Александр Журавлев - Рассказы о героях
Так шли третий день. Уничтожали мосты, склады, вырубали фашистские гарнизоны в селах и небольших городках.
Люди устали. Держались на последнем пределе сил. Алексей видел, как некоторые бойцы засыпали в седлах.
— Как ребята? — спросил Ульченко.
— Трудно всем, — коротко ответил Алексей.
— М-да, — буркнул Ульченко и вдруг тряхнул головой: — А ты знаешь, у меня на родине, наверно, уже снегу по колено. У нас всегда рано выпадает. Бывало, возьмешь лыжи и айда в лес. А на деревьях шапки белые… И тихо… Эх, хорошо!
Алексей подумал, что, в сущности, он мало что знает о своем боевом друге. И тут же решил обязательно при случае душевно поговорить с Ульченко.
Под хутором Булахи, в нескольких километрах от Харькова, полк попал в трудное положение. Немцы сдавили корпус танковыми клещами. После ожесточенного боя, пробивая себе дорогу гранатами, корпус вышел из окружения и ушел к линии фронта. Мерзлая земля звенела под копытами, как медь. И этот звон долго слышали бойцы полка, где служили Трофим Ульченко и Алексей Воронцов. Полк остался прикрывать отход.
После первой танковой атаки, когда снежное поле перед наспех вырытыми окопами почернело от копоти и подбитые танки дымили, как свечки, они сидели вдвоем — Ульченко и Воронцов. Сидели, прижавшись спинами к стенке окопа, жадно курили махорку. И вот тогда-то состоялся душевный разговор, которого так желал Алексей.
Алексей слушал Ульченко, глотал горький дым, и родные картины вставали перед ним. В речке, о которой говорил командир, он видел свою, в селе друга узнавал свое — Нижний Куреней, затерявшееся в глухом уголке Абдулинского района. Политрук вновь видел седые лохматые брови деда Евстигнея, старого хлебороба, недоверчиво относившегося ко всякой науке. Бывало, встретит он Алексея, кашлянет, сдвинет к переносице кусты бровей, расставит ноги в порыжевших юфтевых сапогах, в которые заправлены латаные ситцевые шаровары, обопрется на палку и начнет долгий спор.
— Ну-ка, шас поговорим с тобой, агроном…
И всегда дед Евстигней любил кончать разговор немудреной загадкой.
— Ты вот науки изучил, агроном. А скажи, весной пахарю когда выходить?
Алексей давно знал, что за этим последует, но не желая обижать старика, серьезно отвечал:
— Как почва прогреется, так можно и начинать. А температуру термометром определить недолго.
— Кхе-кхе-кхе, — беззвучно смеялся дед. — Вокурат, значит? Кхе-кхе… А мы, бывалыча, возьмем в руку комок, помнем, понюхаем и знаем. Во!
Довольный Евстигней уходил от агронома, тихонько кхекая под нос.
Все это вспомнил Алексей здесь, в окопе под Булахами, греясь махоркой и слушая Трофима Ульченко.
— Идут! — вскинулся тревожный голос. И снова рвались снаряды, пули искали свои жертвы. И снова рассыпанные по полю зеленые фигуры бежали, стреляя из автоматов, и падали, словно споткнувшись о невидимое препятствие.
Алексей бил из пулемета. Когда немецкие танки рванулись вправо, обходя эскадрон и намереваясь ударить с фланга, Воронцов схватил противотанковое ружье и ползком подался тоже вправо. Мельком увидел бледное лицо Ульченко, которого двое бойцов волоком тащили к оврагу. Алексей хотел броситься к Трофиму, но совсем рядом гудели танки, длинные стволы их шевелились, нащупывая цель.
Трах! Сыпанули искры на танковой башне. Не берет! Алексей снова прицелился на этот раз в гусеницу. После выстрела она тяжелой змеей вытянулась на снегу. Танк закрутился на месте, яростно стреляя из пулеметов.
Со вторым танком Алексей разделался быстрее, поджег его, а затем сжег и первый.
Потом была тишина, какая бывает только на переднем крае, когда обе стороны затаились, набираясь сил и решимости. Пушки молчали, винтовки и пулеметы остывали, и только жирная копоть от горевших танков носилась над полем сражения.
Алексей узнал, что Ульченко контужен и отправлен в полковой лазарет. Стало грустно, что вот провоевали плечом к плечу целых три года, хватили лиха немало, и теперь расстались. Доведется ли встретиться?
Обошел бойцов. Поговорил со всеми.
Позвонил командир полка:
— Что? Ульченко? Жаль. Тебе, политрук командовать эскадроном. Держись! Еще немного. К утру уйдем.
Алексей понимал, что держаться надо. Но как? Людей половина выбыла, патронов почти нет. Гранаты да шашки.
