Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой
И вот третий номер Бюллетеня ВАГО появился в университетском киоске. Утро яркое и уже по-летнему жаркое. После просторной и очень светлой Манежной площади в вестибюле университета показалось темно. Было, пожалуй, и холодновато в этих вековых непробиваемых стенах Казакова и Жилярди. Глаза быстро привыкли к полумраку, и на прилавке киоска Женя увидела серые, ровно обрезанные тетрадки бюллетеня № 3. Она подошла к киоску и раскрыла верхнюю в стопке тетрадку. Вот ее статья: «Е. Руднева. Биологические наблюдения…» Все так, как она писала… Киоскер равнодушно считает мелочь в красной мыльнице, на Женю не смотрит, и слава богу!
— Я возьму три бюллетеня, нет, пожалуй, пять.
— Берите, девушка, берите.
Спрятав бюллетени в портфель, Женя побежала на лекцию в Коммунистическую аудиторию. Перед дверьми аудитории стояли ее сокурсники, дожидались звонка. «Сейчас это произойдет», — мелькнуло в мыслях. Она даже приостановилась, собираясь с духом, но никто ей ничего не сказал, наверное, еще не прочитали. Разговор шел о зачетах, о предстоящих экзаменах, и, заговорившись, Женя забыла о своей статье. Среди громкого разговора с нервными предэкзаменационными смешками кто-то взял Женю сзади за локоть.
— Поздравляю с дебютом, — негромко сказала Наталья Яковлевна Богуславская.
Женя разом покраснела и смешалась: «Случилось!»
— Очень дельно и выводы интересные, — сдержанно, «по-педагогически» продолжала Богуславская.
— Наталья Яковлевна, вы серьезно?
— Вполне. Молодец, и русским языком хорошо владеете.
Лекцию по физике Женя слушала невнимательно, записывала мало.
— Ты чего улыбаешься? — шепотом спросила соседка.
«Фу, как глупо, — спохватилась Женя, — нашла время мечтать».
Склонилась над тетрадкой, шепотом ответила:
— Ничего, пишу вот.
После занятий ее поздравили коллеги из отдела переменных звезд, и теперь она успокоилась: чепухой ее статью не назовут. Волю своей радости Женя дала дома. Она выложила перед Анной Михайловной все пять экземпляров бюллетеня, открыла один на странице, где начиналась ее статья, и сказала торжествующе:
— Вот, мама, читай произведение своей дочери. Видишь: «Е. Руднева».
— Да что же я тут пойму, Женечка?
— Что будет неясно — объясню.
Вот и второй курс. Уже сданы две экзаменационные сессии, теперь она не новичок в университете, и на старшекурсников она уже смотрит без прежнего восхищения. Школьное детство окончательно стало прошлым, но оно не забыто, особенно щемит сердце, когда вспоминается Салтыковская школа, где было столько счастливых дней. Подумать только — прошло 5 лет!
Женя давно собиралась съездить в Салтыковку, но все как-то не получалось. Но вот 15 октября 1939 года неожиданно представился случай — отменили лекцию. Женя поехала на вокзал и около двенадцати сошла с электропоезда в Салтыковке. Лестно было появиться студенткой в школе, где ее знали маленькой девочкой. Она приоткрыла дверь директорского кабинета и увидела за столом Николая Степановича Кудасова, который в ее бытность семиклассницей занимал должность завуча.
— Здравствуйте, — сказала Женя и вспомнила: точно так же она заглянула к директору в первый раз в 1929 году.
Директор поздоровался, но головы не поднял.
— Я здесь училась, Николай Степанович!
— Руднева… Женя! Заходи, что ж ты встала. Извини меня, пожалуйста, думал, какая-нибудь мамаша привела своего отпрыска в первый класс записывать. Думаю: «Встречу строго».
— Так ведь уже октябрь.
— А все равно ведут, раскачиваются долго… Вот какая ты стала, за мамашу принял. Сколько же мы не виделись?..
А в перемену в учительской Женю обступили учителя, ей радостно улыбались, кто-то из старушек даже поцеловал ее. Она смотрела в знакомые лица, которые за пять лет стали немножко другими — у одних более резкими сделались складки у носа, больше появилось морщин, у других поседели головы.
— Кто эта красивая барышня? — весело спросила Мария Ивановна, учительница литературы, подходя к Жене. Они расцеловались.
— Мария Ивановна, вы меня помните?
— Не только помню, но и часто рассказываю о тебе моим архаровцам. Вот и звонок, не успеешь поговорить. Хочешь посидеть у меня на уроке? Поглядишь на «нынешних». Помнишь, как у Грибоедова: «Вы, нынешние, нут-ка!» Сравнишь.
— С удовольствием.
