Эмманюэль Роблес - Однажды весной в Италии
— Тут на третьем этаже живет один высокопоставленный чиновник.
Он вроде бы не встревожился, и игра продолжалась. Однако шум снизу заинтересовал Сент-Роза. Его ухо различало топот ног по лестнице — поднималось не менее четырех-пяти человек, и они не воспользовались лифтом. Почему? Может, испорчен? Старик опять погрузился в обдумывание очередного хода, но кошка, до сих пор дремавшая, подняла голову и сразу стала похожа на свое бронзовое изображение. Сент-Розу казалось, что мир постепенно сужается, замыкаясь в границах этого как бы висящего в пустоте и готового опрокинуться дома, и сама его мысль тоже замкнулась в тесном кольце, в котором она билась, прыгая и больно ударяясь о стенки. На сей раз и Филанджери прислушался. Он встал с места. Шахматная доска на столике между ними была освещена низко висевшей над ней электрической лампой. А там, на лестнице, люди уже миновали третий этаж, где жил чиновник, и подходили к площадке следующего. Филанджери стоял в растерянности. Задавать вопросы не имело смысла. Он и сам понимал, что это совсем не Лука. Лука ведь должен был прийти один. Филанджери сделал Сент-Розу знак не двигаться, и Сент-Роз, как это бывало с ним почти всегда, когда он попадал в опасную ситуацию, с любопытством подумал о том, что сейчас произойдет. Шаги уже прозвучали на ступеньках последнего марша лестницы, до странного близко. Крадучись, Филанджери подошел к двери в коридор, и на стену легла его причудливая тень. Кошка неторопливо пересекла комнату, и Сент-Роз подумал, что она их бросает. Шаги стихли у двери в квартиру. За портьерами опускалась ледяная ночь. Сент-Роз затянул пояс на брюках, подаренных ему доктором Мантенья, застегнул пуговицы на рубашке, принадлежавшей некогда Луиджи. Раздались два коротких звонка. У Сент-Роза застучало в висках; Филанджери скользнул в темноту и исчез, а следом за ним исчезла и кошка. В дверь позвонили снова, но уже более настойчиво. Этот звонок пронизал Сент-Роза насквозь, гулко отозвался в остальных комнатах, пробудив в нем воспоминание о похожем звонке, когда он оставил за дверью любившую его женщину, решив никогда больше с ней не встречаться. Мадлен! Имя это вдруг мелькнуло в памяти, но мгновенно исчезло, как бы уничтоженное нетерпеливым звонком. Филанджери отодвинул засов. Сент-Роз, поспешно выскочивший в коридор за ним следом, увидел, какой он взъерошенный, тщедушный, в грубых штанах и мятом свитере. В коридоре, освещенном желтоватым светом, который старик только что зажег, появился человек в темной форме с поблескивающим поясом и портупеей. Итальянский полицейский. А где же его спутники, почему их не видно?
— Синьор Филанджери?
— Да.
— Капитан Рителли. Разрешите войти?
— Прошу вас.
Сент-Роз ощутил прилив энергии, словно боксер, который по удару гонга должен ринуться на противника.
— Вижу, вы не один? — сказал офицер. — Я не помешал вам?
Любезный тон. Что бы это значило? И чем заняты его спутники? На лестнице никого больше не было слышно, хотя офицер придерживал створку двери, будто предлагая кому-то войти следом. Сент-Роз чувствовал, как пульсирует в жилах кровь, как сердце его переполняет ненависть. Полицейский спокойно двинулся дальше, вошел в освещенную часть комнаты. У него было бледное, вытянутое лицо, на губах мелькала чуть насмешливая улыбка. Почему он представился? Откуда такая учтивость? К чувству неминуемой беды примешивалось теперь смутное ощущение вполне реальной опасности, ненадолго отсроченной. Офицер действительно обращался к старому скульптору с известным почтением. Огромный камень готов был вот-вот сорваться, но он не упадет и никого не раздавит, если Сент-Роз замрет, затаит дыхание. Вдруг раздался чей-то пронзительный истерический смех, и появились две молодые женщины, как безумные размахивая над головой сумками. За ними следовали двое мужчин в штатском, которые тоже смеялись. Молодые дамы окружили Филанджери, не переставая весело кричать, а стоявший чуть в стороне офицер продолжал улыбаться с прежней изысканной иронией.
— А ты испугался! Испугался! Ну признайся, признайся же!
Филанджери покачивал головой, целуя девушек в щеки.
— А Рителли все отказывался, когда мы задумали тебя разыграть! — сказал один из штатских.
Это была всего лишь шутка, и компания в чудесном настроении двинулась по коридору.
— Не беспокойся. Мы все принесли!
— Даже вино!
— Ох, ну и холод здесь!
