Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны - Олег Юрьевич Рой
Сейчас они стали одной семьей. Пятьдесят братьев. И объединял их он — майор Прокофьев. Майор, который командовал взводом, — нонсенс для российской армии, но на Донбассе и не такое бывает. Они звали его Отцом — по сути, так и было.
Вот и выходило: на одной чаше весов оказалась его семья, жена Машенька, дети, внуки, ждавшие его с войны, а на другой — пятьдесят «сыновей», инженерно-штурмовой взвод. И приходилось выбирать.
Наверное, его действительно ещё можно было бы спасти. Не так много крови он потерял, да и медики наши — настоящие чудотворцы. Но эти полсотни — они же без него осиротеют. А им надо было держаться. Увезут Отца, и бойцы сникнут. Подмога вот-вот придёт. Важно было удержать сейчас эту давным-давно брошенную мастерскую, где среди рухнувших навесов навеки застыли проржавевшие трупы тракторов и комбайнов. Почему это было важно? Потому что ремонтная мастерская пополам разрезала оборонительную линию бандеровцев. Сейчас наши соберут ударный кулак — и прорвут эту оборону через брешь, прикрытую ребятами из его взвода.
Его сыновьями. Теми, кто зовёт его Отцом. Может ли отец оставить своих сыновей в минуту опасности?
Стрельба стала громче, яростнее. Нацисты не хуже наших понимали, как была важна эта заброшенная ещё в девяностых ремонтная мастерская какого-то колхоза, канувшего в Лету сразу после «незалежности»[6]. Он собрал последние силы, взял в руки рацию:
— Так, бойцы, чего расслабились? Не отступать мне! Не так страшен чёрт, как его малюют. Но и на рожон не лезьте. Вы своим родным живыми нужны, вас дома ждут. Отстреливаем бандер, товарищам помогать не забываем!
Короткая речь буквально выжала его. Прокофьев устало откинулся назад. У него была хорошая жизнь, он все сделал правильно. Единственным, о чем сейчас жалел майор, было то, что он находился пусть и в совсем неглубоком, но тылу. Ему бы хотелось стоять плечом к плечу со своими сыновьями. А если умереть — то рядом с ними.
Было еще недописанное письмо жене, оставшееся в черновиках электронной почты на планшете. Он же всегда себе говорил: не откладывай ничего на потом, напиши ей. А в этот раз не дописал. «Я люблю тебя Маша, — подумал Прокофьев. — Люблю вас всех». Мысли путались.
Отец почувствовал прохладное прикосновение ко лбу. С трудом приоткрыл глаза — рядом никого не было, но ощущение продолжалось. Так его лба касалась влажной губкой еще незнакомая сестричка Маша, когда он бредил в лихорадке в ростовском госпитале, Маша, которая потом стала его женой. Ростов, госпиталь, солнечный свет, озарявший каштановые кудри…
Значит, конец? Но почему так тихо? И вдруг тишину разрезал свист и гул, а в ярком, весеннем небе над головой расцвели трассы[7] — повела огонь реактивная артиллерия. А затем земля вздрогнула, и грохот разрывов сообщил майору о начале артподготовки.
А значит — наши вот-вот пойдут на прорыв через МТС, которую удержали его бойцы. «Пусть они дойдут до Победы», — с этой мыслью он смежил веки.
* * *
К сборному пункту пришли те, кто мог самостоятельно передвигаться. Белизна бинтов на руках и головах, бурый от крови камуфляж. Десятки опытных бойцов, только что удержавших важную позицию и смененные свежим подкреплением, — сыновья своего Отца.
— Валёк, это кто? — толкнул напарника офицер на приёмке.
Второй солдат вскинул глаза на процессию, движущуюся от машины.
— Кто? — спросил и замолчал, видя слезы на глазах суровых воинов.
— Отец, — хрипло ответил сержант Владимир Сивцев, а потом, спохватившись, добавил: — Майор Прокофьев Александр Васильевич, командир взвода инженерно-штурмового батальона.
Архангелы бессмертны
У Толи Баженова родился сын.
Конечно, об этом сразу узнал весь аэродром — новость прилетела на «вышку», когда экипаж «Рафаила», в который входил Баженов, готовился к вылету. Командир экипажа, капитан Илья Руднев с позывным «Тёзка», отвёл своего второго пилота в сторонку и тихо сказал:
— Толя, давай я тебе увольнительную дам.
— Спасибо, брат, — поначалу обрадовался лётчик. — Придём с задания — поеду в город, к жене. Надеюсь, мне наследника покажут?
— Ты не понял, — продолжил капитан Руднев. — Прямо сейчас дам. Мы же идём… сам понимаешь куда. ПВО бандеровцев наши вынесли, конечно, но чёрт его знает…
— Ты мне это брось, командир, — посмурнел Толя. — Я в пилоты не затем шёл, чтобы чуть что, в кусты. И кто полетит, если не я?
— Авдеев, например, — предположил Руднев. — Или Ким.
— Так они оба только из полёта, — возразил Баженов. — А Ким и так под обстрелом побывал, когда высаживал десант. И Рафу нашего никто не знает так, как я. Нет, командир, я лечу, и баста. Да и что может случиться-то?
…А на войне случиться может, конечно, всякое. Тем более что «Архангел Рафаил» — не просто транспортник, это воздушный командный пункт. С ним наши «ястребки», «сушки» да МиГи работают в десять раз лучше. Но и сам он вынужден близко подходить к пресловутой «линии соприкосновения», даже пересекая её. А такой самолёт — лакомая добыча, ведь он напичкан дорогой электроникой. Есть такие только в самых первых авиафлотах мира, да и там их немного. К тому же сам самолёт большой, и поразить его проще, чем юркий истребитель, и намного проще обнаружить…
* * *
— Ну всё, с базы передают, что задача выполнена, — сообщил радист Юра. — Приказ ложиться на обратный курс.
— Командир, — донёсся по внутренней связи голос одного из операторов, сидевших в аппаратной на месте