Когда они вошли, класс встал, знакомо гремя откидными досками парт, и было заметно душно — плохо проветрили; когда сама была школьница — этого не замечала. Мария Ивановна сразу из доброй Жениной знакомой превратилась в строгого педагога.
— Садитесь. У нас на уроке сегодня присутствует наша бывшая ученица, круглая отличница, а теперь студентка механико-математического факультета МГУ, будущий астроном Женя Руднева; я вам о ней рассказывала.
Ребята смотрели на Женю во все глаза, ждали, что она скажет. Какой-то нетерпеливый и хитрый мальчишка, по извечной ученической манере стремясь использовать любую возможность, чтобы оттянуть неприятный момент, когда тебя вызовут к доске, тотчас спросил:
— А в телескоп вы смотрите? На Марсе может быть жизнь?
— Э — нет! Все вопросы после урока, — пресекла диверсию Мария Ивановна. — Садись, Женя, где тебе удобно.
Женя улыбнулась — уж очень все это было знакомо, совсем ведь недавнее прошлое. Она села на самую заднюю парту и приготовилась слушать. Оказывается, очень солидно звучит: «студентка МГУ, будущий астроном Руднева». Сначала ребята на нее оглядывались, а потом забыли.
После урока на Женю обрушились десятки вопросов.
— Подождите, ребята, — сказала Мария Ивановна. — Вы лучше послушайте, какое впечатление вы производите на постороннего человека.
— Ну, что ж, класс, по-моему, неплохой, но отвечаете вы как-то скучно, видимо, все-таки недостаточно читаете. Человеку, который мало читал, будет трудно поступить в любой вуз. Это сразу станет заметно на экзаменах. Если плохо знаешь русский язык и литературу, очень трудно отвечать и по другим предметам, не сумеете двух слов связать. И все же шумно.
Когда они с Марией Ивановной вышли в коридор, учительница одобрительно заметила:
— А ведь у тебя педагогическое чутье — из тебя бы хороший преподаватель вышел. Знаешь, как они свои «неуды» оправдывают? «Мне литература не нужна, русский не нужен — я в технический пойду, буду инженером». Я их, что называется, разоблачаю, но чувствую, мне не верят, «она, мол, пристрастна, свой предмет защищает». А вот когда кто-нибудь другой скажет, да еще студентка, — это для них авторитет. Может, еще передумаешь, после университета в школу пойдешь? А?
— Нет, Мария Ивановна, буду астрономом, теперь решено. Звезды — это так здорово, вы не представляете!
— Ну что ж, станешь хорошим ученым, будем тобою гордиться, портрет, может быть, в коридоре повесим. Ой, Женюра, ты уже студентка второго курса, только подумать!
— А мне иной раз кажется, что я еще маленькая. Люди совершают такие дела, а я и сотой доли того не смогла бы совершить…
— Ну полно, ты сможешь, ты обязательно сможешь и не только сотую долю, а все сто тысяч. Ну, а потом, если уж так говорить, твое детство только-только кончилось, ты в самом деле еще не очень большая. Тебе рано сетовать, но начинать делать серьезные дела надо стараться как можно раньше, в этом ты права. Если же откладывать, успокаивать себя: я еще молода, еще успею, лучше схожу в кино, то потом оглянешься и ужаснешься — годы проскочили без следа, у глаз морщинки, седые волоски, и уже никто не говорит о тебе как о перспективном специалисте. Это трагедия, и автор ее ты сама. Вот так, Женечка.
Новый, 1940 год Женя осталась встречать дома. Поджарила утку, сделала салат и, усевшись с книгой в угол дивана, стала поджидать родителей.
Накануне ее пригласили отпраздновать Новый год в студенческой компании, она отказалась. Очень хотелось побыть среди своих, но Женя знала, что никакой радости не получится. Потому что в той же самой компании будет присутствовать Витя. Однокурсник Витя, на которого она тайком поглядывала на лекциях, кому мысленно всегда желала победы в футбольных баталиях, при встрече с которым у нее тревожно-счастливо становилось на душе. Дело в том, что этот Витя стал ухаживать за высокой надменной девушкой с их курса, сидел теперь только с нею рядом, и это всеми было замечено. Конечно, и на новогодний вечер они придут вместе. Так что уж лучше сидеть дома, чем с неприятным чувством наблюдать за Витей и его новой приятельницей, видеть, как он заинтересованно наклоняется к ней, с какой готовностью идет с нею танцевать снова и снова, как мало замечает других, как равнодушно будет смотреть на нее, на Женю, как рассеянно и односложно будет ей отвечать.
Нет уж, лучше пусть уютно тикают старые ходики, за окном в слабых лучах уличного фонаря косо летит снег, под ладонью ощущается теплая пушистая шерсть лежащей рядом Яринки.