Сент-Роз вспомнил, что такие импровизированные пирушки во время затемнения в Риме — не редкость, но его-то интересовала встреча с Лукой. Одной гостье с совершенно плоской фигурой и странными повадками гермафродита Филанджери признался:
— Да, я действительно малость струсил.
— Но Рителли отличный парень, к тому же у него килограмм всяких медалей!
Все весело шутили по поводу того, как им удалось разыграть скульптора, которого они называли Фило.
— А жена где?
— Уехала в деревню.
— Давно?
— Уже три недели.
— И ты этим пользуешься?
— Воздушные налеты истрепали ей нервы.
— Не хочешь ответить на мой вопрос.
Все пальто свалили в спальне, превратив ее в раздевалку. Филанджери стал знакомить Сент-Роза с гостями. Плоскую девицу звали Джина. Вторая — Мари, — как он заметил, не носила лифчика, и у нее были полные, чувственные губы.
— Очень приятно! — сказала она певучим голосом.
— Мы пришли вновь полюбоваться статуей нашей Венеры, — сказал мужчина по имени Адриано, и гости направились в мастерскую.
— Как, вы ее не узнали? — спросила Джина. — Это она позировала для статуи «Весна». Любуйтесь же!
Сент-Роз посмотрел на Мари, снимавшую покрывало со скульптуры.
— Истинный шедевр, — сказал капитан. — Как, впрочем, и сама модель, — галантно добавил он.
Гости обменялись несколько вольными шутками. Джина зажгла лампу и направила ее на статую, попросив всех отойти в сторону. Во время небольшой паузы Филанджери успел украдкой указать Сент-Розу на одного из двух мужчин в штатском и шепнул: «Опасный тип». Речь шла об Энцо Тавере, которого в шутку звали Цота — прозвище, образованное из последнего слога его имени и первого слога фамилии. Это был человек лет сорока, на вид весьма самоуверенный, невзирая на короткие ноги и непропорционально большой торс. Другой итальянец, Адриано, выглядел моложе и элегантнее, носил большие очки, и его удлиненные живые глаза за стеклами напоминали глаза рыбы, плавающей в аквариуме. Но вниманием Сент-Роза завладела Мари, причем настолько, что он не отдавал себе отчета в том, какое любопытство пробудил сам. Мари была в блузке с кружевным воротничком и в черной юбке клеш с широким лакированным поясом, который подчеркивал ее талию и пышные бедра. Все в ней говорило о жадной любви к жизни. Такая женщина и любить должна со страстью. Ее тяжелые темные ресницы трепетали, как крылья бабочки, и говорила она порой мягким, многообещающим шепотом. Сент-Роз вообразил вдруг, какой должна быть Мари в любви, и ему тут же захотелось овладеть ею, бросить на постель, но не уступающую, а бунтующую, чтобы насладиться своей победой, смирить ее своим неистовством, завоевать до конца, сделав самой нежной, самой совершенной и упоительной сообщницей. Капитан продолжал ходить по мастерской и в эту минуту рассматривал бронзовую кошку, которой он долго любовался, поглаживая ее своей изящной рукой, украшенной золотым перстнем с печаткой.
— У нашего друга Рителли, — сказал Адриано, — есть книга, изданная в Швейцарии и посвященная лучшим европейским скульпторам современности. Тебе, дорогой Фило, там, говорят, отведено заметное место. Когда он узнал, что мы с тобой друзья, то буквально умолял меня вас познакомить.
— Польщен, — сказал Филанджери.
— Он так тобой восхищается!
— Спасибо.
— Отчасти еще и потому, что ты ему напоминаешь Альберта Эйнштейна.
Капитан Рителли улыбнулся.
— А мы, — сказал Цота, — прежде всего расхваливали ему твою Венеру!
Странно было, что при этих словах он вызывающе взглянул на Сент-Роза.
Вдруг Джина закричала:
— Противное животное! Терпеть не могу кошек! А эта еще, похоже, такая бездельница!
— Она и впрямь бездельница, — ответил скульптор.
— Как ее зовут? — спросил капитан.
— Ил.
— Но ведь это что-то русское!
— Кот-большевик! — воскликнул Адриано и засмеялся.
— Почему большевик, дорогой мой?
— Ох, Джина, да потому что «Ил» — марка советского самолета!
— Что за мысль — назвать так кота!
— Дорогая, — вмешался Цота, — ты же знаешь, что Фило у нас — красный! Не правда ли, Фило, ты красный?
— Не кричи так! — сказал скульптор, изобразив на лице ужас. — Соседи могут услышать, а я ценю их уважительное отношение.
Кошка с мечтательным видом наблюдала за развитием событий, ее агатовые глаза светились; тем временем Джина передавала по кругу бутерброды, которые приготовила вместе с Мари.
