думая о том, что, если бы не Папаша, пожалевший того, кто кричал, не разучившийся жалеть, мы бы лежали кусками мяса, разбросанные по минному полю.
Шофер завел машину. Скоро показались окраинные улицы и дальнее зарево.
Это был первый освобожденный город, я был взволнован и думал о том, как жил здесь один очень трудный год, и старался узнавать дома.
Старался представить себе этот город, каким он был прежде, - веселый, солнечный, легкий.
У меня там в тот год была любовь - беспокойная, ненадежная. Я вспоминал о ней, а машина тем временем выехала на Садовую улицу и остановилась, так круто затормозив, что всех нас бросило к борту.
Мы огляделись и увидели - у стены дома, красного от дальнего пожара, в оспинках от пуль, лежат расстрелянные. С самого края девушка. Бросились в глаза нарядные , резные туфельки, и ужаснула мысль, что это - моя любимая.
Пока я медленно, отчаянным усилием, поднимал глаза, чтобы увидеть лицо девушки, прошла вечность.
Я увидел, что это не она.
Потом я видел бесконечные тысячи убитых.
Я подумал , что то, что показалось издали рекой, - и
действительно река, только река мертвых . Она тянется по земле, как в Ростове, и под землей, как здесь, и оплела всю землю.
А я еще не видел Освенцима, Треблинки ; это мне только еще п редстояло.
Курка по мостку перешел на ту сторону и вскоре с головой погрузился в высокую, некошеную траву - он был очень маленький. Виден был только темный след от его движения на серебристой поверхности луга и ствол винтовки, который тусклым металлическим острием поднимался над цветущими травами. Мы объехали ров, протянувшийся на километр, и догнали Курку.
4.
Все, что произошло во время той поездки, я наблюдал как бы в трех проекциях.
Глазами Гришина - это отчетливее всего. Тем особым взглядом его, каким мать видит судьбу ребенка.
И видел своими глазами.
И иногда видел - совсем неотчетливо - глазами Курки, его детской душой.
Теперь все эти ви́дения, виде́ния слились в одно. Слитые, они похоронены на дне памяти, откуда я должентизвлечь их, чтобы они пе погибли вместе со мной, когда придет срок.
Если нет бессмертия в будущем, то должно быть другое бессмертие, протянутое в прошлое, - память. Без этого единственно существующего бессмертия жизнь бессмысленна.
Я хорошо помню сельцо , вблизи которого мы остановились. В тот вечер оно лежало непередаваемо красивое и покойное и казалось в закатном свете как бы на середине расписной тарелки , дном которой был луг, а краями - чернеющий лес, окружавший село со всех сторон.
Наступил час, когда луг должен был бы жужжать от пчел и шмелей, берущих последний взяток, но он былтсовершенно безжизнен, будто все шмелиные гнезда растоптаны.
Не видно было людей. Только в самой последней хате не скоро, когда мы уже потеряли надежду, ворота открыл инвалид - однорукий, с аккуратно подшитым рукавом, и одноногий, на деревяшке.
Вначале он показался пожилым - от черных теней, легших на лицо, - но скоро я разглядел , что, пожалуй, он не старше Курки. Он был в выцветшей гимнастерке и в прохудившемся кирзовом сапоге.
Он стоял, опираясь на самодельный костыль, в щели осторожно приоткрытых ворот, со странным выражением беззащитности и безразличия.
Мы попросились переночевать.
Он ничего не ответил, но ловко, почти форменно, повернулся на
