Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны - Олег Юрьевич Рой
Корнет был позывной командира прикрывавшей «Рафаила» группы истребителей.
— Какого типа РЛС? — уточнил Руднев, но ответить оператор не успел. Его перебил один из пилотов-наблюдателей, также находившийся в аппаратной:
— У ангара внизу пусковая установка с четырьмя ракетами! Расстояние четыре километра, пеленг сорок пять, похоже, готовятся к пуску!
— Без паники, — отчеканил Илья. — Выстрелить — не значит попасть. Толя, разворачиваем вправо, следи за форсажем…
Но Ил-22 — это не МиГ и не Су, это тяжёлый четырёхмоторный транспортник, и маневренность у него не такая, как у того же истребителя. И всё-таки экипаж сделал всё, что мог, и даже немного больше, но…
— По нам отработал «Бук», — сообщил командир группы управления. — Не добили гада. Сбрасываем ловушки…
Но было поздно — ЗРК противника бил с «пистолетного» расстояния, и предпринять какие-то меры было сложно. К тому же ракеты «Бука» наводились в полуактивном режиме, что затрудняло применение средств радиоэлектронной борьбы. Толик поймал себя на том, что нервно улыбается. Это заметил и командир:
— Чего лыбишься, Баженов?
— «Бук», — объяснил Толя, — такой же, как тот, которым укры сбили малазийский «боинг». Может, даже тот же самый…
— Сейчас наши его накроют, — проворочал бортинженер Саид. — И РЛС, и пусковую установку, но нам-то от этого не легче…
На самом деле ситуация была страшной — тяжёлый самолёт летел, преследуемый четырьмя мощными ракетами, каждая из которых могла сбить его, и не имел ни малейшего шанса уклониться от смертоносных снарядов…
— На «боинге», кстати, боеголовка по кабине сработала, — продолжил нагнетать Саид. — Так что…
— Отставить разговорчики! — зло сказал Руднев.
— Одна из ракет повелась на ловушку, — сообщили из аппаратной. — Вторая, похоже, тоже или сама с курсу рыскнула, непонятно. Осталось две…
В воздушном бою всё происходит очень быстро. Ещё звучали в воздухе последние слова доклада, как самолёт тряхнуло так сильно, словно чья-то гигантская рука со всего размаху врезала по нему.
Первая ракета настигла цель.
* * *
— Мы всё ещё летим, — заметил Толя сквозь гул и звон в ушах.
— Что с двигателями? — спросил Руднев. В кабине выло всё, кроме экипажа, — ракета «Бука» осколочная, при взрыве сотни небольших, но смертоносных поражающих элементов превращают цель буквально в решето, разрушая всё на своём пути.
— Правый концевой сдох, — сообщил Саид. — Правый средний фурычит, но маслопровод пробило, утечка. И левый средний задело, но не сильно.
— Салон, как там у вас? — спросил капитан.
— Все живы, но Анатольича ранило, — ответил командир группы управления. — Половина аппаратуры в хлам. Но это ничего, по сравнению с тем, что нас догоняет вторая ракета.
— Попытаемся от неё уйти, — предложил Руднев, глядя на Баженова.
— Справа элероны заклинило, — сказал тот, не отрываясь от управления. — Я попробую сманеврировать двигателями, но если учесть, что выжила только половина…
Тем не менее им почти удалось. Почти. Второй взрыв был, кажется, ещё сильнее — может, боеголовка ближе подошла. Самолёт швырнуло вправо, от перегрузки полопались сосуды, и у Толи с Саидом носом пошла кровь, а Юра вообще потерял сознание. К тому же несколько осколков пробили остекление кабины, и что-то, то ли осколок, то ли кусок от остекления, ударило
по лицу командира экипажа. К счастью, не сильно, но крови было много.
— Мы всё ещё летим, — заметил Толя, думая о том, что ещё не видел сына и, может, вообще не увидит.
Руднев будто прочитал его мысли.
— Говорил я тебе, не надо с нами.
— Так, командир, — медленно сказал Толя. — Не спеши ты нас хоронить. Мы летим. Не падаем. А до Ростова отсюда не так далеко. Дотянем, с Божьей помощью. — И Толя бросил быстрый взгляд на небольшую иконку святого Николая на приборной панели.
— Разве что с Божьей, — проворчал Руднев. — Я не вижу ничего из-за этой кровяхи. Что у нас с авионикой?
— Ничего почти, — ответил Толя. — Горизонтально маневрирую, а на крыльях всё отказало. Но я ещё могу управляться двигателями.
— Двигателем, — поправил его Саид. — Левый средний ушёл окончательно, правый средний вот-вот накроется. Течёт всё, и топливо, и масло…
— Нам надо дотянуть до базы! — упрямо сказал Руднев, в который раз вытирая с лица кровь. — Толя ещё сына не видел. Саид, заблокируй повреждённые участки…
— Именно этим и занимаюсь, — ответил бортинженер.
— Толя… — сказал Руднев. — Ты прав, брат. Мы вытянем. Но сейчас вся надежда на тебя. Сделай мне горизонтальный манёвр. Хоть какой-нибудь.
— Сделаю, командир, — пообещал Баженов.
Им было что терять. У Ильи Руднева подрастали две дочери-погодки; у Саида, несмотря на молодость, — дочь и сын. У Толи только что родился первенец, а Юра, который пришёл уже в себя, но сидел тихо, оглушённый контузией, недавно сделал предложение девочке — курсантке из лётной школы.
Им всем было что терять. Можно было бы бросить всё и катапультироваться, но даже мысль такая не пришла им в голову. «Рафаил» был уникален, в строю ВКС было только семь таких «Архангелов», да и по всему миру их было чуть больше двух дюжин.
А потом… самолёт становится тебе родным. Ты чувствуешь его, как живое существо. Ты ощущаешь его боль, как свою. Раненый капитан Руднев вёл свой раненый самолёт и думал — о своих дочках, о новорождённом младшем Баженове, ещё не успевшем получить имя, о детях Саида и тех, что когда-то родит Юре его Настя. О тысячах, миллионах других детей России, которых они защищали в небе СВО. Без их «Рафаила» небо осиротеет. Надо дотянуть его до базы.
— Топливу кирдык, — сообщил Саид, когда Толя уже видел полосу аэропорта. Садиться пришлось вручную, причём на воздушные рули самолёт реагировал очень слабо. Фактически они падали, но не камнем, а так, как по осени падает кленовый лист.
— Слава Богу, — ответил Илья. — Садиться на брюхо с полными баками — сам понимаешь…
— Почему на брюхо, командир? — спросил Баженов. — Шасси выходит, я проверил. У нас другая проблема.
— Сам вижу, — ответил Руднев. Горизонтальная скорость самолёта была слишком высокой для посадки. И сбить её экипаж не мог. — Юра, ты как?
— В п-порядке, — ответил тот. — Уже св-вязался с в-вышкой, голос-сов-вая не р-работает, но я им п-передал.
— И что они? — спросил Руднев.
— Сказали, что расчистили п-полосу, — ответил Юра. Слова он выговаривал с трудом. — В-велели с-садиться.
— А так хотелось ещё полетать, — сказал Толя и неожиданно для себя рассмеялся. Смех, конечно, был нервным, но его подхватили другие — сперва командир, потом бортмеханик и даже радист… под этот смех тяжёлый, израненный самолёт промчался по полосе и выехал на поле за ней, по-весеннему пустое,