Ночь прошла спокойно. Едва забрезжил морозный рассвет и кончики деревьев зарозовели, немцы кинулись в атаку. По тому, как они не сгибаясь шли в рост, не обращая внимания на потери, чувствовалось, что они решили во что бы то ни стало смять дерзкий полк. Танков не было, но через головы наступающих по окопам кавалеристов били минометы.
Алексей чувствовал, что с горсткой бойцов не удержать позиций. И напряженно думал, искал выхода, как остановить эту горланящую, катившуюся на него лавину. Алексей встал во весь рост. Выхватил шашку, левой рукой сжал пистолет. Невидящими глазами в одно мгновение окинул своих бойцов, громко крикнул:
— За мной! Круши гадов! — и шагнул вперед. Пошел навстречу врагу. Потом побежал, держа шашку на отлете. Что-то кричал, не слыша своего голоса, и ощущал топот ног сзади.
— А-а-а! — понеслось над полем от эскадрона к эскадрону. Следуя примеру бойцов Воронцова, полк поднялся и рванулся вперед.
Схлестнулись. Где сыскать меру той злости и ярости, что движет разумом русского солдата в рукопашной? И есть ли та преграда, которую он не сокрушил бы и эту минуту? Страшен русский солдат, сойдясь грудь на грудь с врагом, страшен своей неизмеримой смелостью, напряжением сил.
Алексей ничего не видел вокруг себя. Каким-то сверхъестественным чутьем он находил в этой кутерьме врагов и крушил шашкой. Кидался в самые опасные места.
И вдруг что-то ударило в спину. Алексей как бы сразу очнулся, изумленно прислушался к себе. Хотел повернуться, но тело стало неожиданно легким, и Воронцову показалось, что сейчас он оторвется от земли и полетит…
В то декабрьское утро ему шел двадцать шестой год.
…Командир полка прислал в Абдулино письмо. Он сообщал, что возле хутора Булахи Нововодолажского района Харьковской области есть братская могила. В ней похоронен и Герой Советского Союза старший лейтенант Алексей Парамонович Воронцов.
На братской могиле установлен памятник «Скорбящий боец». Зима укрывает павших героев белым покрывалом, а весной и все лето памятник утопает в живых цветах. Приезжают к нему школьники со всех концов Харьковщины. Не забывают его жители хутора Булахи, возле которого погибли советские парни.
Когда утрами встают зори на востоке и первые лучи касаются коленопреклоненной фигуры солдата, кажется, что он оживает. Вот он сейчас встанет, стряхнув с плеч холодную каменную тяжесть, и шагнет с пьедестала, пойдет навстречу заре…
1967 г.
В. Платонов
ВПЕРЕДИ НАСТУПАЮЩИХ
Герой Советского Союза
Иван Андреевич Гниломедов
— До встречи, Нижний Тагил! Спасибо за машину! — крикнул и помахал рукой танкист, младший лейтенант Иван Гниломедов.
Эшелон набирал скорость. Худощавый, с тонкими чертами лица, крепко сбитый офицер стоял на платформе возле своего Т-34. О чем он думал? Может быть, о недавно услышанной легенде про седую девушку. Там, где она роняла волосы, появлялось белое волокно, не сгоравшее в огне. «Вот бы танки, сынок, этим асбестом, — говорил танкистам старик на заводе, где они получали машины. — Пусть попробовал бы тогда фашист поджечь…» А возможно, младший лейтенант думал о славных тружениках Урала, взявших на свои плечи снабжение фронта боевой техникой.
Эшелон делал короткие остановки. Танкисты соскакивали с платформ, бегали в продпункт, за кипятком. И опять мелькали уральские леса, занесенные снегом. Плыли склоны гор под глубокой синевой неба.
Танкистам казалось, что не будет этому ни конца, ни края. Но однажды утром они не увидели гор. Не было и вековых сосен в мохнатом инее. Эшелон несся по европейской части Союза. Мелькали на равнинах то в сиянии дня, то затемненные села, деревушки, города.
А потом — налет «юнкерсов» и выгрузка на опаленной земле Украины. Гниломедов увидел обгоревшие тополя, почерневшие и разрушенные хатки, печальных, но не сломленных людей. Ненависть к врагу кипела в сердце офицера. С этим благородным чувством в душе он и вступил в жаркие и очень тяжелые бои.
* * *Командир танка Гниломедов имел боевой опыт: в недавнем прошлом он служил разведчиком на Карельском фронте. Это помогало воспитывать членов танкового экипажа. А дерзость и внезапность на поле боя всегда обеспечивали ему успех. Младший лейтенант умение сочетал с мужеством, решительность — с отвагой. Он никогда не действовал очертя голову, не пренебрегал осторожностью, чтобы сохранить и людей, и машину.
